Белый шиповник. Сборник повестей
Шрифт:
Конюх не удивился моему приходу, и уже через несколько минут я носил тяжёлое ведро от колодца в конюшню. Лошади косили на меня фиолетовые глаза, нюхали воду и осторожно трогали её мягкими губами.
И таким покоем была полна конюшня, что все мои обиды улеглись сами собой. “На что я обиделся?
– думал я.
– На то, что мальчишки не поверили мне. Так ведь действительно странно, что трёхлетний малыш всё запомнил. Липский сам хилый, слабее всех, он завидует, что я настоящую войну видел, а он только в книжках
– Ну, спасибо, - сказал дядя Коля.
– Ступай к себе, а то небось ищут тебя уже.
Я бежал вприпрыжку обратно. Через поле, через лес. Время от времени нюхал свои ладони, потому что они пахли конём, и от этого запаха мне становилось весело на душе. Меня даже не огорчило, что Алевтина Дмитриевна полчаса ругала меня за самовольную отлучку и что ребята гоняли в футбол, а мне как всегда не нашлось пары - и пришлось быть запасным.
Я был около коней, и мне казалось, что я знал что-то такое, что другим людям неизвестно.
– Хрустя!
– сказал Серёга, когда мы улеглись на ночь и пионервожатая погасила свет.
– Ты на нас не сердись, может, ты и правда помнишь. Может, у тебя такая память.
– Гений в трусиках!
– сказал Липский, но Федул ткнул его в темноте кулаком, и он замолчал.
– У нас к тебе дело есть. Ты тут всё знаешь вокруг лагеря.
– Да ну, я только в село дорогу знаю…
– Всё равно, - сказал Серёга, - а мы вообще только на прогулку выходили. Ты видел, где сапёры работают?
– Да. Дядя Толя говорил где.
– Ну вот, айда завтра на разведку!
– Ладно, - сказал я.
– Когда немцы под боком, оружие не помешает.
Я представил, как вхожу в лагерь, весь обмотанный пулемётными лентами, с автоматом на груди. Вот Ирина-Мальвина ахнет!
– Тут мне парень из второго отряда показывал штык немецкий и две гильзы от снарядов. Это в лагере нашли! Можешь себе представить, что можно найти, где разминируют!
– Хорошо бы пулемёт принести, - сказал мечтательно Федул.
– Поставили бы в столовой на крыше, и чуть что - сразу “та-та-та”!
– Да нам пулемёт и не сдвинуть. Он тяжеленный!
– Дурачок ты! У него же колёса…
Мы долго ещё говорили об автоматах, пушках, танках.
Глава восьмая
РАЗВЕ ТЫ СОЛДАТ?
После завтрака я сунулся было на кухонный двор и с удивлением увидел, что дрова ожесточённо колет тётя Паша.
– Будь ты трижды проклято!
– приговаривала она, вытягивая завязнувший топор из чурбана.
– А где дядя Толя?
– Заболел.
– Как заболел? Где он? Я его навещу.
– Иди, иди с богом. Нельзя его навестить. Иди, иди отсюда.
– Борька! Хрустя!
– кричал Серёга.
– Борька! Куда ты делся? Ты что, забыл? Собрались идти, а ты сбежал куда-то!
–
– сказал Федул.
– Алевтина думает, что вы полочки к выставке выпиливаете. Часа три не хватится. До обеда успеете?
– Постараемся.
Мы пошли к забору, где ещё с ночи была выломана доска.
– Интересненько!
– услышали мы за спиной.
– Ладно-ладно! Всё-всё будет сказано.
Мальвина! Она стояла на крыльце своей палаты и готовилась позвать пионервожатую. Я погрозил ей кулаком.
– Сорваться хотите? Забор сломали! Всё-всё будет сказано.
– Осипян!
– сказал я.
– Иди сюда.
– Не бойся, Ира!
– прощебетал Серёга.
– Он драться не будет.
– Ну?
– Она подошла к нам вразвалочку. Но чувствовалось, что умирает от любопытства.
– Человек ты или кто?
– Да ладно тебе, - остановил меня Серёга.
– Дай честное октябрятское, что никому не скажешь…
– Вот ещё!
– Ты немцев видела?
– спросил Серёга.
– Так вот, мы за оружием идём. Нас защищать!
Ирка даже побледнела.
– А где это оружие?
– прошептала она.
– На бывшем переднем крае, на минных полях, - гордо сказал Серёга.
– Не ходите! Не ходите!
– запричитала Ирка.
– Вы же подорваться можете.
– Ирка схватила меня за рукав.
– Боречка, не ходи!
– Пусти ты меня!
– Ира!
– сказал Серёга значительно.
– Понимаешь: надо!
И она сразу как-то обмякла и ссутулилась.
– Вот, вот, - она вытащила из кармашка мятую карамельку, - вот съешьте. У меня только одна осталась.
Мы пожали ей руку и нырнули в заборную щель.
– Не!
– говорил всю дорогу Серёга.
– Она не выдаст! Она хорошая.
– Под ноги смотри! И помалкивай!
– оборвал я его.
– Тут, я видел, где-то проволочные загорождения есть.
Лес, через который мы шли, был весь переломан, почти все деревья были без верхушек, по измочаленным стволам текла смола, торчали обгорелые, вывернутые с корнем пни. Ближе к опушке стали попадаться спирали колючей проволоки, рогатки и бетонные пирамиды надолб. И тут мы увидели плакат: “Запретная зона. Мины!”.
– Вот он, передний край!
– прошептал Серёга.
Мы ступали осторожно, говорили шёпотом, словно боялись, что из обвалившейся траншеи пли из развороченного блиндажа глянет на нас пустыми глазищами полуистлевший мертвец.
За лесом было поле, и на нём копошились люди. Мы залегли на опушке и стали смотреть, что они делают. Это были сапёры. Их было несколько. Они шли далеко друг от друга, водя по траве миноискателями, словно ощупывали землю. Иногда останавливались и ставили флажки, а иногда снимали наушники и, отложив в сторону щуп, ложились на землю и начинали копать сапёрными лопатками.