Безбожный паладин
Шрифт:
Оказавшись на улице, облегченно вздыхаем. Все же эта каменная громада ощутимо давит на мозги. Не успеваем выдохнуть, как нас перехватывает барон, лицо которого лучится счастьем. Из его слов узнаем, что ему далось договориться о встрече с купцами, которые прямо сейчас ждут моего приезда.
— Главное, — напоминает он. — Не стоит светить перед ними всем тем золотом, которое у вас есть. Сделайте намек, помашите парой недорогих безделушек — и они все ваши. И не продешевите!
Мы садимся в уютный салон Гурри, где я вновь пытаюсь найти общий язык с отмытой и накормленной девчушкой-воровкой, пока наш экипаж следует за конями Нефедоффа.
— Умоляю, господин! — стуча лбом об пол, плачет девушка. — Позвольте мне увидеться с семьей напоследок. Дайте хоть попрощаться.
Несмотря на все уговоры Масяны, она так и не приняла тот факт, что я не принадлежу к сословию напыщенных тупых аристократов, для которых жизнь бедной монстродевушки ничего не стоит. Вместо ответа я также наклоняюсь и заключаю в объятия порядком струхнувшую Черри. Успокаивая дрожащую как осиновый лист девчонку, ласково и медленно, смакуя каждое слово, рассказываю ей коротенькую сказку о том, что знает каждый нечеловек. Легенду об Избранном, который живет ради других. Ради Некотян. Ради Эльфов. Ради Гномов, рахнер, гарпий и многих-многих других.
— А теперь, — поглаживая Черри по голове, заканчиваю я. — Этот Избранный наведя порядок на материке некотян, таинственным образом перенесся сюда, чтобы помочь всем и каждому избавиться от рабства и невзгод. И ты, Черри, одна из первых, кто увидела его своими глазами.
Та, не веря своим глазам и ушам, поднимает на меня взор и, наконец-то, ее долго сдерживаемую запруду прорывает поток слез. Пока она выплескивает на меня переживания, я понимаю, что девушка, в общем-то, не похожа на некотянку. У нее нет хвоста, только небольшие рожки на голове, которые Черри тщательно скрывает.
А в следующий момент, девушка вдруг перестает плакать и вскидывает голову, уставившись на меня прямым и дерзким взглядом. Ее глаза вспыхивают молочно-белым светом, и я чувствую, как пол подо мной исчезает. Не успев вскрикнуть, проваливаюсь в темноту...
...Которая тут же сменяется жизнерадостным пейзажем. Я стою на холме у высокого дерева-гиганта, которые растут далеко отсюда. Точно не на этом материке. Из-за его ствола вдруг выходит обнаженная Черри. Она похожа на человека, только за ее спиной вдруг распускаются огромные стрекозиные крылья. Она молча смотрит на меня, но я совсем не чувствую угрозы.
— Прости, Ричард, господин мой, — звенит ее голосок. — Но я должна была убедиться в правде твоих слов. Я принадлежу к исчезающему виду элементалей. Во все времена нас было угрожающе мало, а с нашествием хумансов на земли некотян и последующей охотой на нас и совсем почти выродились. Может быть, я даже последняя...
Она подходит ближе, почти касаясь меня своим не сильно развитым телом.
— Мы спим в сознании тех, кому суждено стать нашими аватарами, просыпаясь лишь по определенным причинам. Ты стал толчком к моему пробуждению. Прошу, Ричард, не дай мне исчезнуть! Прошу...
— Но, что я могу сделать?
— Не дай нам исчезнуть... — шепчет она, растворяясь в молочно-белом свете, заливающем все вокруг...
Очнувшись, понимаю, что так и сижу на полу, опираясь на стул. Черри лежит у меня на коленях, но стоит мне дернуться, как и она открывает глаза, потягиваясь. Сейчас у нее обычный цвет зрачков.
— Что... произошло? — спрашивает она. А потом вспоминает, что только что слушала мою историю.
— Мы обязательно заедем к твоей семье! — обещаю ей. — Но чуть позже. Прости, но мне надо позаботиться о том, чтобы спасти всех, а не только твою родню...
Вскоре мы останавливаемся в богатом квартале. Черри остается внутри на этот раз с Тиемой, пока я, Томоре, Масяна и Хатико следуем за бароном и его телохранителями к одному из разукрашенных зданий. Нас уже ждут. Ворота распахиваются, и нам кланяется дворецкий в красной ливрее.
— Просим проследовать за нами, господа! — говорит он, показывая на второй этаж особняка. Там, в одной богато разукрашенной комнате нас встречает хорошо вышколенная горничная с кошачьими ушками. По ней не заметно, что ее как-то притесняют, но наверняка ее статус гораздо ниже, чем у того же дворецкого. Она провожает нас в другую комнату, представляя хозяину дома. Это оказывается невысокий полноватый мужчина, представляющий в своем лице главу торговой гильдии. Мы садимся друг напротив друга, знакомимся и плавно переходим к главному, пока кошечка сервирует нам столик.
— Значит, вам нужны продовольственные поставки, — протягивает купец по имени Адриан, задумчиво поглаживая небольшую бородку. — В принципе, это вполне осуществимо. Тем более, что с Академии сейчас идет неплохой приток довольствия. Я рад, что мне придется иметь дело с такими честными дворянами, как барон, — говорит он, глядя на Нефедоффа. — Вот только слухи говорят, что вы на грани разорения, уважаемый. А в долг мы не работаем, извините...
— Нет-нет! — горячится Василий. — Заказ хочет сделать господин Ричард, а вовсе не я.
Он даже отодвигается на край дивана, тем самым предоставляя мне право вести переговоры.
— Стало быть, Вы, господин Ричард, желаете заключить договор? — вопросительно приподняв брови, спрашивает глава торгашей. — Уж простите, но нам ничего про вас неизвестно. Как вы будете рассчитываться?
Вместо ответа я делаю знак девушкам, стоящим за моей спиной. Масяна тут же протягивает небольшой мешочек, приняв который, я аккуратно кладу на стол. Развязав тесемки, показываю жадному взгляду толстяка содержимое. Там преимущественно серебро, но кое-где проглядывают края золотых монет.
— Это задаток, — спокойно говорю я. — Теперь давайте обсудим условия...
Дом главы гильдии мы покинули лишь через два часа. Нефедофф и толстяк до хрипоты спорили, ругаясь, и торгуясь друг с другом, но, в конце концов, примирились и пожали друг другу руки, довольные сделкой. На зов главы пришел дворецкий, за которым шел человек в колдовской мантии. Под диктовку главы, он создал договор, на который мы трое капнули по капле крови. Как мне позже объяснил барон — это был стандартный договор на крови. Нарушивший его тяжело заболевал до тех пор, пока не искупал свое прегрешение.