Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
Их коллективное выдвижение способствовало росту популярности Бухарина в партии, о чем свидетельствовало его делегирование в Учредительное собрание и роль в составлении первых политических заявлений правящей партии {261}. Особенно знаменательно, что Ленин опирался на Бухарина в «социалистической политике в области финансов и экономики», — следовательно, эта проблема, впоследствии вызвавшая разногласия, еще не разделяла их. Так, 27 ноября (10 декабря) 1917 г. Ленин предложил Бухарину и его другу Пятакову составить небольшую комиссию для «обсуждения основных вопросов экономической политики правительства». Это назначение вызвало возражения в Центральном Комитете, по-видимому, на том основании, что Бухарин был настоятельно необходим для работы в «Правде». Ленин доказывал, что имеющая первостепенное значение экономическая политика требует полного к себе внимания и «потому нуждается в людях сведущих, каким является т. Бухарин». Но предложение Ленина отклонили. Так Бухарин стал редактором «Правды», во главе
Таким образом, вначале Бухарин и молодые москвичи играли чрезвычайно важную роль в организации и руководстве новой партийно-государственной системы {263}. Однако в первые месяцы 1918 г. их совместное влияние на официальную большевистскую политику неожиданно сменилось коллективной оппозицией к Ленину и его новым союзникам по партии. Вопросом, породившим разногласие, было решение вождя положить конец участию России в европейской войне путем подписания сепаратного и обременительного мира с Германией.
Для понимания роли Бухарина в оппозиции «левых коммунистов» необходимо учитывать, что движение это фактически прошло две стадии. С января по март 1918 г. это была в основном оппозиция, направленная против ленинских предложений о мире и защищавшая, в противовес этому, революционную войну против наступавшей германской армии. Между позицией «левых коммунистов» и ленинской позицией стоял Троцкий и его единомышленники, которые одновременно враждебно относились к мирному договору и скептически — к перспективам военного сопротивления, предлагая свою двусмысленную формулу «ни мира, ни войны». Эта стадия существования «левого коммунизма» закончилась его поражением, заключением Брестского мира в конце февраля и его ратификацией после жестоких споров на VII партийном съезде в начале марта. Движение затем вступило во вторую стадию, характеризовавшуюся тем, что левые перенесли огонь на пересмотренную Лениным экономическую политику. Роль Бухарина на этих двух стадиях была различной {264}.
Он стал признанным лидером движения против мирного договора и за революционную войну, выступив от имени этой группы на решающем VII партсъезде {265} . Таким образом, в течение двух месяцев 29-летний Бухарин возглавлял крупнейшую и наиболее мощную партийную оппозицию в истории Советской России. В различные моменты этой дискуссии противники мирного договора оказывались в большинстве в городских и провинциальных Советах, в нескольких крупнейших партийных организациях и в самом ЦК (в зависимости от того, голосовала ли группа Троцкого или воздерживалась) и, вероятно, среди рядовых членов партии. Даже при решающем голосовании Ленин не смог завоевать большинства в ЦК, и только то, что Троцкий воздержался, позволило Ленину одержать верх над левыми. Окончательное голосование на VII съезде: 30 голосов за мирный договор, 11 — против, 4 — воздержавшихся, — не отражало истинного влияния оппозиции внутри партии {266} [18] .
18
На VII съезде партии за подписание мирного договора голосовали 12 делегатов.
Несколько факторов сделали Бухарина естественным лидером оппозиции. Неумолимая враждебность к империалистическим державам, выраженная в обещании «священной борьбы» против европейской буржуазии, была эмоциональной и популярной частью партийной программы при подготовке восстания. Отказавшись от нее, Ленин отошел от левых большевиков и объединился с теми, кто был в оппозиции или сопротивлялся его курсу в 1917 г. {267}. Радикально настроенные большевики остались, таким образом, без лидера и чувствовали необходимость выдвинуть такового для защиты своих попранных идеалов. Никто не подходил для этого лучше, чем Бухарин, чье имя еще до начала дискуссии отождествлялось с идеей революционной войны {268}. Из семи членов Центрального Комитета, безоговорочно выступавших против мирного договора, — его самого, А. Бубнова, Ф. Дзержинского, Н. Крестинского, М. Урицкого, Г. Ломова и В. Яковлевой — только Бухарин по своему положению в партии мог стать лидером.
Если Бухарин и имел какие-либо сомнения насчет того, поднимать ли знамя революционной войны, — а есть косвенные доказательства, что такие сомнения у него были в первой половине февраля {269}, — практически полное единодушие его поколения партийных руководителей, особенно его московских друзей, в этом вопросе, вероятно, рассеяло их. Уже 28 декабря (10 января) Московское областное бюро потребовало «прекращения мирных переговоров с империалистической Германией, а также и разрыва всех дипломатических отношений со всеми дипломированными разбойниками всех стран». Окрыленные успехом, достигнутым благодаря их смелости в 1917 г., молодые москвичи не были расположены к примирению или компромиссу. Их решимость оспаривать Ленина, несомненно, подталкивала Бухарина, который также верил, что урок победы большевиков в Москве, «когда мы выступили, не имея организованных сил», был применим и в настоящей ситуации {270}. Эта привычка левого крыла большевиков ссылаться в споре с сомневающимися на «уроки Октября» стала постоянной чертой внутрипартийных дискуссий ближайшего десятилетия.
