Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Коэн Стивен Фрэнд

С ратификацией Брестского договора в начале марта первая стадия существования, «левого коммунизма» подошла к концу. В следующие два месяца разногласия сконцентрировались на внутренних вопросах, поскольку недовольная оппозиция выступила против предложений Ленина сделать более умеренной первоначальную экономическую политику большевистского правительства. Последняя и так была относительно умеренной. Помимо выборочной национализации, были сделаны шаги по устранению несправедливостей в жилищном вопросе и распределении продовольствия, издан закон о 8-часовом рабочем дне, отменена частная собственность на землю и в то же время подтверждены права крестьян занимать и обрабатывать землю. Кроме того, политический радикализм большевиков не оказал поначалу влияния на экономику; партия была еще осмотрительной и в некотором смысле реформистской ^{292}.

Первыми акциями, удачно

сочетавшими в себе, с партийной точки зрения, целесообразность и идеологию, были рабочий контроль на промышленных предприятиях и выборочная национализация. Эти акции сразу же, в 1917 г., легализовали захват фабрик, что соответствовало партийному лозунгу «экспроприации экспроприаторов», и нанесли удар по политическому и экономическому сопротивлению большевистскому правительству. Однако к марту 1918 г. эти мероприятия способствовали усилению экономического хаоса и разрухи, вызванных пятью годами войны и революции, и еще более подорвали промышленное производство России.

Ленин реагировал на ухудшавшуюся ситуацию с характерной для него твердостью, заявив в начале апреля 1918 г. о своем решении изменить курс. Его план предусматривал прекращение национализации и экспроприации и modus vivendi с крупным частным капиталом. Новый экономический порядок должен был опираться на ограниченную государственную собственность, в то же время сохраняя частную (или смешанную) собственность и управление на большинстве предприятий. Советское государство должно было управлять частным сектором посредством финансового и политического давления. По мнению Ленина, чтобы его правительство могло продержаться, необходимы были техническое сотрудничество с крупной буржуазией, окончание стадии революционного разрушения и восстановление авторитета администрации на предприятиях. Нужно было учредить централизованный контроль над местными Советами; трудовая дисциплина должна была вытеснить рабочий контроль. Ленин решительно стремился к оздоровлению экономики; планировалось восстановление материальных стимулов. Одним словом, он откровенно признавал необходимость «прекращения наступления против капитала» ^{293}.

Подыскивая наиболее общее и емкое определение для своих предложений, Ленин назвал задуманный им смешанный экономический порядок «государственным капитализмом»; подобная модель существовала в экономике Германии во время войны. Государственный капитализм, доказывал Ленин, означает огромный шаг вперед для отсталой, мелкобуржуазной России, гигантский шаг по направлению к социализму:

…государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого, нам грозит стихия мелкобуржуазного разгильдяйства, которая больше всего историей России и ее экономикой подготовлена и которая как раз этого шага, от которого зависит успех социализма, нам не дает сделать.

По Ленину, государственный капитализм означал современную эффективную и централизованную промышленность; если Советская Россия сможет создать ее, это будет «три четверти социализма» ^{294}.

«Левые коммунисты» реагировали на его предложения с раздражением, выступив с тезисами, отвергавшими их в целом и в частностях. В новой политике они увидели отступничество «правого крыла партии» и «психологию мира». Все предложения Ленина, касавшиеся его политики в отношении труда и заработной платы, замораживания национализации, соглашений с «капитанами промышленности», и его основная идея о сближении с частным капиталом и о восстановлении старого административного порядка были осуждены как открывающие путь к «полному господству финансового капитала». Ленинский план, предрекали они, может оказаться началом «бюрократической централизации, господства различных комиссаров, лишения местных Советов независимости и отказа от типа управляющегося снизу „государства-коммуны“». С презрением отвергая компромисс, левые требовали совершенно другого курса: непримиримой враждебности к буржуазии, атаки на капиталистические экономические отношения, национализации и «социализации» промышленности; рабочего контроля и сохранения власти местных экономических советов, поддержки бедных крестьян против богатых, а также развития крупных коллективных сельскохозяйственных предприятий. Критика и политические пристрастия «левых коммунистов» предвосхитили будущие платформы других левых оппозиций. Их предостережения против происходящей «гибельной мелкобуржуазной политики» будут высказываться еще не раз ^{295}.

