Бироновщина
Шрифт:
— Пустяки, пустяки! Попугай тебя разсетъ. Идемъ.
Длать нечего, — пришлось итти.
Мадамъ Варлендъ съ своимъ питомцемъ въ клтк была уже въ пріемной передъ внутренними аппартаментами императрицы. Клтка на всякій случай была накрыта зеленымъ тафтянымъ колпакомъ, чтобы попугай преждевременно не выболталъ всей своей премудрости. Мимоходомъ кивнувъ его воспитательниц и стоявшему тутъ же придворному лакею, Анна Леопольдовна съ своей маленькой свитой вошла къ государын; слдомъ лакей внесъ клтку, а мадамъ Варлендъ замыкала шествіе.
Кром герцогини Бенигны, весь штатъ придворныхъ приживальщиковъ и шутовъ обоего пола оказался также налицо. Никому, видно, не хотлось пропустить занимательной репетиціи. Посл первыхъ привтствій Анна Іоанновна обратилась къ г-ж Варлендъ:
— Ну, мадамъ, начинай!
Та дернула за шнурокъ, и зеленый колпакъ раздвинулся. Окружающіе вполголоса стали восхищаться пернатымъ красавцемъ.
— И какъ вдь на всхъ посматриваетъ! — замтила сама государыня. — Точно понимаетъ, что имъ любуются. Ну, что же, мадамъ?
Варлендъ, нагнувшись къ клтк, шепнула что-то попугаю, и тотъ крикнулъ во всю мочь:
— Sch"on guten Morgen! Gut geschlafen? (Добраго утра! Хорошо ли спали?)
— Какъ четко вдь выговариваетъ! — одобрила опять Анна Іоанновна. — Онъ y тебя и псни поетъ?
— Jawohl, Majest"at, — отвчала Варлендъ и снова подсказала своему ученику что-то шопотомъ.
— "Freut euch des Lebens"! — засвисталъ онъ начало извстной нмецкой псни.
— Вторую строчку онъ тоже знаетъ, — но не такъ еще твердо, извинилась учительница.
— До завтра, смотри, подучи его, — приказала императрица. — А поетъ тоже чисто, что свирль. Ну, еще что же?
— Hoch lebe… — можно было разслышать подсказываніе мадамъ Варлендъ.
И послушный воспитанникъ не замедлилъ гаркнуть:
— Hoch lebe Seine Durchlaucht! Hurra! hurra! hurra!
Но, o, ужасъ! вслдъ затмъ онъ прокартавилъ полушопотомъ, однако, совершенно внятно:
— Живодеръ! живодеръ!
Можно себ представить, какое впечатлніе должно было произвести на всхъ такое публичное поруганье всесильнаго временщика, въ присутствіи не только его супруги, но и самой императрицы. Послдняя, словно ушамъ своимъ не вря, молча повела кругомъ глазами. Но никто не смлъ поднять на нее глазъ; вс обмерли и потупились. Одна только герцогиня Биронъ, плохо понимавшая по-русски, съ недоумніемъ вопросила:
— Aber was Неiss das: Schivad"or? (Да что это значитъ: живодеръ?)
Тутъ Балакиревъ, питавшій къ герцогу курляндскому, какъ большинство русскихъ, глубокую ненависть, не утерплъ пояснить:
— Das Неisst: Schinder.
Герцогиня всплеснула руками:
— Ach, Herr Jesus!
Императрица же, сверкнувъ очами, указала Балакиреву на выходъ:
— Вонъ!
Теперь только ни въ чемъ не повинная Варлендъ пришла въ себя отъ своего оцпеннія. Co слезами стала она клясться, что ей-Богу же не учила этому попугая.
— Такъ кто же научилъ, кто? — спросила Анна Іоанновнана.
— Die ist's! — ткнула герцогиня пальцемъ на Лилли, растерянный видъ которой, дйствительно, какъ-будто давалъ поводъ къ такому подозрнію.
Но тутъ вступилась за нее та же мадамъ Варлендъ. Ея объясненіе звучало такъ искренно и правдоподобно, что ни y кого, казалось, не оставалось уже сомннія на счетъ виновности истопника, котораго Лилли застала передъ клткой.
— Но ты все же слышала, какъ онъ училъ попугая? — обратилась государыня уже прямо къ Лилли. — Не лги y меня, говори всю правду!
— Слышала… — призналась двочка, дрожа всмъ тломъ.
— Ахъ, разбойница! Но умолчала ты о томъ съ какого умысла?
— Я думала, что попугай забудетъ… да боялась еще, чтобъ съ этимъ человкомъ не сдлали того же, что съ его старикомъ-отцомъ…
— А съ тмъ что сдлали? Сказывай, ну!
— Его наказали, по приказу герцога, такъ нещадно, что онъ теперь умираетъ…
— Умираетъ! — подхватила апатичная вообще, но сердобольная Анна Леопольдовна. — Сынъ ожесточился изъ-за отца. Ваше величество! не отдавайте его-то хоть на избіеніе!
— Бить его на тл не будутъ, не волнуйся, — проговорила государыня глухимъ голосомъ, и по выраженію ея лица видно было, какъ тяжело ей дать такое общаніе.
— Но его все же накажутъ?
— Безъ всякаго наказанія оставить его нельзя чтобы другимъ не было повадно. Страха божьяго не стало на нихъ, окаянныхъ! А озорного попугая своего, мадамъ, убери вонъ, да чтобы не было объ немъ впредь ни слуху, ни духу; поняла?
Мадамъ Варлендъ, должно-быть, хорошо поняла, потому что съ того самаго дня красавецъ-попугай словно сгинулъ.
ЧАСТЬ III
I. Ледяная статуя
Дни рожденья и тезоименитства членовъ какъ Царской Фамиліи, такъ и семьи герцога Бирона, праздновались при Двор одинаково торжественно: поутру въ Зимнемъ дворц бывалъ създъ "знатнйшихъ персонъ" и иноземныхъ посланниковъ для принесенія поздравленій, а вечеромъ — балъ. То же самое было, разумется, и 13-го ноября 1739 года, когда герцогу исполнилось 49 лтъ.
Во время утренняго пріема поздравителей Биронъ былъ видимо не въ своей тарелк, - что достаточно объяснялось, пожалуй, нанесеннымъ ему наканун заочнымъ «афронтомъ» съ попугаемъ. Тутъ, однако, разнесся слухъ, что виновный истопникъ подвергся уже и заслуженной кар. Его не били, нтъ: въ этомъ отношеніи его свтлость строго подчинился выраженной государыней вол. Но отъ наказанія вообще «преступникъ» не былъ избавленъ, и изобртательный въ такихъ случаяхъ умъ курляндца придумалъ для него небывалую еще пытку. Парня отправили на придворный конюшенный дворъ, находившійся въ конц большой Конюшенной улицы y рчки Мьи (нын Мойка), раздли здсь до-нага, привязали къ столбу y водокачалки и стали окачивать ледяной водой на двадцатиградусномъ мороз. Но исполнители экзекуціи переусердствовали: окачивали несчастнаго до тхъ поръ, пока тотъ, покрывшись ледяной корой, не обратился въ "ледяную статую". Такъ передавалось по крайней мр на пріем шопотомъ изъ устъ въ уста, — передавалось съ глубокимъ возмущеньемъ, но въ лицо свтлйшему новорожденному т же уста льстиво улыбались. Самъ же онъ не могъ скрыть своего раздраженія: истязать «делинквента» до смерти y него все-таки, должно быть, не было намренія.