Белый шиповник. Сборник повестей
Шрифт:
– Здрасти!
– поклонился я Коле-мордвину, который сидел на завалинке и чинил хомут.
– Дядя Толя у вас лежит?
– Доброго здоровьичка! Да ты никак с гостинцем?
– кивнул он на узелок.
– По всем, значит, правилам посещальщик… У меня твой приятель, у меня. Счас пойду гляну: не спит ли?
Конюх с усилием втыкал шило в кожу хомута и ловко двумя нитками подшивал войлок.
– Не сплю я!
– раздался голос из пристройки.
– Кто это?
– Это я, Боря, - просунул я голову в дверь.
–
– обрадовался старик, поднимаясь с постели.
– Вам тётя Паша гостинца посылает, - сказал я, рассматривая комнату. Это была прекрасная комната! На бревенчатых стенах висела упряжь: гужи, вожжи, хомуты и ещё всякие замечательные вещи, названия которым я ещё не успел узнать. Пахло кожей, дёгтем, лошадьми.
Дядя Толя лежал на высокой постели, покрытой попоной, а вместо подушки у него было настоящее седло.
– Ах, Боря, Боря! Не видать бы тебе горя! Ах ты мой желанный!
– приговаривал дядя Толя, разжигая примус и наливая ковшиком из ведра воду в чайник.
– Ну, рассказывай, как там у вас дела. Чего нового?
Что я мог ему рассказать? Как мы за оружием ходили?
– Дядя Толя!
– вдруг сказал я.
– Только вы не смейтесь: а что такое любовь?
– Ишь ты! А что ж это ты озаботился?
– Он даже сел от удивления и хлопнул себя ладонями по коленям.
– Ну вот, к примеру, ты маму свою любишь - вот тебе и любовь.
– Нет, - сказал я.
– Это что! Я же моей маме сын. Как же я могу её не любить?
– Бывает, - вздохнул дядя Толя.
– Всё равно, я не про то. А вот встречаются люди, раз - и вдруг влюбились. Это как? Я вот, например, ни в кого не влюбился ещё, а Серёга, например, влюбился…
– Это какой Серёга?
– Ну, из нашего отряда.
– А… Он, брат, тоже не влюбился. Это так, баловство одно…
– Так что же, мальчишка с девчонкой и дружить не может?
– Дружить, - сказал дядя Толя, - это хорошо. А влюбиться - это совсем другое.
– Вот я и спрашиваю: что это такое?
– Вот, братец, ты мой, как пристал. Ну, ладно. Я тебе расскажу. Примерно. Вот послал дед внука посмотреть, вскипел ли чайник. Ну вот, как я тебя. А внук говорит: “Дедушка, я никогда не видел, как вода кипит, как я узнаю, кипит или нет?” А дед отвечает: “Открой крышку и смотри. Когда закипит, ты это ни с чем не спутаешь!” Вот и любовь так-то: придёт - ни с чем не спутаешь. А до того голову себе не морочь. Давай чай пить.
Я разливал кипяток из тяжёлого чайника в кружки, дядя Толя всё подкладывал мне то пирожок, то кусочек сахара, так что, когда я опомнился, оказалось, что все гостинцы я сам и съел.
– Дядя Толя!
– Я чуть не заплакал.
– Как же так! Вы мне всё подкладывали, подкладывали, я всё и съел, а вам ничего не оставил. Как же вы выздоровеете?
– А мне эти яблоки и сахар вредные! У меня от них ревматизм начинается. Мне доктор сказал: “Самое полезное смотреть, как дети
– Да что вы такое говорите?..
– Можно к вам?
– Заскрипела дверь, я так и обмер: на пороге стояла Алевтина.
Глава десятая
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
– Вот принесла вам кое-чего горяченького.
– Алевтина стала доставать из кошёлки увязанные в полотенце кастрюли.
– Вот первое. Второе. Компот.
Да что ты, Аленька!
– слабо возражал дядя Толя.
– Я сыт. Беспокойство такое тебе…
Алевтина взяла веник и стала быстро подметать в каморке.
– Ну-ка, подбери ноги!
– сказала она мне, словно только что заметила. Что ты за парень такой! Ну погоди, у нас с тобой разговор будет особый.
– Да ты его не ругай! Мне с ним веселее. Он меня жалеет.
– А меня?
– подбоченилась Алевтина.
– Меня он жалеет? Меня из-за него скоро с работы снимут и из комсомола исключат. Ведь каждый день убегает! Просто бегун какой-то! И что ему в лагере не сидится? Территория большая, игротека богатая…
– Да он не специально. Он за делом уходит.
– Меня сегодня начальник лагеря вызывал. Оказывается, они с дружком (надо ещё выяснить - с кем) на минные поля ходили! Так или не так?
– Так!
– прошептал я.
– С кем ты был?
Голова моя опустилась, и уши запылали.
– Нет, - сказал дядя Толя.
– Он не скажет. Его хоть железом калёным припекай - не скажет. Казак!
– У дяди Толи в голосе вроде бы гордость звучала.
– Ты лучше, Аленька, скажи ему по-хорошему: “Не ходи, Боря, опасно там”. Он и не пойдёт. Так?
Я кивнул.
– Да что вы такое говорите! Сегодня опять командир сапёров приезжал. Из второго отряда пятеро сбежали за оружием. Начальник лагеря приказ отдал: за самовольные отлучки из лагеря исключать! Без всяких разговоров. С завтрашнего дня всех, кого вне лагерной территории заметят, сразу на линейку и с барабанным боем - домой!
– Да ведь он же не на поля минные бегает…
– Поправляйтесь, дядя Толя, - заторопился я.
– Завтра опять приду, не скучайте!
– Я тебе приду!
– закричала Алевтина.
– Видал!
– засмеялся старик.
– Не бросает, значит, меня!
– Вот.
– Конюх носил на вилах сено.
– Запас карман не трёт. Хорошо, прошлогоднее сенцо осталось, а то и постелить было бы нечего. Кобыла у меня жеребиться надумала.
– Жеребёнок будет?
– Должон.
Я заглянул в конюшню. Все кони были в поле, и только в дальнем деннике стояла старая лошадь и тяжко вздыхала.
– Вот послушай!
– Мордвин взял лошадь за недоуздок и приложил мою голову к огромному её животу.
– Вон у жеребёнка сердчишко бьётся. У матери-то сердце бух-бух, а у него тик-тик… Слышишь?