Буковый лес
Шрифт:
Потом о-о-о-очень бы хотелось, наконец, скупаться. В смысле не в купели и не в сауне, элементарно в душ сходить, мочалкой потереться. Давно надо, да всё вроде холодно, или знобит, времени не хватает. Может, морозит от нервного перевозбуждения, вон, сколько впечатлений за тридцать шесть часов, может пока не акклиматизировалась? «Дневники» эти никому не нужные пока запишут, уже с ног валишься и свет белый не мил, даже времени нет за Алечку попереживать и поскучать по ней. Андрюшка в Салониках, поди, гоголем ходит, впечатляет, счастлив небось. А, как же! Столько внимания к его персоне. Любит, мазурик, пыли людям в глаза напустить, тем более – перед камерами покрасоваться
Сегодня ни ностальгии, ни ревности. Странно всё это. Клавка, Вальдемара жена, на десять лет младше Линды и, судя по фотографиям, в альбоме, может и не красавица, тем не менее, довольно эффектная тётка. Высокая грудь, чуть вздернутые вверх уголки губ… А, вот Линде здесь и сейчас Эндрю совершенно не нужен.
Воспоминания о доме бледнели, уплывали на второй план и меркли в воспалённом сознании.
Значит кратко и компактно: уроки с Машкой – раз, скупаться – два и «дневники» – три. Нет, лучше переставить уроки – раз, «дневники» – два и скупаться самое последнее, чтоб расслабиться и спать спокойно. Там ещё гора посуды в раковине. Вся съёмочная группа ела гигантский пирог с грибами, собранными Вальдемаром в лесу и замороженными им же в морозилке. Надо противень мыть, тарелки, тесто-зараза в духовку выползло; ужин на сегодня лёгенький состряпать… Когда это всё успеть?
Посуда вымыта, мясо для завтрашнего обеда заготовлено, овощи перебраны, позвоночник разламывается, Машенька ластится как котёнок в ожидании «проверки уроков». Она, видимо, согласна на замечания по «некачественной» подготовке к школе, но очень хочет, что б Линда хоть час посидела именно с ней. Машка расчесала волосы, заплела их в косу и ходит за группой по пятам, прижимая к животу «алгебру» вверх ногами.
Вот именно алгебры Линде и не хватало! Покойный Глеб Ефимович её преподаватель математики ещё в общеобразовательной школе натянул жидкую «троечку» на выпускном экзамене чисто из альтруистических побуждений. Она и на «троечку» не была готова, молча, языческим истуканом стояла у доски и крутила по сторонам зенками. Эх, предупреждал же Глеб Ефимович! Вот, когда оно бы пригодилось, знание этой самой математики! Как, однако, в жизни всё лихо закручено.
Оказалось Машутка немного заикается. В первый день съёмок этого никто не заметил. Или все знали, и не заметила только Линда? Она повторяет одно слово несколько раз, потом с огромным усилием переходит на следующее. Кажется, наша «школярка» и видит плохо, наклоняется низко над тетрадкой и, чтоб разрезать бумажку, несколько раз проводит ножницами мимо. Но, с какой душой всё это она делает – смотрит Линде прямо в лицо, ловит каждое её слово. Замечательно написала домашнюю работу, всё равно нервничает, мнёт листочек черновика, очень, очень хочет понравиться, ждёт похвалы и надеется, что не «опозорила» свою маму-учительницу. Машенька в сером жакете и старушечьих штанах. Линда начинает себя чувствовать крайне неудобно в своей разрисованной кофте и джинсах с дырками на коленях.
– Машенька, ты умница!
Слабое подобие улыбки недоверия: «Приезжая тётя на самом деле так думает, или для камеры сказала?»
Линда одобрительно кивает ещё раз:
– Ты действительно умница! Я даже не ожидала!
Машенькины тонкие пальчики смыкаются на талии Линды. Она целует всё – нос, щёки, шею…
Господи! Неужели это всё, что ей было надо?!
