Благословение и проклятие инстинкта творчества
Шрифт:
Композиторы, музыканты
• «Легенда о Никколо Паганини (1782–1840), продавшем душу дьяволу, жила в народе, который валом валил на концерты известного скрипача… Определение внешности этого «фрика» мы находим у Генриха Гейне в знаменитой новелле «Флорентийские ночи». «На нём был тёмно-серый сюртук, доходивший ему до пят, отчего он казался очень высокого роста. Длинные чёрные волосы спутанными прядями падали на плечи и как бы обрамляли его мёртвенно-бледное лицо, в которое горе, гений и ад врезали свою неизгладимую печать… На сцене появилась тёмная фигура, словно вышедшая из преисподней. Это был Паганини в парадном чёрном одеянии, в чёрном фраке, чёрном жилете ужасающего покроя, какой, вероятно, предписывался адским этикетом при дворе Прозерпины. Чёрные панталоны робко лепились вокруг его костлявых ног. Длинные руки казались ещё длиннее, когда, держа в одной руке скрипку, а в другой смычок, он опускал их чуть не до полу, отвешивая публике невообразимые
• «Король поп-музыки Майкл Джексон (1958–2009) находился под постоянным прицелом журналистов и фотографов. Он стал появляться на публике в чёрных очках, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Позже в его гардеробе появилась шляпа. Ради смеха он несколько раз выходил на улицу в маске респираторе. Тут же в прессе появилась информация, что певец боится подхватить заразу…»(из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.);
Артисты театра и балета, режиссёры
• «Сару Бернар (1844–1923) осуждали и за странные привычки: она почему-то носила длинные чёрные перчатки и завитые растрёпанные волосы…» (из книги Л. Ицелева «Александра Коллонтай – дипломат и куртизанка», Россия, 1997 г.);
• «И вот выходит Айседора Дункан (1878–1927) американская танцовщица, создатель школы «Свободного танца». – Е. М.). И лицо некрасиво, а ноги и совсем нехороши: европейские, немецкие ноги, которые вот древним искусством зарабатывают себе хлеб (Москва, начало 1920-х гг.. – Е. М.)…Одет на Дункан общеизвестный хитон «Артемиды на охоте», т. е. перетянутая ремешком почти мужская рубашка до колен, которая выше пояса раздваивается на правую и левую половины, облегающие бока и часть груди и спины – но так, что два огромные выреза-треугольника оставляют треть спины и треть груди совершенно обнажёнными…» (из сборника В. Розанова «Среди художников», Россия, 1914 г.);
• «Анна Павлова (1881–1931), живая и очень нервная, странно, по-своему одевалась; она, собственно говоря, не носила платья, а поверх нижней юбки обматывала себя широким шарфом, который закреплялся булавками. Длинная бахрома шарфа свисала на плечи, заменяя рукава…» (из книги М. Кшесинской «Воспоминания», российск изд. 1992 г.).
• «Сергей Дягилев (1872–1929) – театральный и художественный деятель, организатор «Русских сезон» нов» в Париже» в 1907–1929 гг.. – Е. М.) был щеголем. Его цилиндр, безукоризненные визитки и вестоны отличались петербуржцами не без насмешливой зависти. Он держался с фратоватой развязностью, любил порисоваться своим дендизмом, носил в манжете рубашки шелковый надушенный платок, который кокетливо вынимал, чтобы приложить к подстриженным усикам. При случае и дерзил напоказ, не считаясь с a la Оscar Wilde «предрассудками» добронравия и не скрывая необычности своих вкусов назло ханжам добродетели» (из книги С. Маковского «Портреты современников», США, 1955 г.). «… Элегантный, не совсем, но почти «барин», с примесью чего-то другого, с тяжёлым и довольно грубым лицом, чувственными губами, красивыми умными глазами и классической «дягилевской» не то подкрашенной, не то природной прядью белых волос у лба, в темных волосах, дававшей ему особый шарм и стиль…» (из книги С. Щербатова «Художник в ушедшей России», США, 1955 г.); «…C. Дягилев, величайшей эрудиции и вкуса художник, как ни старался, как он выражался, «просветить это тёмное божество», он получал на всё самый нелепый и непоколебимый отпор» (из воспоминаний Н. Игнатьевой-Трухановой «На сцене и за кулисами», сборник П. Фокина и С. Князевой «Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков», т. 2, Россия, 2007 г.);
• «Всю жизнь Всеволод Мейерхольд (1874–1940) одевался обдуманно, напоказ, его внешний облик всегда соответствовал тому, как в данное время он понимал свою жизненную позицию, какое избирал социальное и театральное амплуа. Из дому он выходил на улицу, будто из-за кулис на сцену, назубок зная сегодняшнюю роль и выбирая самую подходящую манеру держаться, походку, пластическую форму, костюм. Художники и фотографы запечатлели множество мейерхольдовских метаморфоз: то щеголеватый эстет, то богемного типа «свободный художник», то суровый фронтовик поры Гражданской войны, то – ходячее воплощение строгого и рационального урбанизма, то – чуть ли не учёный, какой-то профессор. Очень редки домашние фотографии Мейерхольда, зафиксировавшие его «вне образа» – летом, где-нибудь на даче…» (из книги К. Рудницкого «Мейерхольд», СССР, 1981 г.). «…Красный шарф, императорский профиль. Наполеон в ссылке – надежда на революцию в театре, Мейерхольд. Недавний ещё любимец публики императорского театра, щёголь…» (из воспоминаний М. Шагала «Моя жизнь», Франция, 1931 г.);
