Большая расплата
Шрифт:
— У него были мотив и возможность. Даже, может быть, навык взломать местную систему безопасности.
— Хотя мы не знаем, была ли она намеренно выведена из строя, или просто отказала, — заметил Бовуар.
— Каким тебе показался мэр Флоран? — спросил Гамаш.
— Он мне понравился. Интересный человек. Он распространяет вокруг себя добродушие. Хорошее настроение. Но он с готовностью, бодро признался, что у него была возможность покинуть дом, приехать сюда, убить ЛеДюка и вернуться, никем не замеченным.
— Но на ваш вопрос, убил ли он
— Ты всё ещё задаёшь этот вопрос? — спросил Гамаш у Лакост.
— И этот приём всё ещё не работает, ага? — догадался Бовуар.
Изабель покачала головой и улыбнулась:
— Однажды это сработает, и мы все сможем уйти домой пораньше.
— Однако мэр признал, что презирал ЛеДюка, — добавил Желина, с интересом и некоторой завистью наблюдая, с какой простотой общаются эти трое. И напомнил себе, что его задача следить за ними, а не вливаться в их коллектив. — Так буквально и сказал: «Презираю». И что молился о его смерти.
— Если бы все, чьей смерти мы просим, помирали, улицы были бы завалены телами, — заметил Бовуар.
— Non, — возразил Желина. — Мы можем желать кому-то смерти, но для верующего человека сидеть в церкви, перед лицом Господа, и молиться, чтобы кто-то умер? Не любимый, близкий, страдающий от боли, смертельного недуга, чьи страдания мы хотели бы прекратить, но здоровый человек, который мог бы жить и должен жить, может быть, еще лет сорок? Это не молитва, это что-то совершенно иное. Подобная ненависть подавляет мораль, этику, убеждения. Такая ненависть гнездится в душе и разрушает её.
Гамаш слушал Желину и задавался вопросом — насколько тот сам верующий.
— Итак, вы полагаете, что мэр Флоран религиозный фанатик, а Бог — его сообщник? — спросил Бовуар.
— В ваших устах это звучит глупо, — ответил Желина с грустной улыбкой и покачал головой. — Он может быть верующим, но я думаю, если он убил ЛеДюка, то двигала им ненависть, а не любовь к Богу. Меня учили, что не нужно недооценивать ненависть. Об руку с ненавистью ходит безумие.
— Пришло заключение судмедэксперта, — сообщил Бовуар, тыча в экран своего планшета.
Какое облегчение — расследовать убийство там, где имеется высокоскоростной интернет. Отчёт судмедэкспертизы появился на всех экранах одновременно — ещё одно утешение, потому что теперь они будут иметь дело с фактами, а не с домыслами.
— Извлеченная из стены пуля та самая, что убила жертву. Она из револьвера, обнаруженного на месте преступления. МаДермот 45 калибра. Здесь никаких сюрпризов.
— Вообще-то есть кое-что, — вклинился Желина. — Я не следователь по убийствам, но всегда считал, что большинство убийц забирают орудие убийства с собой. Чтобы избавиться от него. Нет оружия — следователю не с чем работать.
— Это если преступник — дилетант, — сказал Шарпантье. До сих пор он оставался сухим и молчаливым, но как только заговорил, тут же стал покрываться потом. — Профессионалы знают, что как только убийство задумано, оружие перестаёт быть просто пистолетом, или ножом, или дубинкой, а превращается в веревку для петли на его шею, — продолжил он. — Отныне оно связано с убийцей. Дилетанту кажется, что он поступает мудро, забирая оружие с места преступления, но от орудия убийства отделаться не так просто, как некоторые думают. Чем дольше он его хранит, тем крепче делается петля, и тем ближе виселица.
Шарпантье изобразил кусок веревки, а потом резко дернул её с такой внезапной силой и таким удовольствием, что остальные на некоторое время остались просто зрителями. Этот тихий человек был повергнут в какой-то экстаз, и теперь сверкал каплями пота на утреннем солнце и толковал о казни.
Гамаш склонился к Шарпантье, задумчивые глаза его стали жесткими. Бывший ученик напоминал ему своим тонким жилистым телом ту саму веревку, а крупная голова напомнила петлю.
Если Гамаш был исследователем, а Бовуар охотником, то Шарпантье был прирожденным палачом.
А Желина? Гамаш переместил взгляд на старшего офицера КККП. Что же он такое?
— Дилетант паникует и берет оружие с собой, — подтвердил Бовуар. — ЛеДюк убит тем, кто знал, что делает, или, по крайней мере, думал, что знает.
— Но почему револьвер? — спросил Желина. — Зачем он был ЛеДюку, и почему убийца использовал именно его вместо того, чтобы стрелять из автоматического пистолета?
— Ну, у револьвера было преимущество — он был под рукой, — заметил Гамаш. — И поэтому нет связи между оружием и убийцей. Но тут есть ещё один полезный для убийцы момент.
— Какой? — спросила Лакост.
Тут Бовуар улыбнулся и склонился вперед:
— А такой, что мы сейчас о нём говорим. Тратим время, чтобы обсудить, почему выбрали именно его. Револьвер — это странность. А странности съедают время и силы следователей.
— Предполагаешь, что револьвер это одновременно и орудие убийства, и красная селедка [5] , — догадалась Лакост.
— Не просто красная селедка, а красный кит! — сказал Бовуар. — Нечто настолько странное, что завладело всем нашим вниманием, и при этом мы что-то явно упускаем.
5
Игра слов — отвлекающий маневр.
— Это требует обсуждения, — сказал Гамаш.
— Слишком много предположений, — сказала Лакост. — Поехали дальше. Вижу, есть предварительный отчёт о следах ДНК на месте преступления.
— Найдено очень много совершенно разных ДНК, — начал Бовуар, вернувшись к отчёту на планшете. — Чтобы их обработать, потребуется некоторое время.
— А ещё довольно много отпечатков пальцев, — заметил Желина, просматривая отчет. — И не только в гостиной.
— Верно, — согласился Бовуар, снова щёлкнув по экрану планшета.