Беззвёздная дорога

emilyenrose

***

Итак, Фингон шёл по широкой серой дороге через Дориат к мосту и вратам под скалистым холмом, и затем пришёл к обитаемым пещерам Менегрота. И он остановился, изумлённый, на пороге огромного зала. Когда его кузены из дома Финарфина говорили, что жилище Тингола и Мелиан прекрасно, он подумал, что оно прекрасно по-средиземски. Однако здесь, под холмом он узрел видение неомрачённого Валинора, сотворённое в шёлке и камне. Глядя на всё это, Фингон теперь понял, почему его кузина Галадриэль много лет не могла заставить себя уйти отсюда — хотя она была таким же ожесточённым врагом Моргота, как и все его родичи, и пришла в Средиземье, чтобы создать себе королевство.

— А мы-то называли вас всего лишь «серыми эльфами»! — выговорил он вслух. Нолдор создали множество прекрасных королевств в Белерианде, но несмотря на всё свою искусство и мощь, они не построили ничего подобного.

В дальнем конце зала на высоком помосте были два великих трона. Рядом с ними стоял величественный король. Корона его была сделана из слоновой кости, а украшена она была не драгоценными камнями, но зелёными лесными листьями, — словно бы сокровищ из простых камней было бы недостаточно, дабы почтить такое величие. Его волосы были длинными и тёмными, а глаза ярко сияли: он был молод, прекрасен и великолепен — Диор Элухиль, потомок трёх рас, достойный сын Берена и Лютиэн. Фингон едва не преклонился перед ним.

Тогда он понял, что король его не видит. Его яркие глаза следили за дверью в зал, и широкая дорога, на которой стоял Фингон, вела прямо к его ногам. Фингон обернулся и посмотрел назад. За ним по каменному залу в зловещем боевом строю шли шестеро. Пришли они с оружием и в броне, и отряд их родичей, подобных призрачным видениям, шествовали за ними, и лица их были бесстрастны. Они вошли в тронный зал — плечо Амраса прошло прямо через Фингона, как будто бы его не было здесь, — и остановились под спокойным взглядом Диора.

Взгляд Фингона метался между его кузенами и королём Дориата в недоумении и скорби. Диор был всего лишь серым эльфом и к тому же — сыном смертного человека, и он смотрел со своего тронного места на шестерых принцев высокого рода, рождённых в Валиноре под светом Дерев. Однако он был прекрасен — а они нет. На самом деле они сейчас казались больше похожими на представителей людского племени, чем Диор: ибо годы вырезали на их лицах складки скорби, и они были отмечены болью и печалью, и долгим отчаянием, гордостью, жестокостью и лицемерием, гневом давним и новым, и скорбью, которой не было конца. Свет ещё сиял в их глазах, но его стало гораздо меньше. И при том, что этот свет гас, пламя в глазах Маэдроса горело ещё ярче. В великой скорби смотрел на это Фингон; и это пламя было, как факел.

— Что привело шестерых бродяг в Менегрот в этот час — ведь никто не возвещал об их приходе и не приветствовал их? — сказал Диор. — Я не послал никакого ответа на ваше высокомерное письмо. Разве такого ответа вам не было достаточно?

— Неужто тёмный сын смертного племени осмеливается говорить так с князьями нолдор? — требовательно спросил Карантир.

— Когда я увижу князей, то буду говорить с ними по-хорошему, — сказал Диор. — Сейчас же меня окружила шайка грабителей — и к тому же грабители эти дурно воспитаны; я буду говорить с ними так, как они того заслуживают — и даже более снисходительно, чем они того заслуживают. Потомок Лютиэн кое-что ведает о сыновьях Феанора! Я знаю тебя и тебя, — сказал он, посмотрев сначала на Келегорма, и потом на Куруфина. — Вы всеми силами пытались повредить моей матери, и было бы справедливо, чтобы ни один из вас не вышел из Дориата живым. Но у вас ничего не получилось, а я милосерден. Так что я скажу вам всем: прочь!

