Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
«Смлость города берегь!» — сказалъ себ Самсоновъ и сталъ y самаго входа.
Такимъ образомъ, молодой Минихъ, входя, тотчасъ его увидлъ.
— Это онъ и есть? — спросилъ онъ швейцара.
— Онъ самый, ваше сіятельство.
— Ты что это наплелъ на меня? — обратился онъ къ Самсонову. — Да постой, лицо твое мн словно знакомо…
— Ваше сіятельство не разъ уже меня видли, — отвчалъ Самсоновъ и прибавилъ шопотомъ: — Присланъ я къ господину фельдмаршалу подъ кровомъ глубочайшей тайны, дабы чести его порухи не было.
— Отойди–ка, — сказалъ Минихъ швейцару. — Кто жъ это прислалъ тебя?
— Артемій Петровичъ Волынскій.
При имени павшаго въ немилость кабинетъ–министра молодой графъ поблднлъ и нахмурился.
— Ты, врно, съ письмомъ отъ него? — спросилъ онъ.
— Съ письмомъ; но мн велно передать его въ собственныя руки вашего батюшки.
— Я уже передамъ; а ты здсь обождешь.
И, взявъ письмо Волынскаго, сынъ фельдмаршала удалился.
Минуты ожиданія были для Самсонова томительны и страшны.
«А ну, какъ старый графъ не захочетъ ввязаться въ это дло и отошлетъ меня назадъ, или просто прикажетъ арестовать меня?»
Ждалъ онъ, пожалуй, десять, много двадцать минутъ, но протянулись, сдавалось ему, цлые часы, пока не явился наконецъ денщикъ и не повелъ его съ собой. Поднявшись по широкой, устланной ковромъ лстниц во второй этажъ, они черезъ пріемную прошли въ графскій кабинетъ. Освщался кабинетъ столовой лампой, покрытой большимъ абажуромъ, а потому въ немъ царилъ мягкій полусвтъ.
Старикъ–фельдмаршалъ сидлъ за письменнымъ столомъ въ кресл, но, несмотря на свои 57 лтъ, сидлъ по–солдатски браво, какъ говорится: точно аршинъ проглотилъ. Благодаря строгому образу жизни, правильныя черты лица его и теперь еще не расплылись, не обрюзгли. Съ головы до пятокъ онъ былъ такъ сухощавъ и крпокъ, что ему можно было предсказать очень долгій вкъ; здоровый организмъ его только больше все высыхалъ бы и становился бы оттого еще какъ бы прочне. Въ свтло–голубыхъ глазахъ его, почти лишенныхъ бровей, свтился сухой же и трезвый, непреклонный умъ; блдныя губы были скептически сжаты.
«Вотъ кто привыкъ повелвать!» мелькнуло въ мысляхъ Самсонова.
Графъ Бурхардъ Христофоръ Минихъ не даромъ началъ свою военную карьеру подъ начальствомъ двухъ знаменитыхъ полководцевъ: принца Евгенія Савойскаго и герцога Мальборугскаго. Затмъ онъ отличился, какъ инженеръ, постройкою въ ландграфств гессенъ–кассельскомъ канала между двумя рками; въ 1717 году поступилъ въ саксонско–польскую армію съ чиномъ генералъ–маіора, а въ 1721 году, по предложенію русскаго посланника въ Варшав князя Долгорукова, перешелъ навсегда на русскую службу, на которой сперва выказалъ себя достройкою Ладожскаго канала и учрежденіемъ перваго y насъ кадетскаго корпуса. Въ данное время онъ былъ президентомъ военной коллегіи, генералъ–фельдцейгмейстеромъ, главнымъ начальникомъ инженернаго корпуса, и, въ качеств генералъ–фельдмаршала, въ войнахъ съ врагами Россіи покрылъ русское оружіе неувядаемою славой.
Выславъ вонъ денщика, фельдмаршалъ подозвалъ къ себ Самсонова, приподнялъ абажуръ на ламп и, прищурясь, внимательно вглядлся въ лицо юноши, точно изучая его характеръ; а затмъ замтилъ по–нмецки сидвшему тутъ же сыну:
— Знаешь ли, онъ мн нравится.
— Осмлюсь доложить вашему сіятельству, — заявилъ тутъ Самсоновъ, — я понимаю по нмецки.
— А! Гд жъ ты научился этому языку?
Самсоновъ объяснилъ, что наслышался въ дтств отъ управляющаго имніемъ своихъ прежнихъ господъ, Шуваловыхъ, барона Врангеля и его дтей.
— Такъ ты, пожалуй, и говоришь тоже по–нмецки?
— По малости.
— Это облегчитъ еще дло. Но скажи–ка, какъ тебя пропустили ко мн? Вдь вс y васъ тамъ подъ арестомъ?
— Я, ваше сіятельство, не спрашиваясь, убгомъ убгъ.
И въ нсколькихъ словахъ онъ повдалъ о своей «скачк съ препятствіями».
— Прехвально; не даромъ же пишетъ Артемій Петровичъ, что ты — малый ловкій и умлый, въ одно ухо влзешь, а въ другое вылзешь, — сказалъ старый графъ и указалъ глазами на лежащее передъ нимъ на стол вскрытое письмо: — Знаешь ты, о чемъ онъ меня проситъ?
— Сказывалъ онъ мн, что въ уваженіе доброй пріязни кланяется вашему сіятельству земно быть малюткамъ его заступникомъ, буде съ нимъ самимъ что недоброе случится. Умилосердуйтесь надъ ними!
— Докол самъ онъ живъ, о дтяхъ его говорить нтъ здраваго резона, — сухо прервалъ фельдмаршалъ. — Содержатся они нын купно съ нимъ безъ выпуска. Чинить что–либо касательно ихъ ничего пока невозможно. Вопрошаю я о теб самомъ: вдь ты — крпостной Артемія Петровича?
— Крпостной–съ.
— Что воспослдуетъ съ его другими крпостными — одному Богу извстно. Тебя же онъ отъ сего часу отдаетъ въ мое распоряженіе, дабы и теб жилось, и мн отъ тебя была нкая польза. Но быть за тебя въ отвт и претерпть ущербъ мн не приходится. Посму и для отвода очей мы съ сыномъ положили услать тебя не медля изъ Петербурга. Завтра же, чуть свтъ, ты отправляешься въ Лифляндію, въ вотчину сына Ранценъ. Управляющій вотчиной давно уже просить прислать къ нему отсюда волонтера, что помогалъ бы ему присматривать за рабочими да за конскимъ заводомъ. Ты вдь, слышно, большой мастеръ укрощать лошадей?
— Готовъ служить вашимъ сіятельствамъ съ истинною ревностью, чмъ только умю, — уврилъ Самсоновъ. — Отнын я вашъ по гробъ жизни.
— Ну, вотъ; такъ въ Ранцен ты будешь волонтеромъ. Чмъ ты былъ досел — и тамъ не должно быть гласно. Имя твое вдь Григорій?
— Такъ точно–съ.
— А родился ты въ какой губерніи?
— Въ Тамбовской.
— Такъ, дабы тебя не опознали, ты въ Ранцен будешь называться Григоріемъ Тамбовскимъ.
— Но мн, ваше сіятельство, придется еще выправить новый видъ на жительство…