Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
Десятилетием позже Сталин смог воззвать к этой традиции для штурма иных крепостей.
Гражданская война и прекращение деятельности «левых коммунистов» явились поворотными пунктами в партийной карьере Бухарина. Окончился его долгий политический союз с молодыми московскими левыми. Острота оппозиционных движений 1918–1920 гг. менялась в зависимости от положения на фронтах. (По совету Франклина американским революционерам: «Мы должны держаться вместе, или нас, несомненно, повесят поодиночке».) Появились две значительные оппозиции. Когда военная ситуация стала менее тяжелой, в марте 1919 г. группа, названная «военной оппозицией», выступила с критикой введения традиционной военной дисциплины, привилегий и званий в Красной Армии. А начиная с 1919 г. демократические централисты протестовали против введения единоначалия на предприятиях и всеобщей бюрократизации и централизации партии и государства. Обе фракции возглавляли бывшие «левые коммунисты», наиболее значительные среди них — Осинский и Смирнов; обе имели организационную базу в Москве {330}.
В феврале 1918 г. Бухарин и «левые коммунисты» отказались от своих партийных и государственных постов, став в открытую оппозицию Брестскому договору {332}. Бухарин возобновил деятельность в ЦК в мае или июне и снова возглавил редколлегию «Правды» непосредственно после неудачного мятежа левых эсеров в начале июля. По его позднейшим утверждениям, он первым из «левых коммунистов» признал, «что допустил ошибку», хотя заявление об этом появилось в печати лишь в октябре {333}. Революция в Германии и, возможно, в Вене казалась в то время близкой, а Брестский мир выглядел менее обременительным. Имея это в виду, Бухарин говорил со смешанным чувством надежды и осторожности, которое будет характерным для советской внешней политики в течение ряда лет:
Я должен честно и открыто признать, что мы… были не правы, прав был тов. Ленин, ибо передышка дала нам возможность сконцентрировать силы, организовать сильную Красную Армию. Теперь каждый хороший стратег должен понимать, что мы не должны дробить свои силы, а направить их против сильнейшего врага. Германия и Австрия уже не опасны. Опасность идет со стороны бывших союзников — главным образом, Англии и Америки.
Германский пролетариат получит поддержку «тем, что очень дорого для нас — нашей кровью и нашим хлебом». Но существованием Советской России рисковать было нельзя. Главная арена сражений была теперь на фронтах гражданской войны в России {334}.
С лета 1918 и до конца 1920 г. между Бухариным и Лениным не было расхождений по важнейшим вопросам. Два второстепенных спорных вопроса ненадолго выплыли из прошлого — один касался теоретического описания современного капитализма, другой — ленинского лозунга о самоопределении наций. Первый вопрос не мог быть решен и остался открытым, второй в конце концов урегулировался с помощью компромисса, хотя этот компромисс был больше в пользу Ленина. Ни тот, ни другой из этих, когда-то вызывавших ожесточенные споры вопросов не накалил страстей, потому что Бухарин и Ленин были согласны относительно главных решений, стоящих перед партией {335}.
Способность залечивать раны после продолжительных и резких дискуссий отражает важную сторону их отношений. Среди ведущих большевиков не было никого, кто оспаривал бы ленинские взгляды чаще, чем Бухарин; тем не менее он стал любимцем Ленина. Их связывали привязанность, даже любовь, и взаимное уважение {336}. Как и в предыдущих случаях были залечены и раны, нанесенные разногласиями левокоммунистического периода, хотя полная уверенность Ленина в политическом благоразумии Бухарина восстановилась не сразу. 2 июня 1918 г., перед отъездом Бухарина в Германию для установления контакта с революционно настроенными коммунистами, Ленин предостерегал советского представителя в Берлине: «Бухарин лоялен, но зарвался в „левоглупизм“ до чертиков… Prenez garde!» {337}. Тем не менее его оценка самого молодого члена правящей олигархии оставалась исключительно высокой; доказательством тому служат слова, сказанные им Троцкому в начале гражданской войны: «Если белая гвардия убьет и вас и меня, справятся ли Бухарин и Свердлов?» Ленин, возможно, испытывал кое-какое беспокойство, но, очевидно, думал о Бухарине как о человеке, который мог бы заменить его, а о Я. Свердлове, в то время главном партийном организаторе, — как о замене Троцкого {338}.
Недолгая оппозиция Бухарина не повредила также и его положению в партийном руководстве. В отличие от последующих времен блудный сын мог вернуться. На VI съезде партии в 1917 г. Бухарин был десятым при выборах членов Центрального Комитета, на VII съезде, где он выступал против мирного договора от имени «левых коммунистов», — пятым, что говорит о его авторитете в партии даже во время оппозиции. Годом позже, на VIII съезде партии в марте 1919 г., только шесть имен были внесены в каждый избирательный бюллетень: Ленин, Зиновьев, Троцкий, Бухарин, Каменев и Сталин, — что, во всяком случае, отражало мнение партийной элиты о том, кто по праву составляет ее высшее руководство. VIII съезд также создал первое функционирующее Политбюро, тем самым организационно оформив партийную олигархию. Политбюро состояло из пяти полноправных членов — Ленина, Троцкого, Сталина, Каменева и Крестинского, и трех кандидатов — Бухарина, Зиновьева и Калинина {339}. Эти восемь человек и были настоящим правительством Советской России.