– Маш, – Линда отодвигается, – а чего это у тебя штаны такие… как сказать… как бы не твои вовсе? Ты же маленькая, тебе нужно что-то весёлое носить, чтоб у тебя самой настроение поднималось и тем более у других.
– Мама… мама… мама говорит, что …что…
Это слышать мучительно.
– Твоя мама говорит, что «дочка учительницы должна быть примером для других детей»? – Линда знает этот текст наизусть. Она его хорошо изучила когда была маленькой, – «Ты должна быть такой, чтоб никто не мог сделать тебе замечания», потому что это «замечание не тебе», а это «замечание» твоей «маме»? Тебя так учили?
– Да!
Сколько в этом «Да!» горечи и отчаяния.
Когда-то мы уже это проходили об «учителях», «весь Город» которых «знал»; о «дочерях» этих самых «учителей», которые должны быть «примером для всех остальных»; о «позоре», «поразившем семью» с той самой секунды, как в семье появилась Линда – «де-е-е-вочка». Она до сих пор ненавидит всё, что касается школы, учителей, учеников, даже от звука школьного звонка у Линды немеют пальцы.
Бедная Машка! Если б она только знала, что с ней будет дальше. Дальше будет в точности как у неё: каждодневные стрессы, неуверенность в себе, жуткое одиночество, потом – чужая жизнь, хронический самообман и несколько выдуманных параллельных миров из которых не всё труднее становится возвращаться.
– Мама… мама не разрешает… не разрешает… не разрешает подстригать волосы, и носить джинсы. Она говорит это «пошло» и «вульгарно». А, я… я хочу «вульгарно и пошло»!
И это мы проходили. У нас ещё кроме «вульгарно и пошло» было «мещанство и безвкусица». Наверное, в лексиконе Клавы просто нет этих слов.
Линда сжимает зубы. Кровь пульсирует, руки дрожат.
Мысль крамольная, наглая, но нужная:
– Машка! Хочешь штаны как у меня? – Линда засовывает пальцы в дырки на джинсовых коленях, распахивает их веером и рвёт ещё больше. Голое колено лезет совсем наружу.
– Хочу!
– Ещё пять дней я твоя мама, и пока я тут, мы тебе купим джинсы, вырежем в них дырки, протрём пемзой, обольём хлором, одним словом – сделаем чем страшнее, чем срамнее – тем лучше и разрисуем всё это ромашками с божьими коровками и ты в них пойдёшь в школу. Хочешь?
– Да-а-а!
Машка убегает.
Вторая камера бежит за ней. Слышатся звук захлопывающейся двери и приглушённые крики. Машенька плачет и не хочет, чтоб её снимали.
«Если в Салониках другая съёмочная группа так же выворачивает наизнанку мою Алечку, я вернусь в Киев и просто перегрызу им всем глотки!», – Линда знает, что она себя не обманывает.
Проверка уроков окончена. Всем спасибо.
– Всё! Я сказала всё, убрали камеры! – Линду трясёт, – Машка уже отработала, а я могу скупаться?! – у Линды волчий оскал и горящие глаза, – Я спросила – могу я побыть одна, голой, без трусов и скупаться?! Просто в душе! Без купели, без сауны, вас без всех и без вашего Вальдемара?!
– После дневников… – голос Иннесы тих и властен.
Дневники… пошли вы к чёрту со своими дневниками! Задолбали уже идиотскими вопросами! Хрен с вами: давайте, только скорее, пока я ещё могу не разбить ваши штативы.
– Что ты чувствовала в машине?
«Боже, какая тоска!»
– Я чувствовала, что седалищные бугры грезят о свободе, а булки мечтают шевелиться, блин! Что ещё чувствуют нормальные люди в «Лексусах» и других средствах автомобильного транспорта после трёхчасовых переездов?! Что хотят вылезти и пройтись!