Большое путешествие Малышки
Шрифт:
– Уйду! Уйду! Уйду!
Потом он заплакал. Потом все стихло и наступила тишина. Последнее, что слышала Малышка, - это голос Меченосцева-Ванюшкина:
– Господа! Чья очередь мыть сковородку?
Преодолев несколько коридоров, подъемов и спусков, а один раз даже воспользовавшись веревочной лестницей, Василий Петрович Мокроусов остановился у очередной двери и сказал, что дальше Малышка может идти одна, потому что препятствий уже не будет. Когда Малышка принялась его благодарить, он галантно ответил ей, что благодарности все это не стоит, и неслышно исчез за ее спиной. Малышка толкнула дверь и вошла
...То, что она увидела там, ее ошеломило и ослепило одновременно. Сияли светильники, бесчисленно отраженные в сверкающих зеркалах. Благоухали цветы в кадках, благоухали искусственные цветы, обильно окрашенные изысканными ароматами, били фонтаны и фонтанчики, бежали по японским садикам немецкие гномики, а в ресторане и многочисленных барах и кафе играла музыка и весело толпились посетители. На какой-то момент Малышка замерла в неподвижности, а потом медленно, стараясь быть незаметной, как если бы она стала жучком или еще каким-нибудь другим робким насекомым, стала продвигаться к лестнице, стараясь не думать, что ее фигура в старой куртке-штормовке множество раз отражается в сверкающих зеркалах. Тут к ней подскочил какой-то детина в смокинге, с лицом, похожим на утюг, и зашипел довольно-таки злобно:
– Кто такая? Что надо? Не видишь, что ли... Люди кушают, отдыхают!
– Я из литературной части, - сказала Малышка.
– Я иду к Главному режиссеру.
– Не знаю такую. Здесь люди кушают, - и детина ухватил Малышку под руку и потащил к выходу.
Он был настолько сильнее, что Малышка даже не сопротивлялась. И ее бы, конечно, вот так, запросто, как жучка или какое-то другое насекомое, выбросили бы из Театра, если бы следом не метнулась высокая женщина в меховой горжетке.
– Отпустите ее! Она со мной!
– закричала женщина.
Конечно, это была Лизочка.
"Нет! Дружба - бессмертна!
– думала Малышка, пока шла за Лизочкой в ресторан.
– Не прав был когда-то Иван Семенович Козловский. Дружба бессмертна! Даже если ее цветы вянут, где-то в земле остаются ее глубокие корни".
После жареной картошки, которую она ела с актерами, Малышка была уже не голодна и пила только кофе, зато Лизочка позволила себе основательный обед, предварительно выставив перед собой несколько баночек с "поглотителем жира". На самом деле, она похудела и была уже почти стройной, но лицо ее при этом очень обвисло, и Малышка даже заметила, что у ушей ее кожа стянута маленькими прищепками. Зато голубые, небесного цвета глаза были по-прежнему прелестны и смотрели на Малышку с самым искренним расположением.
Жизнь Лизочки перешла на другой виток, и это было, конечно, видно и по ее меховой горжетке и даже по тем уверенным жестам, с которыми она доставала кошелек и подзывала официанта. С другой же стороны, все осталось по-прежнему, потому что ее продолжала третировать Анжела Босячная. Пока, бессвязно и захлебываясь, давясь обидой и между словами глотая пищу, Лизочка рассказывала Малышке про свою жизнь, на ее прекрасных глазах несколько раз выступали слезы. Малышка понимала, что ничем не может помочь Лизочке, и как когда-то только пожимала ее маленькую дрожащую ручку.
Уже к концу этого монолога Малышка почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она обернулась - через несколько
– Ты что, не видишь? Зо-вут!
Малышка поднялась и подошла к Майору. Он взглядом указал ей на стул. Малышка села напротив.
– Так значит, вы считаете, мне не стоит писать пьесы?
– сказал Майор.
– Да, - сказала Малышка, - не стоит.
– Вы так считаете?
– Да.
– А я вот возьму и напишу!
– сказал Майор, выпил полрюмки водки и запил кефиром.
– А они поставят!
– и он выразительно указал куда-то в сторону.
Малышка молчала.
– Ну? Что вы на это скажете?
– Не знаю...
– сказала Малышка.
– Другое дело, у меня нет никакого желания заниматься всем этим дерьмом!
Майор допил водку, а потом весь оставшийся кефир.
– Что ж, - сказала Малышка.
– Это тоже неплохо. Мне можно идти?
– А кто вас держит? Я хотел вам сказать только это - у меня нет никакого желания заниматься всем этим дерьмом!
Малышка вышла из ресторана и стала уже пересекать фойе, как тут ей навстречу бросилось какое-то существо. Оно было высоченным, стильным, довольно-таки миленьким и вполне узнаваемым.
– Мама!
– закричало существо.
– Что ты тут делаешь?
– удивилась Малышка.
– Как это что?
– удивилась дочь.
– Нам принадлежит четырнадцатое место в третьем ряду балкона и карниз над левым фасадом. Я сдаю его под рекламу! Когда ты придешь домой?
– Не знаю, - сказала Малышка.
– Приходи попозже!
Весь оставшийся путь до кабинета Главного режиссера Фадеева Малышка проделала легко и без препятствий. Фадеев ждал ее уже давно и встретил у дверей. Он еще больше располнел, а лицо его стало еще более одутловатым, но когда Малышка вслух отметила это, он стал сопротивляться и сказал, что, напротив, за последнее время потерял полтора килограмма. После всех слов по поводу веса и внешнего вида они немного помолчали, и Фадеев все подыскивал слова, не зная, с чего начать. И как всегда бывает, в конце концов сказал прямо и в лоб:
– Он проснулся.
– Кто?
– не поняла Малышка.
– А ты не знаешь?
– Сам?!
– воскликнула Малышка.
– Он не умер?
– Живее всех живых!
– процедил Главный режиссер Фадеев с ненавистью. Проснулся! Чертов основоположник!
– Может, он снова заснет?
– предположила Малышка.
– Как же! Куси-выкуси! Там вся стена обвалилась! С чего бы тогда ему просыпаться, как ты думаешь? Какие-то алкаши с него одеяло стянули - от холода и проснулся! Он же нам всю кли-ен-ту-ру распугает!
– и Фадеев принялся метаться по кабинету, почему-то напоминая Малышке толстую, перепуганную курицу.