Благословение и проклятие инстинкта творчества

Мансуров Евгений Александрович

• «Известно ли вам, что юная Марина Цветаева (1892–1941) одно время ходила стриженная наголо, в чёрном чепце и чёрных очках? Она спасала свой молодой дух от преждевременного физического расцвета…» (из книги В. Леви «Разговор в письмах», Россия, 1993 г.). «Она мало ела, изнуряла себя ходьбой. Стремилась придать некую аскетичность своему облику. Стриглась особо, закрывая щеки волосами…» (из книги М. Белкиной «Скрещение судеб», Россия, 1992 г.). «…16-ти лет, будучи ещё в гимназии, Марина выкрасила волосы в золотой цвет, очки носить бросила (несмотря на сильную слепоту), гимназию кончать не стала…» (из Воспоминаний В. Цветаевой, российск. изд. 1992 г.). «Познакомился я с Цветаевой ближе, впервые по-настоящему разговорился с ней в подмосковном имении Ильинском, где она проводила лето (Россия, 1910-е гг.. – Е. М.)… Одета Марина кокетливо, но неряшливо: на всех пальцах перстни с цветными камнями, но руки не холены. Кольца – не женское украшение, а скорее талисманы, или так просто – красота, которую приятно иметь перед глазами…» (из воспоминаний

Ф. Степуна «Бывшее и несбывшееся», российск. изд. 2001 г.). «…Одета она была в широкую летнюю юбку и блузу с короткими рукавами, а сверху был надет пронзивший меня тогда фартук – синий, с большими карманами, закрывавший всю юбку (начало 1920-х гг.. – Е. М.)…» (из воспоминаний Н. Гордон «О Марине Цветаевой», сов. изд. 1990 г.);

Художники, графики, фотографы

• «Мальчишки на улице дразнили Поля Сезанна (1839–1906), швыряли в него камнями. Его обличье старого разбойника, словно само подстрекало детей на злые проделки…» (из Воспоминаний Эм. Бернара, сов. изд. 1972 г.);

• «Надо прямо сказать, что Илья Репин (1844–1930) производил впечатление чудака, чудака несусветного, чудака неповторимого, махрового! Это сказывалось в его костюме, в его поступках, во всём его облике сухонького захудалого «мужичка-замухрышки», дошедшего до всего «своим умом», «самоучкой»! …Никакая «классика» при виде Репина не вспоминалась. На ум приходил какой-то старикашка, столяр-краснодеревщик, любитель порассуждать! Таких было много на Волге, в Кинешме, Саратове, Вольске, в Царицине! Седенькая бородёнка, прищуренные зоркие глазки. Небрежный, нескладный костюмчик. Всё неряшливо, нечёсано – и вдруг майская рубашка с открытым воротом без галстука… это при сюртуке! В городе, и несколько чопорном, и корректно-франтоватом, костюм Репина производил впечатление какого-то «балагана» или любительского спектакля. Вызывала улыбку и «тирольская охотничья куртка», так не вязавшаяся с образом русского народника, так что, пожалуй, сюртучишка, который одевали к причастию скромные провинциалы, не гоняющиеся за изыском в костюме, был ему больше к лицу. Однако никакой «провинциал» никогда не решился бы надеть зимой майскую рубашку, которую тогда называли «апаш»! Надо ли говорить, что все эти «тироли» и «апаши» вызывал ли некоторую усмешку, доброжелательную, конечно, но всё же усмешку, эдакое: «Что ж ты будешь с ним делать? Тут уж законы не писаны!»… «Оригинальность» Репина или его чудачества исходили из какой-то его внутренней сущности, из склада его психики…» (из книги В. Милашевского «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», СССР, 1989 г.);

