Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
Его самая существенная аргументация носила, однако, прагматический характер. Значительное увеличение деревенского спроса и рост продажи продуктов неизбежно, по крайней мере в самом начале, зависели от способности зажиточных крестьян к накоплению капитала и расширению производства. Но это были как раз те крестьянские хозяйства, чье экономическое развитие особенно было сковано законодательными ограничениями и произволом административной практики, сохранившимися после «военного коммунизма». Как объяснял Бухарин:
Зажиточная верхушка крестьянства и середняк, который стремится тоже стать зажиточным, боятся сейчас накоплять. Создается положение, при котором крестьянин боится поставить себе железную крышу, потому что опасается, что его объявят кулаком; если он покупает машину, то так, чтобы коммунисты этого не увидели. Высшая техника становится конспиративной.
Реформы должны были выправить эту ситуацию. Они должны коснуться всех слоев крестьянства, как ясно показал Бухарин в публичном заявлении, вызвавшем политический скандал 1925 г.: «В общем и целом, всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство» {675}. Политика вынудила Бухарина отречься от лозунга «обогащайтесь», но не от его смысла. Как он сказал, «это была ошибочная формулировка… совершенно правильного положения». Это положение заключалось в том, что «мы не препятствуем накоплению кулака и не стремимся организовать бедноту для повторной экспроприации кулака» {676}.
Более широкая задача реформ состояла в «развязывании товарного оборота», что Бухарин определил как «генеральную линию нашей хозяйственной политики». Он был убежден, что расцвет торговли принесет в результате быстрейшее и надежнейшее экономическое развитие. Расширение емкости товарного рынка, увеличение общего объема товаров, ускорение их циркуляции между промышленностью и сельским хозяйством и внутри промышленности и сельского хозяйства «есть главный метод ускорения темпа нашей хозяйственной жизни». Это «давало бы простор наиболее полному развитию производительных сил» {677}. По этой причине должно было поощряться изготовление промышленных товаров вне государственного сектора. Реформы касались не только крестьянских хозяйств, но также и широкой сети мелких кустарных производств (изготовлявших множество различных товаров), развитие которых должно было способствовать росту общего национального дохода. Бухарин также настаивал на ввозе из-за границы промышленных изделий в случае, если надо удовлетворить внутренний спрос, так как импортный трактор, к примеру, может увеличить емкость внутреннего рынка страны и тем самым, возможно, стимулировать дополнительный спрос на советскую промышленную продукцию {678}.
Бухарин справедливо замечал, что его программа отличается от взглядов левых, которые делали главное ударение на производство, тем, что его программа имела в виду движение «от обращения (деньги, цены, торговля) к производству». В этом состояла сущность его страстно оспариваемой теории (которую мы более подробно рассмотрим ниже) «врастания в социализм через обмен». Как объяснял Бухарин в 1925 г., «ускорение оборота, расширение рынка, на этой базе расширение производства, отсюда — возможность дальнейшего снижения цен, дальнейшего расширения рынка и т. д. Вот путь нашего производства» {679}. Такая программа требовала, чтобы партия проводила политику в трех основных направлениях: она должна была провозгласить и решительно осуществлять аграрные реформы; восстановить нормальные условия торговли и свести к минимуму вмешательство государства, начиная с центральных рынков и кончая местными базарами; постоянно снижать цены на промышленные товары.
В 1924–1926 гг. споры по поводу основных вопросов революции часто сосредоточивались на неотложной, практической проблеме официальной политики цен. Соотношение между промышленными и сельскохозяйственными товарами не только было связано с перспективой крестьянских волнений, но и затрагивало вопрос о том, какой класс должен нести бремя индустриализации и до какой степени можно «выкачивать» средства из крестьянского сектора. В то время как Преображенский и левые требовали относительно высоких промышленных цен, Бухарин, в обоснование противоположной политики, выдвигал два аргумента.
