Бироновщина
Шрифт:
— Подойди-ка сюда, дитя мое, дай разглядть себя.
Сказано это было по-нмецки. Съ ранняго дтства находясь въ Россіи, принцесса говорила совсмъ чисто по-русски; но, окруженная нмками, отдавала все-таки предпочтеніе нмецкой рчи.
— Она напоминаетъ свою сестру Дези, — замтила тутъ Юліана.
— Да, да, и станетъ еще красиве.
— Позвольте, ваше высочество, не согласиться. Двочка Богъ-знаетъ что заберетъ себ еще въ голову.
— Да вдь она же не слпая, зеркало ей и безъ меня то же самое скажетъ? А для меня еще важне зеркало души — глаза человка: по глазамъ я тотчасъ угадываю и душевныя качества. У тебя, дитя мое, сейчасъ видно, душа чистая, какъ кристаллъ, безъ тни фальши. Наклонись ко мн, я тебя поцлую.
— На колни, на колни! — шепнула обробвшей Лилли Юліана, и та послушно опустилась на колни.
Взявъ ея голову въ об руки, Анна Леопольдовна напечатлла на каждый ея глазъ, а затмъ и въ губы по поцлую.
— Ну, теперь разскажи-ка мн, что ты длала y своихъ родныхъ въ деревн?
Своей лаской принцесса сразу покорила доврчивое сердце двочки. Лилли принялась разсказывать. Принцесса слушала ее съ мечтательной улыбкой и временами только сладко позвывала.
— Да это настоящая пастушеская идиллія! промолвила она съ элегическимъ вздохомъ. — А я томлюсь здсь, въ четырехъ стнахъ, и во вкъ, кажется, не дождусь того благороднаго рыцаря, что избавилъ бы меня изъ неволи!
— У вашего высочества есть уже свой рыцарь, и не простой, а принцъ крови, — замтила боле разсудительная фрейлина.
— Не говори мн объ немъ! и слышать не хочу! — съ нкоторою даже запальчивостью возразила принцесса.
— Принцъ намченъ вамъ въ супруги самой государыней еще шесть лтъ назадъ, не унималась Юліана. — Вамъ можно было бы, ужъ я думаю, привыкнуть къ этой мысли.
— Никогда я къ ней не привыкну, никогда! Былъ y меня разъ свой рыцарь безъ страха и упрека…
— Не оставить ли намъ этотъ разговоръ? — прервала фрейлина, косясь на стоявшую тутъ же двочку.
— Чтобъ она вотъ не слышала? Да вдь сестра ея все знала, и сама она тоже, такъ ли, сякъ ли, скоро узнаетъ; не все ли ужъ равно? Но за что, скажи, удалили тогда Линара, за что?!
— Да какъ же было его не удалить? Я, признаться, вообще не понимаю вашей бывшей гувернантки, г-жи Адеркасъ, что она поощряла ваши нжныя чувства…
— У нея, милая, было сердце; она понимала, что въ груди y меня тоже не камень. А ей за это было приказано въ двадцать четыре часа убраться вонъ изъ Петербурга!
— Да, ее вжливо попросили вернуться домой къ себ въ Пруссію. Не заступись за нее тогда прусскій посланникъ Мардефельдъ, съ нею, врно, поступили бы еще круче. Мардефельдъ же вдь и рекомендовалъ ее, потому что она ему близкая родственница, и чрезъ нее, нтъ сомннія, преслдовалъ свои политическія цли.
— Да я-то, скажи, тутъ причемъ? Какое мн дло до этой глупой политики, когда y меня говоритъ сердце!
— Ваше высочество я особенно и не осуждаю: вамъ было тогда едва 17 лтъ и вы начитались пламенныхъ рыцарскихъ романовъ. Но зачмъ тревожить прошлое? За три года графъ Линаръ усплъ не только жениться y себя въ Дрезден, но и похоронить жену; о своемъ здшнемъ роман онъ, поврьте мн, давнымъ-давно и думать пересталъ.
— Зачмъ ему забыть, если я не забыла? А теперь онъ опять свободенъ…
— Вы, принцесса, все упускаете изъ виду, что вы — наслдница россійскаго престола, и супругомъ вашимъ можетъ быть только принцъ крови.
— Но зачмъ мн выходить именно за этого косноязычнаго Антона-Ульриха?
— Это выборъ самой государыни; его нарочно вдь выписали для васъ изъ Брауншвейга, обучили русскому языку…
На этомъ разговоръ былъ прерванъ появленіемъ камерпажа, который доложилъ, что его свтлости герцогу Бирону угодно видть ея высочество.
— Да мн-то не угодно его видть! — объявила принцесса.
— Должно быть, y него до васъ какое-нибудь экстренное дло, — вступилась фрейлина.
— Герцогъ прошелъ сюда прямо отъ государыни императрицы, — пояснилъ пажъ.
— Значитъ, придется ужъ его принять, настаивала Юліана. — Только ваше высочество еще въ утреннемъ неглиже…
— Стану я для него наряжаться!
— Да и не причесаны…
Принцесса взялась рукой за прическу. Убдясь, должно быть, что въ такомъ вид принимать всесильнаго временщика, дйствительно, не совсмъ пристойно, она повязала себ волосы лежавшимъ тутъ отоманк блымъ платкомъ и запахнула на груди шлафрокъ.
— Ну, что же, проси!
IV. Прощай, мечты!
Герцогу курляндскому Эрнсту-Іоганну Бирону въ то время шелъ 49-й годъ. Въ молодости онъ, надо было думать, былъ "писанный красавецъ" — въ нмецкомъ, разумется, вкус. Съ годами же подъ его энергичнымъ подбородкомъ образовался жировой кадыкъ, и гладко-выбритое лицо его, почти четвероугольное, замтно обрюзгло. Тмъ не мене, въ своемъ пышномъ парик съ буклями до плечъ, въ шелковомъ, ярко оранжевомъ, расшитомъ золотомъ кафтан, съ голубою андреевскою лентой черезъ плечо и съ блестящею звздой на груди, этотъ рослый и осанистый, пышущій здоровьемъ мужчина производилъ впечатлніе очень внушительное, хотя и отнюдь не благопріятное: холодно-жестокій взглядъ его срыхъ глазъ и плотоядный, широкій ротъ невольно отъ него отталкивали.
— Имю счастье пожелать вашему высочеству добраго утра, — началъ онъ по-нмецки деревянно-оффиціальнымъ тономъ, преклоняясь съ надменностью восточнаго сатрапа. — Баронесс Юліан мое почтеніе.
При этомъ взоръ его скользнулъ и въ сторону Лилли и на минутку на ней остановился, точно изучая ея вншность.
— Это — младшая сестра покойной моей фрейлины Дези Врангель, — пояснила Анна Леопольдовна, нехотя поднявшаяся съ отоманки на встрчу непрошеному гостю.
— Я такъ и полагалъ, — отозвался временщикъ и съ милостивой улыбкой шагнулъ къ двочк. — Настоящій персикъ и прямо съ втки.
Мясистая рука его протянулась къ ея свжему, загорлому личику. Но оцнить высокую ласку Лилли не сумла и звонко хлопнула его по рук.
— Aber, Lilli! — ужаснулась Юліана.
— Sapperlot! — сорвалось и съ губъ герцога; въ глазахъ его сверкнула такая зврская злоба, что y Лилли колни задрожали.
Но бывалый царедворецъ, видно, уже спохватился, что подобныя «буршикозныя» междометія не совсмъ умстны въ присутствіи принцессы, и счелъ долгомъ извиниться передъ нею:
— Не взыщите, ваше высочество…