Беззвёздная дорога
Шрифт:
Потом он снова повернулся к Фингону, и его улыбка была почти такой же светлой, какой когда-то была в Валиноре; и он поднёс руку Фингона к своим губам и поцеловал, прежде, чем отпустил. Он больше уже ничего не сказал. Они пошли дальше. Но Фингон вспомнил, что тогда подумал — как он думал и теперь — что братья Маэдроса вряд ли стали бы так уж рвать и метать.
Вскоре их охватила огромная тьма, и Фингон уже не видел Маэдроса рядом с собой. Теперь ему казалось, что он снова идёт по зелёному Белерианду, по полям Хитлума. По серой дороге он снова шёл к Этель Сириону, и он слишком хорошо знал, что лежит впереди. У них было
— О друг мой! — нежно сказал он.
***
Дорога не привела Фингона к Битве бессчётных слёз. Он готовился к этому; он был готов. Он хорошо помнил путь на битву, и ему почти удалось обрадоваться, когда он подумал, что снова увидит Хурина, которого считал своим другом. Но серая дорога пошла к югу от поля сражения и прочь, на Восток, лишь слегка отклонившись на север по восточной дороге Ард-галена, по которой он ездил так много раз; и он слышал звон оружия, но не видел сражения.
А потом воцарилось великое молчание, и всё, кроме мрачной дороги, растворилось. Фингон потянулся — и увидел, что серебряной короны на нём больше нет. Он почувствовал некое облегчение от того, что она исчезла. Но он не знал, где он находится.
Наконец, он увидел, что серая дорога привела его в небольшую серую комнату, всю из камня — и он её не узнал.
Маэдрос сидел здесь. Он был совсем один. Фингон обратился к нему по имени, но, кажется, он не слышал. Тогда он оглянулся и застыл, смущённый: ведь он был на дороге, и в то же время дорога, казалось, никуда не вела. Может быть, это был конец его пути?
— Маэдрос! — сказал он снова.
Но Маэдрос так и не пошевелился.
Он смотрел прямо на Фингона; он смотрел прямо сквозь него. Фингон повернулся и посмотрел через плечо, чтобы увидеть, что же так приковало взор Маэдроса. Но там не было ничего, кроме великой тьмы.
В верхнем углу комнаты, под сводом каменной крыши, маленький чёрный паук плёл свою паутину.
Прошло много времени. Фингон стоял тут, совершенно беспомощный, не зная, что делать, в конце дороги. Маэдрос смотрел в ничто.
Затем вошёл Маглор и медленно подошёл к брату.
— Маэдрос! — мягко позвал он его, точно так же, как это делал Фингон. Но теперь Маэдрос услышал призыв. Он моргнул, и затем слегка покачал головой.
— Может быть, сказать, чтобы принесли вина? — сказал Маглор. Он был ранен; его правая рука была сильно перевязана.
— Нет, — сказал Маэдрос.
— Тогда хлеба?
— Нет.
— Тебе лучше поесть и отдохнуть, — сказал Маглор.
— Ты это видел? — сказал Маэдрос.
Маглор ничего не ответил.
Некоторое время оба молчали. В этот момент Фингон снова попытался поговорить с ними — с ними обоими, — но ни один его не слышал. Он уже почти понимал, что они и не могут его услышать.
Потом Маэдрос стал говорить тихим голосом. Он изрёк проклятие. Страшными словами он проклинал предательство Людей и всего дома Ульфанга, и он называл предателей одного за одним и проклял их снова; и затем голос его затих, но его речь продолжил Маглор, и стоя рядом с братом, он холодным, гордым голосом произнёс третье проклятие — почти столь же могущественное, как любое из проклятий Феанора, дабы оно пало — снова и снова на тех, кто предал великий союз и привёл всё к уничтожению.
— Да будет так! — сказал он, закончив.
Но Маэдрос зарыдал, как маленький ребёнок. Он спрятал лицо в левой руке, и когда он поднял лицо, то взглянул на свою покалеченную правую руку, и заплакал ещё горше. Над ним маленький чёрный паук, закончив одну сеть, перебросил шелковую нитку к другому углу свода, и начал новое плетение.
Сердце Фингона разрывалось у него в груди, когда он увидел того, кого любил, в таком отчаянии. Ему хотелось броситься на колени, к ногам Маэдроса и взять его за руку; откровенно обратиться к нему, обещать ему утешение, и попросить его взять хлеб и вино, которые брат предложил ему. Но всего этого сделать он не мог. Когда слёз уже не осталось, Маэдрос заговорил тусклым голосом.
— Они втоптали его в пыль, — сказал он. Маглор посмотрел на него так, как будто бы хотел заговорить, но потом, кажется, передумал. — В болото из крови, которая вместе с жизнью оставила его; они повергли его на землю среди его знамён — и он был один; но он не боялся. Я знаю! Только не он!
Я боялся, — мог бы сказать Фингон. В самом конце — он боялся. Но братья не могли бы его услышать.
Маглор сделал то, чего не мог сделать Фингон, и взял Маэдроса за руку.
— Мы увидим, как он будет отмщён, — сказал он.
— Да, увидим! — сказал Маэдрос и страшно расхохотался. Он отнял руку и встал. — Так мы говорили и об Амроде, и об Аргоне, и о нашем отце, и о нашем дяде, и об Ангроде, и об Аэгноре; и о Финроде мы говорили то же самое; о каждом из нолдор, кто пали, защищая наш союз, покуда он длился, — а теперь он разбит, и всё превратилось в пепел! За нас отомстят? Нет, — наконец он отвернулся от того страшного, на что смотрели его глаза, и обернулся к Маглору. – Нет, никто не будет отмщён.
— Не надо так говорить! — сказал Маглор. — Отчаяние нам не поможет.
— Отчаяние? Скажи лучше — правда. Нам ничто не поможет. И всегда было так. Наш отец это понял перед тем, как умер. Мы выбрали себе врага, которого не можем победить — ни отвагой, ни силой оружия, ни дружбой, ни какой бы то ни было надеждой. Ну да довольно о нём! — почти выкрикнул Маэдрос. И потом он сказал снова, уже спокойнее:
— Хватит о нём.
— Маэдрос? … — сказал Маглор.
Маэдрос обвёл взглядом серую комнату. Фингон тоже осмотрелся, и теперь он увидел, как кругом множество мелких пауков, которые свили себе гнёзда в тенях потолочных сводов. Эти паутины пересекались друг с другом, и всё, что было вверху, превращалось в сеть; и Фингон подумал, что этого они и хотят, и что когда их сеть будет завершена, они сбросят её, как мог бы сделать рыбак, чтобы поймать то, что можно поймать.
— Помнишь то, что ты мне сказал там, над гаванью Лосгара? — сказал Маэдрос. — Что те, кто пришёл с нами в Средиземье, были тут, с нами, всем сердцем? Помнишь?
— Помню, — сказал Маглор.
— Но я ведь не был здесь всем сердцем всё время, — сказал Маэдрос. — Не был. Я пытался одновременно идти двумя путями, и в конце концов пришёл в никуда. Я вёл себя глупо.
— Ты был прекрасным вождём для нас…
— Разве?! И завёл в такое место! — Лицо Маэдроса исказилось от горя. Фингон едва его узнавал. – Нет, Маглор. Нет, ты был прав. И теперь моё сердце будет единым. Я теперь должен быть единым.