Несмотря на свою недолгую жизнь, ленинский «государственный капитализм» апреля — мая 1918 г. приобрел впоследствии значение из-за сходства

с тем, что после 1921 г. официально стало известно как новая экономическая политика, или сокращенно нэп. И то и другое представляли собой смешанную экономику, сочетавшую ограниченный общественный сектор с обширным частным. И даже несмотря на то, что страна и экономика были очень разными в 1918 и 1921 гг., большевики, которые позднее старались узаконить нэп в партийной прессе, справедливо указывали на его сходство с ленинским «государственным капитализмом» ^{296}. Поскольку Бухарин стал впоследствии самым значительным защитником нэпа, его позиция на этой, второй, стадии «левого коммунизма» представляет особый интерес.

Нечеткость политической роли Бухарина и его взглядов на всем протяжении экономических разногласий показывает, что тут у него не было той фанатической уверенности, которая характерна для его оппозиции Брестскому мирному договору. В течение почти трех месяцев экономических дискуссий он публикует лишь одну статью, непосредственно относящуюся к предмету, в которой оспаривает Ленина в теоретическом плане, а не по вопросам конкретной экономической политики ^{297}. Молчание Бухарина было многозначительно, если принять во внимание научно-теоретический, а не практический характер его спора с Лениным. Более того, во время дискуссии он завершил большую брошюру, озаглавленную «Программа коммунистов (большевиков)», по-видимому задуманную как первое популярное изложение политики большевизма у власти. Хотя книга отражала революционный дух воинствующего коммунизма, положения, касавшиеся непосредственно экономической политики, были поразительно умеренны. Успех брошюры — она широко распространялась как официальный документ и была переиздана на многих западных языках — означает, что высказанные в ней взгляды отражали главное направление партийной и Ленинской мысли ^{298}.

Таким образом, Бухарин перестал быть ведущим представителем и главным вдохновителем «левого коммунизма». С ратификацией мирного договора это движение потеряло большинство приверженцев в стране и стало чисто московским явлением. В это же время Бухарин отстранился от активной деятельности среди левых, выступая лишь с отдельными возражениями против ленинских предложений, тогда как Осинский возглавил «левых коммунистов» в экономических дискуссиях. Всегда более радикальный, чем Бухарин, в вопросах внутренней политики, он стал самым непримиримым оппонентом Ленина ^{299}. Ясно, что такая ситуация положила конец объединению Бухарин — Осинский — Смирнов; Осинский и Смирнов стали оплотом партийных оппозиций большей части последующего десятилетия.

Выступая с критикой примиренческого экономического курса с декабря 1917 г., Осинский стал теперь главным защитником радикализма. Он написал развернутые программные тезисы «левых коммунистов» — наиболее бескомпромиссное осуждение ленинских предложений. Это был документ, воплощавший его взгляды, которые он неоднократно отстаивал в апреле — мае, а также в течение длительного времени после окончания дискуссии. Он придавал страстный характер обвинениям и требованиям левых, отказываясь от любого компромисса со старым порядком, выступая против все возраставшей централизации власти, трудовой дисциплины, использования буржуазных специалистов, требуя максимальной национализации и «социализации» производства. Осинский, по его собственным словам, «занимал наиболее левую позицию» ^{300}.

Бухарин пришел теперь к выводу о необходимости «отмежеваться от тех, кто меня целует». Остро сознавая трудные проблемы, созданные экономической разрухой, он отказался поддерживать крайние взгляды других «левых коммунистов». По вопросу об использовании буржуазных специалистов, например, он не увидел нарушения принципов, заявляя, что он тут «намного правее Ленина». Те оппозиционеры, которые защищали рабочий контроль, граничивший с синдикализмом, не выражали взглядов Бухарина. Он в январе неуклонно предостерегал от этой тенденции. Он не симпатизировал и полуанархическому отрицанию сильного Советского государства, доказывая в противоположность этому: «…в промежутке между капитализмом и коммунизмом… рабочему классу придется выдержать жестокую борьбу со своими внешними и внутренними врагами. А для такой борьбы нужна организация, крепкая, широкая, хорошо сколоченная… пролетарское государство» ^{301}. В сельскохозяйственной политике Бухарин, как и очень многие большевики (включая Ленина), одобрял революционное перераспределение земли в 1917 г., но утверждал, что для будущего прогресса необходимо крупномасштабное коллективное возделывание земли. Он пока не предлагал способа сочетания этих двух форм хозяйствования. Не удивительно, что на этом этапе экономических дискуссий Ленин информировал Бухарина, что на «девять десятых с ним согласен» ^{302}.