• «Как-то Николай Евреинов (1879–1953) – драматург, теоретик и историк театра, режиссёр. – Е. М.) сказал мне, что его любимый герой – Арлекин и он хотел бы всю жизнь быть Арлекином. В книге «Театр как таковой» помещён красочный портрет автора в пёстром костюме Арлекина с ярко накрашенными губами и размалеванным лицом. «К чёрту полутона и скромный вид проповедника», – объявляет он и прикладывает рупор к губам, чтобы кричать громче и слышнее. Арлекин для Евреинова – высшее воплощение театральности, дерзкое провозглашение принципа театрализации жизни. Надо отдать справедливость Евреинову, он действительно был «шармером», он умел очаровывать собеседника… Беседовать и спорить с ним было всегда интересно, но часто возникала досада по поводу того, что этот одарённый деятель театра разменивается на пустяки, на броские парадоксы и пёстрые безделушки, по существу ни во что не верит и не знает никаких положительных идеалов» (из книги А. Дейча «Голос памяти», СССР, 1966 г.);
• «Евгений Вахтангов (1883–1922) представлялся мне человеком большого роста, с огромными, черными вдохновенными глазами, с тонкими нервными пальцами, собранным, сосредоточенным, несколько суровым. Каково же было моё изумление и разочарование, когда, войдя в гостиную (Москва, начало 1910 г.. – Е. М.), я увидел невысокого, даже щупловатого провинциального франта с неистовым разлётом невероятнейшей шевелюры, в накрахмаленном воротничке, с вычурной «бабочкой» вместо галстука, в лакированных ботинках и белых гетрах. Он сидел, заложив нога на ногу, и залихватски тренькал на мандолине… Поразило меня и то, что Вахтангов на этой вечеринке оказался тем, что принято называть «душой общества». Он вдруг усаживался» за пианино и начинал, напевая, бренчать какую-то французскую песенку, легкомысленно флиртовал, дурил, озорничал…» (из книги Ю. Завадского «Одержимость творчеством», российск. изд. 2007 г.);
Шахматисты, спортсмены
• «Элегантный, в безупречно сшитом костюме модного покроя, Гарри Нельсон Пильсбери (1872 – 19060 – американский шахматист, один их претендентов на мировое первенство в конце 19-го – начале 20-го столетия. – Е. М.) сразу бросался в глаза, как только входил в турнирный зал. Впалые щёки, тонкие нервные губы, резко очерченный профиль и коротко остриженные, гладко причёсанные волосы словно олицетворяли укрощённую энергию. И вдруг, блистая парадоксами, он становился душою общества: выразительные глаза, быстрая речь, манеры настоящего джентльмена. Звучал гонг, возвещавший о начале игры, и снова возникал вопрос: каков же его истинный, природный темперамент? З. Тарраш свидетельствовал: когда Пильсбери в поисках лучшего хода неотрывно смотрел на шахматную доску, его соперник чувствовал диктат чужой воли, ощущал страх за судьбу своей позиции. А ведь знаменитый доктор из Нюрнберга был человеком не робкого десятка!» (из книги Е. Мансурова «След метеора. Жизнь и партии Гарри Н. Пильсбери», Россия, 1996 г.);
• «Делорез Флоренс Гриффит-Джойнер (1959–1998), одна из величайших спортсменок всех времён, чемпионка 24-й Олимпиады в Сеуле (Южная Корея, 1988 г.), промелькнула на небосводе мирового спорта, как метеор, лишь на короткое время вспыхнувший ослепительным светом, и сейчас же исчезнувший. Этот метеор оставил немало загадок… Удивительная метаморфоза произошла и с самим обликом Фло-Джо. Она выходила на старт в наряде, поражающем воображение – в пурпурного цвета комбинезоне, закрывающем лишь одну правую ногу. Вдобавок у неё были длиннющие позолоченные ногти и длинные распущенные черные волосы, на дистанциях словно бы летящие за ней вслед. Такой внешний вид, без сомнения, оказывал психологическое воздействие на соперниц и привлекал в Фло-Джо повышенное внимание репортёров…» (из сборника В. Милова «100 великих олимпийских чемпионов», Россия, 2006 г.).
4. «Это ваше сооружение на голове Вы называете шляпой?..»
«Сегодня богема стала уже легендой, пережитком, но фигуры её настолько живописны, так дороги литературной жизни, что в недалёком будущем она непременно появится в каком-нибудь новом фантастическом уборе…» (Я. Парандовский «Алхимия слова», Польша, 1951 г.).
• «Мне памятно, как снаряжали во дворец Ивана Крылова (1769–1844), которого желала видеть императрица Мария Фёдоровна. Иван Андреевич, как это современникам его всем хорошо известно, был большой неряха. Его умыли, причесали и, принарядив в новенький мундир служащих при императорской Публичной библиотеке, привели показать Е. М. Олениной (жена покровителя И. Крылова А. Н. Оленина. – Е. М.). Он подсел к нам в гостиной и, когда настало время ехать, мы спохватились о трехугольной шляпе его, которую не находили. Наконец, и Иван Андреевич поднялся искать её вместе с нами. Тут, к ужасу нашему, увидели мы на кресле, с которого он встал, какой-то блин, из которого торчал весьма помятый плюмаж. Увы! это была шляпа, на которой в продолжение получаса покоилась тучная особа его! Можно вообразить себе, какого труда стоило дать ей несколько приличный вид» (из «Воспоминаний» А. Каратыгиной, Россия, 1871 г.);