Богомол
Шрифт:
Сергей словно бы осязал исходившую от Донского ущербность, связанную с отсутствием у него оружия. Даже без этого Донской чаще командовал ими, чем кто-либо другой. Как же будет чувствовать себя он, Сергей Анин, если в руках у него не окажется револьвера?
Впрочем, после поступка Грожина вряд ли кто-нибудь захочет снова покинуть дом. Джип далековато, микроавтобус заведешь лишь после продолжительной возни.
Они останутся в этом доме все, что бы ни случилось между ними. С одной стороны это обнадеживает — заставляет держаться друг друга, с другой стороны… как сказал бы его отец, Владимир Анин, «им некуда идти и есть, что делить».
Ольга Сурта, окончательно вернувшаяся к реальности, спросила:
— Что нам делать, если тварь ночью полезет в окно?
Они молчали, и она повысила голос:
— Ну что же вы? Скажите хоть что-нибудь!
Олег приобнял ее.
— Успокойся, Оля.
— Сергей? — продолжала она. — Артем?
Донской посмотрел на нее:
— Когда полезет, тогда и решим, что делать, — недовольно пробормотал он. — Хотя, если будем сидеть тихо и не бегать по дому, богомол не полезет.
На этом разговор оборвался, и они снова погрузились в продолжительное молчание.
Так и пришла ночь.
Глава 7
Около четырех часов утра Сергей Анин окончательно избавился от сновидений, штурмовавших его на протяжении всей ночи.
До полуночи он кое-как справлялся с собой. Уже в половине одиннадцатого не было видно ни зги. Арсеньево, где не было электричества, находилось посреди густого леса, и отблески света с ближайших трасс не проникали к хутору. Можно было подумать, они спустились в погреб.
Как догадался Анин, никто из них не спал. Первые часы после опустившейся завесы тьмы были самыми напряженными. Именно в этом промежутке времени многое должно было выясниться.
Воспользуется ли богомол темнотой, чтобы проникнуть в дом?
Вряд ли тварь стала бы тянуть слишком долго, если темнота являлась ее союзником. Поэтому они ждали, и это, конечно же, отогнало сон. В эти минуты Анин не чувствовал сонливости и мог бы поклясться, что выдержит без сна всю ночь.
Реальность оказалась куда сложнее.
Что бы ни грозило человеку, у него остается физиологическая потребность. Если бы они метались по дому, если бы богомол время от времени касался своими шипами окон, они бы не спали. Падали с ног, не в силах были бы разговаривать, но не спали.
Однако, они сидели без малейшего движения в полной темноте.
Проем окна угадывался лишь как пятно менее плотной тьмы. Свыкнувшись с темнотой, Анину казалось, он различает сидящих в комнате, тем не менее это было не совсем так. Он просто помнил ГДЕ они сидят, слышал их дыхание.
Неподвижность, тишина и темнота — с ними бороться оказалось тяжелее, чем с нервным ожиданием богомола. Анин боролся до конца. Где-то в глубине души и полуночи он уже замечал за собой предательские мысли, что ничего не случится, пока не рассветет и лучше хоть немного вздремнуть. Кроме того, по чистоте дыхания он определил, что заснула одна из девушек.
Анин все чаще проваливался в болотную жижу сна и, по-видимому, последней каплей явилось осознание того, что заснул, наконец, Донской. Тот находился ближе других, дыхание стало медленным и ровным. Дыхание спящего человека.
Тем не менее Анин периодически выплывал на поверхность, темная комната с невидимыми, но сидящими рядом людьми смешивалась с картинками сна, такими же черными и неясными. Эти переходы стали бесконечными благодаря естественной неуверенности, что богомол не предпримет хотя бы ничтожную попытку проникнуть в дом — подсознание не желало мириться ни с какими потребностями.
В какой-то момент Анин заметил, черного цвета все меньше. Вернее, чернота потускнела, стала ближе к грязно-серому. Теперь на фоне окна можно было различить человека. Анин понял это, когда увидел кого-то. Почти сразу же Анин догадался, это — Донской. Анин знал, что видит его во сне, ведь на самом деле тот сидел рядом, и его дыхание было по-прежнему глубоким и размеренным.
Знал… пока Донской не пошевелился, и это разрушило иллюзию сна.
Кто-то действительно дышал, как спящий, но им оказался Олег Сурта. Тьма в комнате поослабла не только во сне, но и в реальности. По-видимому, ночь дряхлела, не в силах отогнать крепнущий рассвет.
Сергей Анин, осознавший, что видит Донского наяву, почти минуту сидел, еще придавленный остатками сна. После пережитого днем, после практически полного отсутствия отдыха, реакция не может быть не замедленной.
Вяло вращались мысли, как будто облепленные каким-то тестом или глиной. Почему он не спит? Чего понадобилось у окна? Что он делает в ближайшие минуты?
Анин вскочил с пола. С трудом удержал равновесие — его шатало. Рука, держащая револьвер, казалась деревянной, чужой.
Донской обернулся.
— Ты чего? — нервный быстрый шепот.
По-видимому, он решил, что Анин что-то услышал, например, если богомол завис у одного из окон фасада.
Анин молчал, стояла тишина, и Донской сквозь зубы медленно выдохнул.
— Не так резко, приятель, — и чуть мягче с долей сарказма добавил: — Приснилось что?
Анин, заторможенный по-прежнему, тем не менее кивнул головой.
— Да, хриплый, будто простуженный голос.
Проснулся Олег Сурта. Его, сидящего там, где остатки темноты были еще непроницаемыми, они не видели, но поняли это по прервавшемуся монотонному дыханию. Сурта пошевелился, похоже, разминая затекшие ноги и спину, и вслед за ним выплыла из нервной дремы его жена.
Оба молчали. Анин почувствовал, что они тоже рассматривают стоявшего у окна Донского. Анин чувствовал их новый виток страха, приглушенного было сном.
Донской не спеша вернулся на прежнее место, принимая сидячее положение. Прежде, чем рассвело достаточно, чтобы видеть лица, Анину показалось, что Донской ненадолго заснул. Но сам Анин больше не спал.