Бессмертный воин

Хендрикс Лиза

–  Мэйрвин, принеси ее сюда, прошу.

Девушка подошла и передала Алейде сверток с ребенком. Несмотря на то, что она была очень осторожна, ребенок проснулся и тихонько запищал. Девочка открыла глаза, которые поразили Иво своей бледностью.

–  Они не карие, - он сел на край кровати и наклонился, чтобы рассмотреть их.

–  Я думал, что, судя по волосам, и глаза будут как твои.

–  Сначала у всех младенцев глазки голубые, мой господин, - заметила Мэйрвин.

–  Они меняют цвет потом. А ее

глаза настолько светлые, что могут остаться голубыми.

–  Нет, они станут серыми, как у ее отца, и у нее также будет десять сотен веснушек, - сказала Алейда, разговаривая с дочкой. Она нежно провела пальцем по носику и щечкам малышки.

–  Вот тут, и тут, и тут, не так ли, сладенькая? Но мы будем волноваться об этом потом. Сейчас, пора познакомиться с папой, - она протянула ребенка Иво.

–  Мой господин, ваша дочь. Беатрис.

Беатрис. Он смотрел на младенца, серьезно глядящего на что-то невидимое в дюжине футов позади него. И потом малышка отрыгнула.

–  Давайте, мой господин, - подбадривала его Мэйрвин.

–  Подержите ее.

–  Я… я ей причиню боль.

–  Нет, не причинишь, - возразила Алейда.

–  Помоги ему. Мэйрвин.

–  Вот так, - Мэйрвин взяла его руки и сложила их так, словно это колыбель, и он почувствовал спокойствие, охватившее его при ее прикосновении. Сейчас он был очень благодарен девушке.

Алейда наклонилась вперед и положила дочку на изгиб его руки. Она начала пронзительно кричать, и Иво инстинктивно притянул ее ближе к себе и стал укачивать. Она еще немного пошумела, а потом успокоилась и устроилась у него на груди. И что-то в нем изменилось, как будто он всегда умел держать на руках дочь.

Дочь. Его дочь, к лучшему или к худшему. Он встал и понес ее к камину, для того, чтобы она не замерзла, и для того, чтобы скрыть, как тяжело ему удержаться от слез, подступившись к глазам. Когда он подумал, что женщины не видят его, он опустил пальцы в чашу с водой на столе и дотронулся до лба малышки, шепча ее имя, приветствуя ее приход на этот свет по старым обычаям.

–  Здравствуй, малышка, - он поднял Беатрис, поцеловал в лоб, и когда его губы коснулись мягкой, мокрой кожи, он почувствовал дуновение чего-то солененького. Он повернулся, удивившись: - Они все пахнут, как бульон?

Мэйрвин, казалось, забавлялась:

–  Только немного. Потом от них начинает пахнуть по-другому.

–  Что? Ой.

–  Вам повезло, что вам не придется этим заниматься, мой господин, - сказала Беата.

Но ему придется иметь с этим дело, и он заволновался от того, что он не знал, что написано на его лице. Мэйрвин подошла к нему и коснулась его руки, чтобы успокоить его.

–  Я покажу вам, милорд, если хотите. Будет хорошо, если отец будет знать, как заботиться о своем ребенке.

Беата и Алейда странно посмотрели на нее, но Иво с облечением ответил:

–  Я с удовольствием выучу этот урок, целительница. Сейчас же, если можно.

–  Но я только что запеленала ее, - возразила Беата.

–  Значит, перепеленаешь. Я ее отец, а значит должен уметь о ней заботиться, даже если никогда не буду этого делать, - он протянул малышку Мэйрвин.

–  Покажи мне.

Аледа с изумлением наблюдала за ними. Мэйрвин положила малышку в изножье кровати и распеленала ее.

–  Это хвостовой лоскут. Он идет сюда, - она обернула тканью, подвязав концы, вокруг ужасно маленькой попки.

–  Это несложно, но эту ткань следует часто менять, чтобы не появлялись опрелости. А завязки удерживают всю конструкцию на месте.

–  Покажи еще раз, - попросил Иво.

Мэйрвин повиновалась и научила его, не обращая внимания на раздражительное неодобрение Беаты.

–  Если нет чистой ткани, часто используют сухой мох или шерсть, - говорила она, предвкушая его следующий вопрос.
–

И когда вы подкалываете булавками пеленки, смотрите, чтобы не уколоть ребенка.

–  Разумеется, - бесстрастно говорил он.

–  Большое спасибо.
– Он никогда не сможет этого сделать. Никогда. «Прошу, Один, не заставляй меня делать это. Освободи мое дитя от этого проклятия, которое лежит на мне. Я сделаю всё, что угодно. Всё, что угодно».

–  Я также благодарю тебя, Мэйрвин, - сказала Алейда.

–  Я тоже не умею этого делать. Я подозреваю, что будь воля Беаты, она бы держала все в секрете, чтобы быть незаменимой на год или два, потому что мы все знаем, как я хочу поскорее избавиться от нее.

Беата фыркнула и схватила ребенка:

–  Это вовсе не секрет, но вам не придется этого делать, моя госпожа, так что вам не стоить и учиться.

–  Если послушать тебя, то мне вовсе ничего не нужно знать о ней, даже ее имя, - тяжело вздохнула Алейда, почти зевнула.

–  Видите, вы устали, - сказала Беата, но отдала ребенка Алейде.

–  Прежде чем заснуть, вы должны дать ей грудь, чтобы ваше молоко пришло. Пора вам удалиться, мой господин. Мужчине здесь делать нечего.

–  Он не увидит ничего нового, - ответила Алейда.

–  Нет, она права, я уйду. Через минуту, - сказал он Беате и Мэйрвин. Обе женщины отошли, позволяя им уединиться.

Когда он повернулся к Алейде, мучительно сознавая, что, скорее всего, видит ее в последний раз. Если видение Ари сбудется, завтра на закате он убежит с ребенком, оставив Алейду страдать от того, что он с ней сотворил.

Пока он стоял там, она расстегнула платье и приложила Беатрис к груди, которая принадлежала ему до настоящего момента. Ребенок, открыв рот, тыкался в материнскую грудь, потом нашел сосок и впился, посасывая как фермерский поросенок.