Во-первых, он исходил из того (очевидно, в отличие от Преображенского), что крестьянский спрос на промышленные товары способен приспосабливаться к условиям. Более низкие цены повлекут за собой больший объем закупок и большую общую прибыль. Кроме того, низкие цены ускорят оборот капитала и позволят снизить себестоимость продукции за счет увеличения объема и рационализации производства. И, напротив, предупреждал Бухарин, политика искусственного завышения цен может иметь катастрофические последствия — уменьшит покупательную способность крестьянского рынка, поведет к повторению «кризиса сбыта» 1923 г. и, лишив промышленность ее рынка и сырья, приведет к «промышленному застою». Принятие плана Преображенского означало бы «зарезать курицу, несущую золотые яйца» {680}. Хотя Бухарин однажды заявил, что «было бы нелепостью с нашей стороны отказаться от использования нашего монопольного положения», в середине 20-х гг. он высказывался исключительно за «более дешевые цены в каждом последующем цикле производства», обещая, что источником более быстрого темпа промышленного развития явится не «карательная сверхприбыль», а «минимальная прибыль на каждую единицу товара» {681}.
К этому доводу против высоких промышленных цен он добавлял и другой: «Всякая монополия таит в себе… опасность некоторого загнивания, успокоения на лаврах». Капиталистическая фирма «подстегивается конкуренцией» к тому, чтобы производить более дешево и более рационально. Советской промышленности не хватает этой внутренней динамики:
Когда у нас в руках, по сути дела… государственная сверхмонополия, то если мы не будем давить, жать и бить наш кадровый состав, толкать его на то, чтобы он удешевлял производство, чтобы он вел его лучше, — тогда, совершенно естественно, мы будем иметь перед собою все данные для монопольного загнивания. То, что в капиталистическом обществе осуществлялось конкуренцией… должно быть у нас заменено сознательным нажимом под напором потребностей масс… {682}.
Указания Бухарина на эту опасность, иногда определяемую как «монополистический паразитизм» и «бюрократическое вырождение», отражали нечто большее, чем просто экономические издержки «бюрократической безхозяйственности». Эти замечания отражали, как мы уже видели, его постоянные опасения, что появится «новый класс». «Хозяйственники — класс пролетарских борцов, но они тоже подвержены человеческим слабостям»,— говорил он Преображенскому. Политика монополистических цен была «фальшивой философией» отчасти потому, что она выдвигала другое мерило, которое позже Бухарин определил так: «Народ для чиновника», а не «чиновник для народа» {683}.
Таким образом, отвечая на решающий вопрос, каким способом должны быть получены фонды для советской индустриализации, Бухарин указал на три источника. Первый — это растущая рентабельность самой государственной промышленности, основанная на расширении сбыта и снижения себестоимости. Второй — новые доходы от прогрессивного налогообложения на процветающие капиталистические элементы: то были доходы, которые оправдывали мягкую политику по отношению к этой прослойке населения. Третий источник — это личные сбережения, добровольно помещаемые в советский банк и кредитные учреждения, первоначально это вклады кулаков-капиталистов, а затем, как надеялся Бухарин, вкладчиками станут и крестьяне с мелким хозяйством. Первые два источника Бухарин рассматривал как «основные источники», упомянув о личных вкладах только мимоходом в 1924 и 1925 гг. {684}. Но к началу 1926 г. он уже подчеркивал такое же большое значение и третьего источника: «Я утверждаю, что одним из крупных путей привлечения добавочных капиталов в дело нашего социалистического строительства является политика концентрации и мелких накоплений крестьянства в наших кредитных, кооперативных и прочих учреждениях». Замечая, что в капиталистических странах буржуазия использует сбережения мелких вкладчиков, он доказывал, что «Советское правительство может сделать то же самое в интересах социалистического строительства» {685}.
Отношение Бухарина к перспективе добровольных вкладов показывает значительное расхождение его программы и программы левых, которые искали способы принудительного изъятия накоплений. Тогда как левые подчеркивали насущную необходимость энергичного вмешательства государства в процесс индустриализации, Бухарин, особенно в середине 20-х гг., имел в виду стихийный автоматический процесс добровольных вкладов в экономику со стороны негосударственного сектора. Помимо экономической осуществимости, эта программа обладала тем достоинством, что частично основывалась на привычных традиционных экономических идеях и практике. (Противники Бухарина заклеймили его идеи, называя их «нашей советской манчестерской школой мысли») {686}. Между тем они легко распространялись и легко усваивались, а это было немалым достоинством, когда дебаты перенеслись в провинцию. Хорошим примером служит резюме позиции Бухарина (в то время — позиция официального руководства), которое он изложил на собрании одной местной парторганизации в феврале 1926 г.