Благословение и проклятие инстинкта творчества

Мансуров Евгений Александрович

• «Сестра известного немецкого математика Карла Вейерштрассе (1815–1897), учителя нашей знаменитой соотечественницы, первой русской женщины-математика С. Ковалевской, говорила: «Математики – это самоистязатели. Вейерштрасс и за обеденным столом не переставал писать формулы»…» (из сборника «Формула творчества», СССР, 1976 г.);

• «Профессия, род занятий учёного могли проявиться и в некоторых особенностях поведения. О Луи Пастере (1822–1895) вспоминают, что он за обеденным столом даже в лучших домах подносил тарелки и ложки к самому носу, осматривал их со всех сторон и протирал салфеткой для того, чтобы приучить других к осторожности…» (из книги Н. Гончаренко «Гений в искусстве и науке», СССР, 1991 г.);

• «В

«Лондон-гриле», изображающем английский паб с его облезлым шармом (Буэнос-Айрес, Аргентина, ноябрь 1971 г.. – Е. М.), Роберт Фишер (1943–2008) уселся за дальний столик, заказал 2 стакана свежего апельсинового сока, стейк (самый большой из имеющихся), зелёный салат и пинту минеральной воды с газом… Он двигал челюстями с энергией барракуды и непрерывно говорил, как хороша еда. «Посмотри на этот сок – свежий, не размороженный!.. По-моему, аргентинская еда – лучшая в мире! Или возьмём одежду… Вот ботинки. Аргентинцы производят лучшие ботинки в мире! Смотри, какую пару я купил. Вот, посмотри-ка!» – быстренько сняв огромный коричневый ботинок, он протянул его мне через стол. «Посмотри на подошву – она многослойная и, я тебя уверяю, очень прочная!.. Эту пару я ношу уже год – и она всё ещё великолепна!..» Качая головой, Фишер заказал ещё порцию бананов со сливками…» (из очерка Б. Даррака «Бобби Фишер Беспощадный», США, ноябрь 1971 г.);

2. Вечные должники, или О мечтателях, которые забывают расплатиться

• «Постоянно зависящий от воли и желаний других людей, Вольфганг Моцарт (1756–1791) не мог устроить себе тихую, спокойную жизнь. Легкомысленно тратил деньги, не умел ладить с людьми…» (из книги Т. Мейснера «Вундеркинды: Реализованные и нереализованные способности», ФРГ, 1991 г.). «Известно, что он был вечным должником и постоянно писал письма с просьбами о денежной помощи или об отсрочке платежей. Дело в том, что Моцарт жил не по средствам, и его жена Констанция активно способствовала ему в мотовстве. Семья держала служанку, повариху и собственного парикмахера. После смерти Моцарта осталась гора долгов… но на самом деле, по сегодняшним понятиям, Моцарт получал очень приличные гонорары…» (из книги В. Кремера и Г. Тренклера «Лексикон популярных заблуждений», российск. изд. 2000 г.);

• «Людвиг ван Бетховен (1770–1827) постоянно витал в высших сферах и не всегда имел ясное понятие о самых простых вещах… Великий человек не имел никакого понятия о деньгах, отчего, при его врожденной подозрительности, происходили частые недоразумения, и он, не задумываясь, называл людей обманщиками; с прислугой это кончалось благополучно – даванием «на водку». Его странности и рассеянность стали скоро известны во всех посещаемых им трактирах, и его не тревожили, даже если он забывал расплачиваться…» (из очерка И. Давыдова «Людвиг ван Бетховен. Его жизнь и музыкальная деятельность», Россия, 1893 г.);

• «Непрактичность Глеба Успенского (1843–1902), его неумение обращаться с деньгами, его полнейшая неспособность к финансовым комбинациям (хотя финансовых планов всегда было очень много в его голове), его неаккуратность, рассеянность, его вечное «не от мира сего», разумеется, причиняло немало огорчений семье, в особенности же жене Александре Васильевне…» (из статьи А. Рубакина «Глеб Иванович Успенский. Материалы к его биографии», Россия, 1908 г.);

• «Отношение к деньгам у О. Генри (1862–1910) всегда было по-детски беспечным и легкомысленным… разбрасывая царские чаевые и субсидируя бродяг, он так и не расквитался с верными Рочами, которым задолжал не меньше десятка тысяч… Никогда он не был, что называется, компанейским человеком» (из книги И. Левидовой «О’Генри и его новелла», СССР, 1973 г.);