На движение «левых коммунистов» и руководящую роль Бухарина в этом движении оказали огромное влияние как давние личные связи (участники движения были людьми одного поколения), так и общность политического мышления. Хотя в движении принимали участие видные представители партийных организаций всей страны, Москва и особенно Бюро стали «цитаделью левого коммунизма» {271}. Молодые руководители Бюро в 1917 г. (Бухарин, Осинский, Ломов, Яковлева, Стуков и Кизильштейн) были всегда на переднем плане. Относящиеся к более далеким временам (1909 г.) предпосылки их совместной деятельности обнаружились теперь, когда уже известная в прошлом тройка Бухарин — Осинский — Смирнов (дополненная сейчас К. Радеком) образовала редакционную коллегию оппозиционного журнала «Коммунист», издаваемого Бюро {272}. Когда левокоммунистическое движение охватило всю страну, Бюро стало функционировать как его «Центральный Комитет», его «организационный центр». Несмотря на свое всероссийское распространение, это было в основном московское движение во главе с Бухариным, его местным лидером, окруженным политическими друзьями, многих из которых он знал еще со времен 1906–1910 гг., когда был членом Московского комитета. Понятно поэтому, что защита революционной войны стала известна как «московская точка зрения» {273}.
Принадлежность левых и правых большевиков к двум разным поколениям снова сыграла свою роль. Несколько старых членов партии — среди них наибольшим авторитетом пользовались М. Покровский и И. Скворцов-Степанов — были «левыми коммунистами». Но руководящая группа оппозиции состояла исключительно из молодых; размежевание на левых и правых, характерное для большевиков Москвы в 1917 г., к этому времени распространилось на всю партию. Если свойственная молодости уверенность в своей правоте воспламеняла левую оппозицию Ленину и тем большевикам, на которых он опирался, то вождь вел себя как трезвый, умудренный опытом государственный деятель, поворачивая молодость оппозиционных лидеров против них самих. «Молодость, — говорил он о юных москвичах, — одно из самых больших достоинств этой группы». Москвичи не менее остро чувствовали проблему поколений. Через семь лет, вспоминая прошлые разногласия, Бухарин так характеризовал себя и своих друзей: «Мы, „молодые“, „левые“…» {274}. В значительной степени поэтому левокоммунистическое движение было выступлением революционеров, сформировавшихся в 1905 г., возглавляемым их признанным лидером — Бухариным.
Вероятно, элемент противоречий между отцами и детьми поможет объяснить конечное поражение оппозиции. В тот период, когда их выступления против мирного договора пользовались наибольшей поддержкой, «левые коммунисты» представляли полное энтузиазма массовое движение, вероятно, большинство партийцев. Хотя угроза со стороны германской армии все больше и больше ослабляла позицию «левых коммунистов», истинная причина их поражения состояла не в отсутствии массовой поддержки, а в несостоятельности руководства. Левые эсеры, которые, присоединившись к большевикам, придали первоначально созданному правительству видимость коалиции, также выступали против заключения мира и предлагали свою поддержку в формировании нового правительства взамен ленинского. Руководители «левых коммунистов» отказались пойти на это как из-за своей лояльности по отношению к партии, так и потому, что ни один из них не рассматривал себя в качестве замены вождя большевистской революции {275}. Бухарин только сетовал на то, что политика Ленина «была гибельной для революции», и указывал, что большинство против него. Но когда знакомый спросил Бухарина, почему он не выступил решительно против Ленина, он, как рассказывают, воскликнул: «Разве я обладаю необходимыми данными, чтобы стать руководителем партии и бороться с Лениным и большевистской партией? Нет, не надо обманывать самих себя!» {276}.
Несмотря на сплоченность движения «левых коммунистов», политические тенденции его лидеров не совпадали. В частности, когда развернулись споры, стали вырисовываться значительные различия во взглядах между Бухариным и крайне «левыми коммунистами», такими, как Осинский и Стуков {277}. Скрытые вначале остротой споров по вопросу о мирном договоре, они приобрели значение на второй стадии существования оппозиции. Ленин, со своей стороны, тоже не всегда полностью разделял взгляды своих приверженцев. Он был, например, значительно менее пессимистичен, чем те из выступавших за мирный договор большевиков, кто не видел перспектив революции на Западе и уже превозносил руководящую роль России. В самом деле, несмотря на взаимные обвинения, Ленин и Бухарин разделяли «одну и ту же общую предпосылку: без мировой революции мы не будем в состоянии справиться с трудностями» {278}. То, что их действительно разделяло, лежало в другой области.