В отличие, например, от Троцкого, который как военный комиссар — председатель Реввоенсовета — всегда находился на авансцене, точную картину деятельности Бухарина в годы гражданской войны представить трудно, отчасти потому, что он выступал в нескольких ролях. Его главной обязанностью было редактирование «Правды» — должность огромного значения. «Правда», выходившая ежедневно (кроме понедельников), была официальным рупором партии как в стране, так и за границей; помимо этого, она была авторитетнейшим органом обмена мнениями между партийцами, так как публиковала как официальные, так и дискуссионные точки зрения. Бухарин писал большинство передовиц и определял общее направление газеты. И, поскольку в занимаемом «Правдой» помещении постепенно расположились редакции ряда партийных и беспартийных изданий, он фактически сделался руководителем советской печати вообще — равно как и всей большевистской пропаганды {340}.
В конце 1918 г. Бухарин был также глубоко вовлечен в международные коммунистические дела. Репутация интернационалиста сделала его ведущим представителем российской партии, когда исполненные надежд зарубежные марксисты стали совершать паломничество к месту свершившейся революции. В октябре 1918 г., в канун неудачного восстания в Германии, он к тому же совершил поездку в Берлин для встречи с Карлом Либкнехтом и другими немецкими коммунистами. (Характер этой миссии остался неясным) {341}. Неудача восстания в Германии не могла, однако, воспрепятствовать давнему (с 1915 г.) стремлению Ленина создать новый, III Интернационал. По его просьбе Бухарин подготовил документ, излагавший «теорию и тактику большевизма»; он стал программным манифестом I Учредительного конгресса Коминтерна, открывшегося в Москве в начале марта 1919 г. {342}. С тех пор много времени у Бухарина отнимали коминтерновские дела. Он был членом Исполкома Коминтерна и заместителем председателя «узкого бюро», которое руководило Коминтерном; вместе с Зиновьевым, его первым председателем, он нес ответственность за повседневную деятельность Коминтерна {343}.
Тот факт, что Бухарин сочетал эти обязанности с другой официальной и полуофициальной деятельностью, заставляет предполагать, что он играл в Политбюро особую роль. Высказывание, приписываемое Ленину, дает понять, в чем она заключалась. Когда его спросили, почему Бухарин не занимает никаких официальных государственных постов, Ленин, как сообщают, объяснил, что партия нуждается но крайней мере в одном человеке «с мозгами без бюрократических извращений» {344} . Бухаринская репутация человека честного, справедливого и неподкупного была великим достоинством в те дни, дни бесконтрольной власти, а подчас и повального террора [22] . Бухарин, очевидно, взял на себя (или получил) в Политбюро роль «улаживателя» конфликтов. Он регулярно появлялся в качестве представителя партийного руководства, когда возникало напряженное положение: в комиссии по борьбе с антисемитизмом, в ЧК при расследовании сомнительных арестов «буржуазных интеллигентов», в Президиуме ВЦСПС, когда отношения между партией и рабочим классом становились натянутыми {345} . Не каждый считал, что Бухарин выполняет эту функцию хорошо; один большевик выражал недовольство по поводу его деятельности в Президиуме ВЦСПС, говоря, что «ничего, кроме конфуза, от этого не вышло». Как бы то ни было, он работал с энтузиазмом, был вездесущ, «летал» по Москве: «О нем говорили: никто не знает, где он вдруг появится в следующий раз» {346} .
22
В зарубежной исторической литературе преимущественно говорится о «красном терроре» и замалчиваются его причины, изложенные выше. Вместе с тем известно, что в первые месяцы Советской власти многие видные белогвардейцы были освобождены из-под ареста. Так, под честное слово не вести борьбу против Советской власти, был выпущен на свободу генерал Краснов.
Но ни одна из этих функций, однако, не может сравниться с его положением в партии в качестве ведущего, а впоследствии и официального теоретика большевизма. В этот период теоретическая работа, как и всякая идеологическая работа вообще, оставалась важной и значительной сферой деятельности. Состав партии быстро менялся, но ее вожди все еще оставались интеллигентами. Так, Ленин считал себя по профессии «литератором», а Бухарин писал о себе и о Ленине как о «коммунистических идеологах» {347}. Единство теории и практики еще не стало пустым лозунгом. Большевики почитали теорию и идеи так же пылко, как и истину, потому что считали их синонимами, и видели в этом свою силу и способность к руководству. Так же, как в свое время Маркс, они были убеждены в том, что «быть радикальным — значит понять вещь в ее корне» {348}.