• «Лев Бакст (1866–1924) чрезвычайно франтовато одевался, носил какие-то серые клетчатые костюмы и яркие галстухи и был весьма занят своей наружностью, особенно шевелюрой, которая весьма хитро закрывала лысину(Над ним трунили, что он носит особенный паричок, но он страшно сердился). У него в квартире на Кирочной (Петербург) был настоящий будуар с духами и щётками «30-и родов»…» (из книги М. Добужинского «Воспоминания», сов. изд. 1987 г.). «…Теперь он был щеголем (Петербург, 1900-е гг.. – Е. М.), одет с иголочки, в лаковых ботинках, с великолепным галстуком и кокетливо засунутым в манжетку сорочки ярким лиловым платочком… Он был кокет: его движения были мягки, жесты элегантны, речь тихая – во всей манере держать себя было подражание «светским» щеголям, с их нарочитой свободой и деланной «английской» распущенностью»…» (из книги И. Грабаря «Моя жизнь. Этюды о художниках», российск. изд. 2001 г.). «Нежный Бакст, с розовой улыбкой», – записал о нём Розанов. Действительно, в Баксте было что-то «розовое» – в его весёлом, всегда смеющемся, с живыми, быстрыми глазами лице, в рыжеватых кудерках волос над белым умным лбом, в поблескивающих золотых очках… В комнатах он был одет всегда изысканно, даже с оттенком франтовства. В нём чувствовался «модный» художник, хотя никто, и он сам, не подозревал тогда (в конце 1890-х гг.. – Е. М.), как высоко вознесёт его впоследствии эта мода» (из книги П. Перцова «Литературные воспоминания. 1890–1902», СССР, 1933 г.);

• «Моисей Наппельбаум (1869–1958) – фотограф-художник, автор фотопортретов известных поэтов Серебряного века (А. Блока, А. Ахматовой, Н. Гумилёва и др.. – Е. М.) был крупный, красивый мужчина с волнистыми кудрями и большой чёрной бородой. Всем своим обликом старался он показать, что он – художник. Он носил просторные бархатные куртки, какие-то пелерины, похожие на старые плащи, галстуки, завязывавшиеся пышным бантом, береты. Свои фото он ретушировал так, что в них появлялось что-то рембрандтовское. Он действительно был замечательным мастером портрета… (из книги Н. Чуковского «Литературные воспоминания», сов. изд. 1989 г.);

• «Оказавшись волею судеб после окончания Гражданской войны в Нью-Йорке, скульптор Сергей Конёнков (1874–1971) быстро завоёвывает популярность лучшего портретиста, но американцем он так и не стал. Он прохаживался по шумному Бродвею в шокирующей всех русской косоворотке с котом Гамзесом на плече и под руку с молодой женой, длинные ногти которой переливались зелёным перламутром. Эпатаж Коненкова проявлялся и в его последующих увлечениях…» (из книги А. Вяткина «Книга секретов. Невероятное очевидное на Земле и за её пределами», Россия, 2011 г.);

• «Аристарх Лентулов (1882–1943) – живописец, график, театральный художник. – Е. М.) – был человеком бурного темперамента в искусстве и жизни. В революционное время он участвовал во всех новаторствующих группировках. Ходил с деревянной ложкой в петлице, выражая протест против мещанского вкуса…» (из книги В. Комарденкова «Дни минувшие: Из воспоминаний художника», СССР, 1972 г.);

• «Под скромным пиджаком Марка Шагала (1887–1985) «горел» красный жилет. Тогда (1910-е гг.. – Е. М.) не носил таких жилетов, носили серые, палевые, бледной охры, но красный жилет – это уже за гранью общепринятого!» (из книги В. Милашевского «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», СССР, 1989 г.);