• «Композитор Николай Цибульский (1879–1919) – деятель «Серебряного века», Россия, конец 19-го – начало 20-го столетия. – Е. М.) умел быть философом; он умел спокойно проживать свой вечный, поистине замечательный рубль. Какая бы ни была компания (кстати – во всякой компании Цибульский держался трезвее, спокойнее и выдержаннее всех), после того когда уже все уставали и торопились по домам, он один никуда не спешил и добродушно, методически, постоянно напоминал о рубле, т. е. просил его у кого-нибудь взаймы, разумеется, никогда его не отдавая; во всякой компании находился кто-нибудь, кто охотно давал ему этот рубль, и тогда Цибульский, принимая его как должное, с философским спокойствием, один и одинокий, уходил в свои загадочные пространства…» (из книги А. Мгеброва «Жизнь в театре», СССР, 1934 г.);

• «Осип Мандельштам (1891–1938) всегда был крайне беден и каждый день в обеденный час начинал думать о том, где бы достать несколько рублей, чтобы пообедать. И эти рубли он брал у любого встречного, где приходилось. Долгов же он не отдавал никогда просто потому, что если в руки ему попадали деньги, они были ему остро необходимы всё для той же цели – сегодня пообедать…» (из Воспоминаний К. Чуковского «Правда и поэзия», сов. изд. 1987 г.);

• «Сестра, отец и друзья рассказывают, что Сальвадор Дали (1904–1989) с ранней юности был так рассеян (а точнее говоря, сосредоточен на своём), что, спросив в трамвае цену билета и услышав «пятьдесят», давал 50 песет (рублей, а не копеек, в пересчёте на наши, ушедшие в прошлое реалии). Он так и не научился обращаться с деньгами ни в бедности (а бедствовать ему пришлось), ни в богатстве…» (из очерка Н. Малиновской «Невольник века», Россия, 2005 г.);

3. Едва не утраченные шедевры

• «Хоть зрение с годами и ослабело, но с помощью очков Иван Крылов (1769–1844) мог читать все, кроме собственного почерка, что, впрочем, происходило от удивительной и всегдашней его неразборчивости. Года за полтора до кончины его я пришёл к Ивану Андреевичу попросить его автограф. Близ него в комнате мы ни лоскутка не нашли его почерка. Служанка принесла с чердака целую корзину басен, его рукою переписанных. Выбрав для меня листок, он в очки рассмотрел заглавие, написанное довольно крупно, но стихов и по догадке не мог разобрать…» (из очерка П. Плетнёва «Иван Андреевич Крылов», Россия, 1845 г.). «Старинный почерк его был так неразборчив, что иные из своих рукописей под конец никак не мог он разобрать и сам…» (из очерка П. Плетнёва «Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова», Россия, 1847 г.);

• «Людвиг ван Бетховен (1770–1827) не придавал никакого значения своим рукописям: они валялись вместе с другими нотами на полу или в соседней комнате. Друзья часто приводили в порядок его ноты, но когда Бетховен что-нибудь искал, то всё снова разлеталось во все стороны. «Их легко было и украсть, и выпросить у него – он не задумываясь отдал бы», – говорит Рис.» (из очерка И. Давыдова «Людвиг ван Бетховен. Его жизнь и музыкальная деятельность», Россия, 1893 г.);

• «Когда Франц Шуберт (1797–1828) сочинял, он мог забыть обо всём: о еде, об одежде, о мытье. Ему важно было только иметь достаточный запас табака. Хуже всего обстояло дело с хранением его собственных произведений…» (из книги Г. Гольдшмидта «Франц Шуберт. Жизненный путь», сов. изд. 1968 г.);

• «Орест Кипренский (1782–1836) не знал оседлости и не имел постоянной квартиры; его картины, материалы и вещи были рассеяны повсюду, где случалось ему жить…» (из статьи Н. Собко «Кипренский» в Русском биографическом словаре, т. 8, Россия, 1897 г.). «Он с юности казался этаким сумасбродом своим недалёким однокашникам, потому что вечно был недоволен собой, вечно стремился к чему-то недостижимому, вечно был одержим какой-то «идеей»…» (из книги И. Бочарова и Ю. Глушаковой «Кипренский», СССР, 1989 г.);