Блестящая будущность
Шрифт:
— Замтьте, стража, онъ хотлъ меня убить, — было его первымъ словомъ.
— Хотлъ его убить? — съ пренебреженіемъ сказалъ мой каторжникъ. — Хотлъ и не убилъ? Я схватилъ его и предалъ въ ваши руки: вотъ что я сдлалъ. Я не только помшалъ ему выбраться изъ болота, но приволокъ его сюда… Онъ вдь джентльменъ, этотъ негодяй, съ вашего позволенія. Ну, вотъ теперь понтоны опять заполучатъ обратно своего джентельмена благодаря мн. Убить его? какъ же, стоило убивать его, когда я могъ упечь его обратно въ тюрьму!
— Довольно болтовни, — сказалъ сержантъ. — Зажгите факелы.
Въ то время,
— Я желаю заявить нчто, касательно моего бгства. Это можетъ избавить другихъ людей отъ подозрнія.
— Вы можете заявить все, что хотите, — отвчалъ еержантъ, холодно взглянувъ на него и скрестивъ руки:- но вы не обязаны ничего говорить здсь. Будетъ еще время все сказать и все выслушать, что нужно.
— Я знаю, но то, что я хочу сказать, другое дло. Человкъ не можетъ голодать; по крайней мр, я не могу. Я взялъ кое-что изъ състного вонъ въ той деревн… гд стоитъ церковь, на краю болота.
— То есть вы украли, — сказалъ сержантъ.
— И скажу вамъ у кого. У кузнеца.
— Ого! — сказалъ сержантъ, уставясь на Джо.
— Ого, Пипъ! — сказалъ Джо, уставясь на меня.
— Я взялъ только състное… немного водки и пирогъ.
— Пропалъ у васъ пирогъ, кузнецъ? — спросилъ сержантъ, конфиденціально.
— Жена сказывала, что пропалъ, какъ разъ въ то время, когда вы пришли. Неправда ли, Пипъ?
— Такъ, — сказалъ мой каторжникъ, взглядывая на Джо, но не на меня:- такъ, это вы кузнецъ? Мн жаль, что я сълъ вашъ пирогъ.
— На здоровье! Богу извстно, что мн его не жаль… если бы даже онъ былъ мой, — отвчалъ Джо, благоразумно вспомнивъ про м-съ Джо. — Мы не знаемъ, въ чемъ ваша вина, но мы бы не согласились уморить съ голоду бднаго человка — онъ все же нашъ ближній.
Что-то опять хрустнуло въ горл у моего каторжника, какъ въ тотъ разъ, когда я говорилъ съ нимъ; онъ повернулся къ намъ спиной. Мы проводили его до пристани, устроенной изъ грубыхъ бревенъ и камней, и видли, какъ его посадили въ лодку, гд гребцами были такіе же каторжники, какъ и онъ самъ. Никто, казалось, не удивился, не обрадовался и не огорчился, увидя его; никто не промолвилъ ни слова; только чей-то голосъ задалъ окрикъ, точно на собакъ: — «Берись, за весла!» И при свт факеловъ мы увидли темный понтонъ, засвшій въ грязи недалеко отъ берега, точно нкій преступный Ноевъ ковчегъ. Мы видли, какъ лодка подплыла къ понтону и потомъ исчезла. Остатки факеловъ были брошены въ воду и, шипя, потухли, точно въ знакъ того, что все кончено.
ГЛАВА VI
Въ т времена моего дтства, когда я часто ходилъ на кладбище и читалъ надписи на памятникахъ, я настолько зналъ грамот, что могъ только по складамъ разбирать слова.
Мн предстояло, когда я подросту, поступить подмастерьемъ на кузницу
Кром этого воспитательнаго заведенія внучатная тетушка, м-ра Уопсля содержала — въ той же комнат — мелочную лавочку. Она понятія не имла о томъ, какіе у нея были товары и что они стоили; но въ ящик комода хранилась засаленная записная книжка, служившая прейсъ-курантомъ и помощью этого оракула. Бидди вела вс торговыя сдлки. Бидди была внучка внучатной тетушки м-ра Уопсля; сознаюсь, что совершенно не въ силахъ разршить трудную задачу, въ какомъ родств она находилась съ м-ромъ Уопсль. Она была такая же сирота, какъ и я; какъ и я, также вскормлена отъ руки. На мой взглядъ замчательнаго въ ея наружности было то, что голова ея постоянно нуждалась въ гребн, руки въ мыл, а башмаки въ помывк. Впрочемъ такою она была только въ будни. По воскресеньямъ она ходила въ церковь вымытая, причесанная и прилично одтая.
Выучился я азбук скоре собственными усиліями и съ помощью Бидди, чмъ при помощи указаній внучатной тетушки м-ра Уопсля. Я пробивался сквозь мудрость грамоты, какъ сквозь терновый кустъ, измученный и порядкомъ оцарапанный каждою буквой. Посл того я попалъ въ станъ разбойниковъ, то есть во власть девяти цыфръ, которыя каждый вечеръ какъ будто переодвались, чтобы помшать мн ихъ запомнить. Но наконецъ я научился съ грхомъ пополамъ писать, читать и считать.
Разъ вечеромъ и сидлъ въ углу у камина съ грифельной доской въ рукахъ и съ чрезвычайными усиліями сочинилъ письмо къ Джо. Думаю, что дло было годъ спустя посл нашей погони на болот, потому что съ тхъ поръ прошло не мало времени; была зима и стоялъ сильный морозъ. Разложивъ у ногъ азбуку для справокъ, я ухитрился въ теченіе часа или двухъ состряпать слдующее посланіе:
«мИ лЫй ДЖо я на де Юсь ск О рО пИ Сат хОрошо я на де Ю сь ЩитаТь и тО гдА ДЖо я бУду тА к ра Т и ДоВо ЛеНъ, мИ лЬІй ДЖо Т ВОй ВЕ рн ый ПиП.»
Крайней необходимости сообщаться съ Джо письменно вовсе не было, такъ какъ онъ сидлъ около меня и мы были одни. Но я собственноручно передалъ мое посланіе (грифельную доску и съ грифелемъ), и Джо счелъ его за образецъ хорошаго письма.
— Ай да, Пипъ, дружище! — закричалъ Джо, широко раскрывая голубые глаза:- какой же ты ученый человкъ! Вдь правда?
— Я бы хотлъ быть ученымъ человкомъ, — отвчалъ я съ сомнніемъ, глядя на грифельную доску, которую онъ держалъ въ рук; я подозрвалъ, что буквы мои шли вкривь и вкось.
— Помилуй Богъ, да вотъ ДЖ, — сказалъ Джо, — и О даже очень красиво написанные! Да! Пинъ, вотъ ДЖ и О, то есть: ДЖо.
— Прочитай все письмо, Джо, — просилъ я.
— Все письмо… эге, Пипъ! — сказалъ Джо, медленно оглядывая доску. — Да чтожъ, вотъ и еще ДЖ и еще О, я еще, и еще: цлыхъ три ДЖ и три О, Пипъ!
Я перегнулся черезъ Джо и съ помощью указательнаго пальца прочиталъ ему все письмо.