Борись за меня

Майклс Коринн

Как раз в тот момент, когда темнота начинает овладевать мной, на самом краю сознания, я чувствую его. Я чувствую его тепло, его запах мускуса и специй просачиваются к моему носу, а затем глубокий тембр его голоса заполняет мое ухо.

— Спасибо тебе, мама. Я бы не смог пережить ее потерю.

Вот уже четыре дня я отдыхаю, пытаюсь функционировать и быть рядом с Декланом. Он не уходит. Он не спорит со мной и не уходит, он просто всегда здесь. Каждый раз, когда доктор предлагает мне сделать что-то, чтобы восстановить силы,

он тут как тут… подталкивает меня к этому.

Мне хочется швырнуть что-нибудь ему в голову.

— Ты должен идти домой, у тебя есть работа, — говорю я, опускаясь в кресло, которое является частью моего ежедневного списка дел.

Сидеть.

Я не хожу и не пытаюсь сделать что-то, требующее больших усилий, я перемещаюсь с кровати на это чертово кресло уже более сорока минут.

Что делать, когда приходится сидеть в кресле? Говорить с человеком, который не хочет уходить.

— Мне и здесь хорошо.

— Да, ты уже говорил это, но ты должен идти.

Деклан пожимает плечами.

— Я в порядке.

Я застонала и откинула голову назад.

— У нашего сына будет твое упрямство, а мне захочется задушить себя.

— Да, потому что ты самый покладистый человек на свете.

— Ты единственный, кто не хочет уходить.

— Потому что я люблю тебя, и я не уйду, пока мы не разберемся с нашим дерьмом.

Он сказал это вчера, и в ответ я заставила себя лечь спать, чтобы избежать именно этой темы. Я не хочу выяснять отношения. Я хочу вернуться домой и игнорировать его.

Однако я знаю, что этого не произойдет.

К тому же это выход труса, а я не трусиха.

— Ты сделал свой выбор.

— Я рассказал тебе, что произошло, — отвечает он. — Я знаю, что ты не прощаешь меня, и, честно говоря, не должна, но я собираюсь загладить свою вину.

Я тяжело дышу и пытаюсь замедлить колотящееся сердце. Он даже не представляет, как сильно я хочу, чтобы все это было правдой. Но я думаю, что его обещание исходит из-за страха, и как только я выйду из больницы, он возьмет свои слова назад и снова уедет.

— Ты не должен этого делать. Мой голос мягкий и напряженный.

— Что делать?

Я открываю глаза и позволяю ему увидеть правду.

— Ты не обязан оставаться здесь из чувства долга.

Он вздрагивает и придвигается ближе, не сводя с меня глаз.

— Ты так думаешь? Что я здесь потому, что чувствую себя обязанным? Потому что это самое далекое от правды.

Мой пульс учащается, потому что он достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах его одеколона.

— Я не знаю, что такое правда.

— Ты готова к этому разговору? Потому что я стараюсь не давить на тебя и дать тебе возможность восстановиться, не усугубляя твой стресс.

Я бы хотела, чтобы это было возможно, но мой уровень стресса не уменьшится без этого разговора. Кажется, я не могу думать ни о чем другом. Почему он здесь? Чего

он хочет? Когда он уедет? И как, черт возьми, я смогу все это вынести?

Но эти ответы должны быть получены.

— Я думаю, мы должны это сделать.

Деклан приседает так, что его лицо оказывается прямо напротив моего.

— Я шел за тобой, Сидни. Я опоздал, я знаю, что опоздал, и мне очень, очень жаль, но теперь я здесь.

— Надолго, Дек?

— Навсегда.

Я сижу и смотрю на него, ожидая, что он рассмеется, улыбнется или еще что-нибудь, но он не смеется.

— Навсегда? — спрашиваю я.

Может, я неправильно его расслышала. Может, это какой-то странный побочный эффект от комы, который заставляет меня слышать то, чего нет на самом деле.

— Я не уеду. Я не вернусь в Нью-Йорк, пока ты будешь со мной, и если мне придется остаться в Шугарлоуф или где бы ты ни была, я так и сделаю. Видишь ли, я прожил восемь лет без тебя в своей жизни. Я существовал, думая, что ты счастлива, что тебе лучше без меня, и я больше не могу так существовать.

— Ты не можешь?

— Нет, его рука поднимается, и его ладонь ложится мне на щеку. — Нет, я не могу.

Я пытаюсь заставить себя сглотнуть, а затем делаю глубокий вдох.

— Ты говоришь это сейчас, но почему?

— Ты знаешь, почему я не пришел на прием? Что мне нужно было сделать в городе?

Я качаю головой.

— Ну, я покупал одну вещь, и это стало очень сложно, ни с того ни с сего. У меня было время — или я думал, что было, но продавец передумал.

Гнев начинает нарастать, и я не могу его сдержать. Он пропустил встречу не из-за чего-то важного или срочного. Нет, это было потому, что он покупал то, что хотел. Не знаю, почему он решил, что это не будет большой проблемой.

— Значит, ты бросил меня и пропустил встречу с нашим сыном из-за того, что покупал что-то?

— Ну, покупатель выдвинул нереальное требование, так что мне пришлось перенести дату на месяц.

Я закатываю глаза.

— И это должно заставить меня почувствовать, что?

— Ты задаешь неправильные вопросы, Сид.

Я скрещиваю руки на груди и борюсь с желанием оттолкнуть его.

— Тогда почему бы тебе не сказать мне, о чем я должна спросить?

Он ухмыляется.

— Что я купил?

Поскольку этот разговор меня утомил, и я ничего не добилась, я играю в его игру.

— Отлично. Что ты купал?

— Твою ферму.

Глава тридцать третья

Сидни

Он только что сказал «мою ферму»?

— Что? — спрашиваю я, тяжело дыша.

— Я покупатель твоей фермы.

Я несколько раз моргаю, ожидая, что он исправится, но он этого не делает. Все это так запутанно.

— Я не понимаю.

Контракт был заключен неделю назад. До того, как он узнал о ребенке и до того, как мы переспали во второй раз. Это не имеет никакого смысла.