Келегорм зарычал, а рука Куруфина схватилась за рукоять меча. Но тут заговорил Маэдрос — очень спокойно, и всё в зале замолкло при звуке его голоса. В нём была сила того, кто некогда тоже был королём.

— Диор, поскольку твой дед и мой дед были друзьями на берегах озера Куивиэнен, я скажу это снова, — сказал он. — Мы не хотим быть твоими врагами. Не позволяй гордости привести тебя к гибели. Верни же теперь законным владельцам то, что было похищено у вора, и мы уйдём с миром, и благословим твоё имя.

— Маэдрос! — сказал Диор. Внезапно он улыбнулся — хотя и грустно. — Могу я тебя так называть? Неужели ты действительно думаешь, что я говорю так из гордости? Нет: это жалость. Если ты не хочешь быть моим врагом — я не буду твоим. Мне кажется, что я знаю слова вашей клятвы — и слова эти недобрые. Один Сильмарилл находится здесь, в Дориате: я вижу перед собой шестерых братьев. Кто из вас будет владеть им? И не должны ли другие тогда убить его?

Никто из братьев ему не ответил. Фингон увидел, как глаза Маэдроса расширились — совсем чуть-чуть, а Маглор замер; однако Келегорма, Куруфина и Карантира слова короля не тронули, а Амрос отвернул взгляд.

— Я думаю, что так они и должны поступить — пока не останется только один. И я вижу, что некоторые из вас тоже так думают, — сказал Диор. — Нерадостно мне было бы стать причиной столь страшного горя! И именно потому, что наши деды были друзьями на берегах Куивиэнен, я снова скажу вам — прочь. Идите отсюда с миром. Никто не помешает вам, несмотря на то зло, что вы причинили моей матери. Идите! Уйдите сейчас же! Совершите какое-нибудь лучшее дело, чем это!

Однако Маэдрос сказал тихо:

— Так мы поступить не можем.

Со звенящим звуком он достал свой меч. Этот клинок был знаком Фингону. Это был тот же меч, что Маэдрос носил, как повелитель Химринга — он был откован в Хитлуме народом Финголфина. Фингон сам дал его Маэдросу.

И затем началась битва. Тщетно Фингон тянул руки и пытался удержать своих кузенов: руки его проходили через них, как если бы он был призраком. Маэдрос и Маглор сразу бросились на Диора, а Амрас и Куруфин повернулись, прикрывая их сзади, в то время, как Карантир и Келегорм выкрикивали приказы своим дружинникам. Отряд Карантира рванулся вперёд, рубя дориатрим, которые пытались прийти на помощь своему королю. Люди Келегорма разделились на отряды и побежали прочь через множество дверей, что вели в тронный зал, а Келегорм кричал им в спину: «На охоту!». И Фингон продолжал видеть их — как будто бы стены пали: они повиновались приказу своего повелителя — и вели охоту через множество залов и пещер Менегрота; они гнали перед собою женщин и детей, и убивали всех, кто поднимал против них оружие, и прорубали великолепные гобелены, которые давным-давно создали королева Мелиан и её прислужницы.

Жители Дориата оборонялись, как могли, и их оборона была прочна — ибо их было больше, и они защищали свой дом, который любили. Но мало кто из подданных Тингола когда-либо принимал участие в войне. Они полагались на то, что их защитит искусство Мелиан, и даже те, кто сторожил границы, полагались скорее на тайну и скрытность, сражаясь с отрядами орков-мародёров, и редко участвовали в открытом бою. Но они сражались с нолдор с восточной границы, с нолдор, которые выдержали долгую осаду, с ветеранами Дагор Браголлах, с тем, кто выжили после взятия Аглонского перевала и падения Химринга, кто снова сражался в Битве Бессчётных слёз и ещё не погиб. Сам Моргот учил их искусству войны. И они хорошо выучили свой урок.