• «Сальвадор Дали (1904–1989) менял облик на протяжении жизни несколько раз. Достаточно сказать, что, учась в школе Изящных искусств в Мадриде (Испания, 1921–1926 гг.) юный Сальвадор носил чёрную шляпу и трубку, именно носил, потому что трубку он не раскуривал и не набивал, а просто держал во рту. Наряд дополняли панталоны, гетры и иногда, как у Мальвилио в «Двенадцатой ночи» Шекспира, художник-сюрреалист обвязывал ноги лентами крест-накрест. Был ещё плащ до пят для плохой погоды…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.). Сальвадор Дали свидетельствовал, что эта его «лёгкая паранойя» началась с тех времён, когда он юношей начал обучаться в Школе Изящных искусств (Мадрид, 1921–1926 гг.): «В дождь я облачался в плащ до пят, который привёз из Фигераса. Плащ волочился по земле, а из-под шляпы торчали нестриженные космы. Словом, вид у меня в ту пору без всякого преувеличения, был неописуемый. Именно что неописуемый. Стоило мне выйти на улицу, как поглазеть на меня собиралась толпа. Я шествовал мимо, гордо подняв голову и словно не замечая, что на меня устремлены все взоры» (из книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим», США, 1941 г.). «…Но этот вид мог смениться в один день или час по закону экспрессии. И возникал дорогой костюм, очки с сапфировыми стёклами, волосы, так сильно напомаженные, что превращали в издевательство саму мысль помадить волосы. По ним можно было выбивать дробь. Проходило время, и можно было встретить Дали обритым наголо. Всё зависело от настроения. Дали не понимал тех, кто ничего не меняет в своей жизни, и каждый день проживает так же, как и предыдущий. К чему? Перевоплощения полезны. От них не устаёшь… А знаменитые усы Дали? Длинные, раздвоенные, узкими кончиками загнутые кверху? Дали считал, что форма усов всегда исторически обусловлена. «Мои усы радостны и полны оптимизма. Они сродни усам Веласкеса и являют собой полную противоположность Ницше. Мои усы воплощают имперский дух, они остры и способны проникать туда, куда разуму путь заказан. Они направлены в небеса, потому что вертикаль характерна для испанской мистики», – объяснял мэтр. Он также считал, что, пока усы растут, его творческий дар не иссякнет…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);

• «Больше всего Сальвадор Дали (1904–1989) напоминал дикого кота. Худой, смуглый, с густо напомаженными волосами, в шёлковой рубашке с жабо, в бусах и чёрных сандалиях на шнурках…» (из статьи Е. Головиной «Сальвадор Дали: пришелец с другой планеты», Россия, 1999 г.). «Дали мог, например, смастерить себе с помощью столярного лака причёску, напоминающую граммофонную пластинку, положенную на голову…» (из сборника В. Свирина «Порочные страсти гениев», Россия, 2001 г.). «На Международной выставке сюрреалистов в Лондоне Дали появился в костюме водолаза-глубоководника. На переговоры в миланском театре «Ла Окала» он прибыл с двумя гвоздиками, торчащими из кончиков его усов. На вопросы о том, почему из усов торчат гвоздики, он отвечал: «Извините за гвоздики, сейчас не сезон хризантем!»…» (из книги В. Петрушина «Психология и педагогика художественного творчества», Россия, 2006 г.);

• «Луис Бунюэль свидетельствовал о Сальвадоре Дали (1904–1989): «Он очень экстравагантно одевался – широкая шляпа, огромный бант, длиннополый, до колен, сюртук и гетр? Можно было подумать, что он намерен шокировать своим видом, но на самом деле ему просто нравилось так одеваться, хотя и приходилось выслушивать от людей на улице оскорбления». До самой старости он носил необычную одежду. В Лондоне, куда он прибыл прочесть лекцию, он появился в водолазном костюме, под шлемом которого он едва не задохнулся. В Нью-Йорке он гулял в костюме Санта-Клауса. Не забываем также фрак Дали с прицепленными к нему 88 маленькими бутылочками ликёра с мёртвой мухой в каждой. Иногда облачался в рубашку хиппи, а на груди, на цепи висел красный эмалированный язык…» (из сборника В. Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.);

• «Американский график Энди Уорхол (Андрей Варгола) (1928–1987) весной 1945 года стал студентом художественного факультета Питтсбургского технологического института Карнеги (США)… К студенческой жизни Энди остался чужд… впрочем, он присоединился к танцевальной театральной группе… Ему нравилась их одежда. Впредь он носил только чёрный свитер с высоким воротом, как обычно одеваются студенты-танцоры. Выглядел он более чем странно. Сокурсники называли его «Энди – красноносый Вархола» – возможно, потому что тёмная одежда и бледный цвет лица визуально подчёркивали красный массивный нос…» (из книги Й. Циттлау «От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир», Германия, 2011 г.). «Король поп-арта художник Энди Уорхол перекрасил свой парик в серебристый цвет (Энди рано облысел, и у него имелась целая коллекция париков и накладок). Дорогие костюмы Уорхол специально заляпывал краской, чтобы создать образ рассеянного гения. Он умел расположить к себе людей…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.);