Бироновщина
Шрифт:
Лилли разсмялась.
— Potztausend! Да покажись я къ коровамъ съ зонтикомъ, онъ мн въ лицо бы фыркнули!
— Такія выраженія, какъ "potztfusend!" и «фыркать» ты навсегда должна оставить. Здсь ты, благодаря Бога, не въ коровник. Да ты сама, чего добраго, и коровъ доила?
Лилли вспыхнула и не безъ гордости вскинула свою хорошенькую головку.
— Доить я умю, умю бить и масло, потому что какъ же не знать того дла, которое теб поручено? Я вела въ деревн y моихъ родственниковъ все молочное хозяйство. Стыдиться этого, кажется, нечего.
— Стыдиться нечего, но и хвалиться нечмъ: баронесс такая работа, во всякомъ случа, не пристала.
— Да какая я баронесса! Чтобы поддержать свое баронство надо быть богатымъ. Есть и богатые Врангели; но мы изъ бдной линіи; отецъ мой управлялъ только чужимъ имніемъ.
— Чьимъ это?
— А Шуваловыхъ въ Тамбовской губерніи. Когда отецъ умеръ, насъ съ Дези взяли къ себ родные въ Лифляндію.
— Тоже Врангели?
— Да, но изъ богатыхъ. Смотрли y нихъ за молочнымъ хозяйствомъ мы сперва вмст съ Дези… Ахъ, бдная, бдная Дези!
При воспоминаніи о покойной сестр глаза Лилли увлажнились.
— Да, жаль ее, жаль, — сочла нужнымъ выказать свое сочувствіе Юліана. — Говорила я ей, чтобы не ходила она къ больному ребенку тафель-деккера, что не наше это вовсе дло. Нтъ, не послушалась, заразилась сама оспой, и уже на утро четвертаго или пятаго дня ее нашли мертвой въ постели.
— Значить, ночью при ней никого даже не было! — воскликнула двочка, и углы рта y нея задергало.
— Лечилъ ее придворный докторъ, онъ же давалъ вс предписанія, и намъ съ тобой критиковать его заднимъ числомъ не приходится.
— Да я говорю не о доктор, а o другихъ…
Фрейлина насупилась и сама тоже покраснла.
— О какихъ другихъ? Если ты говоришь обо мн…
— Ахъ, нтъ! Простите еще разъ! Но я такъ любила Дези, и здсь, въ Петербурга, y меня нтъ теперь больше никого, никого!
— А я, по твоему, никто? По вол принцессы, теб отведена комната тутъ рядомъ съ моею, чтобы я могла подготовить тебя для Высочайшаго Двора. Въ душ грустить теб не возбраняется, но догадываться о твоей грусти никто не долженъ; понимаешь?
— Понимаю…
— Ты, можетъ быть, не слышала также, что государыня въ послднее время много хвораетъ? Сказать между нами, она страшно боится смерти. Поэтому она не можетъ видть ни печальныхъ лицъ, ни траурныхъ платьевъ. У тебя, надюсь, есть и нарядныя свтлыя?
— Есть одно блое кисейное, которое мн сдлали на конфирмацію.
— Стало быть, недавно?
— На Вербной недл.
— И длинне, надюсь, этого?
— О, да. Кром того, въ немъ оставлена еще и складка, чтобъ можно было выпустить.
— Прекрасно; посмотримъ. А перчатки y тебя есть?
— Только дорожныя вязанныя; но пальцы въ нихъ прорваны…
Губы Юліаны скосились досадливой усмшкой.
— Я, пожалуй, одолжу теб пару свжихъ лайковыхъ.
— Да на что въ комнатахъ перчатки?
— А что же, ты съ такими гусиными лапами и пойдешь представляться принцесс?
Лилли смущенно взглянула на свои "гусиныя лапы" и спрятала ихъ за спину, а незабудковые глазки ея расширились отъ испуга.
— Ахъ, Богъ ты мой! И какъ я стану говорить съ принцессой?
— Сама ты только, смотри, не заговаривай; отвчай коротко на вопросы: "да, ваше высочество", "нтъ, ваше высочество".
— Я завяжу себ языкъ узломъ… Или этакъ тоже не говорится?
Гоффрейлина возвела очи гор: будетъ ей еще возня съ этой "Einfalt vom Lande" (деревенской простотой)!
— Реверансы y тебя тоже совсмъ еще не выходятъ. Вотъ посмотри, какъ ихъ длаютъ.
И, вставъ со стула, Юліана сдлала такой образцовый реверансъ, что y Лилли сердце въ груди упало.
— Нтъ, этому я никогда не научусь!
— При желаніи всему въ жизни можно научиться. Ну?
II. Неожиданная встрча
За нсколько минутъ до десяти часовъ баронесса Юліана повела Лилли къ принцесс. Двочка была теперь въ своемъ бломъ "конфирмаціонномъ" плать, съ цвтной ленточкой въ косичк и въ блыхъ лайковыхъ перчаткахъ. При приближеніи ихъ къ покоямъ Анны Леопольдовны, стоявшій y входа въ пріемную ливрейный скороходъ въ шляп съ плюмажемъ размахнулъ передъ ними дверь на-отлетъ. Въ пріемной ихъ встртилъ молоденькій камерпажъ и на вопросъ гоффрейлины: не входилъ ли уже кто къ ея высочеству? — отвчалъ, что раньше десяти часовъ ея высочество никого вдь изъ постороннихъ не принимаетъ.
— Это-то я знаю; но бываютъ и исключенія, — свысока замтила ему Юліана; посл чего отнеслась къ Лилли: — я войду сперва одна, чтобы доложить о теб принцесс.
Лилли осталась въ пріемной, вдвоемъ съ камерпажемъ. Тотъ, не желая, видно, стснять двочку, а можетъ быть и самъ ея стсняясь, удалился въ глубину комнаты; доставъ изъ карманчика камзола крошечный напилочекъ, онъ занялся художественной отдлкой своихъ ногтей. Лилли же въ своемъ душевномъ смятеньи отошла къ окну, выходившему на Неву. Хотя глаза ея и видли протекавшую внизу величественную рку съ кораблями, барками, лодками и плотами, но мысли ея летли вслдъ за гоффрейлиной, докладывавшей только что объ ней принцесс.
"Что-то она говорить ей про меня? Какъ я сама понравлюсь принцесс? Сдлаютъ ли меня также фрейлиной, или нтъ? Да и сумла ли бы я быть придворной фрейлиной? Вотъ испытаніе!"…
Она закусила нижнюю губу, чтобы не дать воли своему малодушію; но сердце y нея все-же продолжало то замирать, то сильне биться.
Тутъ за выходною дверью раздались спорящіе голоса. Спрятавъ свой напилочекъ, пажъ съ дловой миной направился къ выходу и выглянулъ за дверь.
— Что тутъ за шумъ?
— Да вотъ, ваше благородіе, — послышался отвтъ скорохода, — человкъ Петра Иваныча Шувалова хочетъ безпремнно видть баронессу.