Буковый лес
Шрифт:
– Инка! Где Вальдемар? – в тёмной машине не видно Инкиных глаз, но Линда чувствует, как они горят нездоровым огнём. Что происходит? Иннеса ревнует? Она?! Такие женщины не должны уметь ревновать, такие женщины приходят и берут. Тогда почему она так смотрит?
– Ты соскучилась по мужу?
– Неудобно вышло, понимаешь…
– Понимаю! Хочешь снова пересесть к нему?
– Да.
Сотовый Вальдемара ответил почти мгновенно, получается, он ждал звонка, значит не в обиде?
– Володя, тут твоя «жена «проснулась» и хочет вернуться к тебе. Примешь?
Он
На светофоре Линда первая увидела чёрный «Лексус» и, не дожидаясь разрешения, выпрыгнула из машины. Визг тормозов только раззадоривал её, водители высовывались в окна и крутили ей пальцем у виска, дескать «чокнутая». Ну и пусть чокнутая! Зато она сейчас снова будет с Вальдемаром, со своим Мариком! Никто и никогда в жизни столько за ней не ухаживал, не нуждался в её одобрении, не старался ей понравиться. И это уже третий день съёмок. Скоро всё закончится и что тогда?!
Она влетела в его машину, распахнув настежь дверь, чуть не оставшись под колёсами, проезжавшей мимо, иномарки. Иномарка резко объехала психическую тётку, почти вылетев с трассы, притормозила, засигналила. «Тьфу ты! Опять на глазах у всех лажанулась!», – Но всё закончилось хорошо. Водитель, заметил газель с надписями и подумал, что это киношный трюк. Через мгновение она снова сидела рядом с Вальдемаром на переднем сиденье, довольная, счастливая, наглухо пристёгнутая ремнём безопасности. Ещё несколько часов назад она бы ни за что не поверила, что может так по нему соскучиться.
Минут пять они ехали молча.
– Послушай, Линда, если ты будешь так себя вести, мы больше никуда не поедем.
– Да-а? И чёй-то? Что я такого сделала? – ей было очень неудобно перед «супругом», но она просто из принципа вяло огрызалась.
– Ты так бесилась, что нас чуть в полицию не забрали.
– Да-а? Слушай, во-первых, я думала ты с полицией давно всё уладил, ещё когда танк брал в прокат. Ты в прокат взял, правда, ты ж не купил его мне? И потом, я не знала, что можно только «про себя» ездить. Важен результат – ты хотел сделать мне приятное? Тебе это отлично удалось. Всё?
«Боже, до чего все мужики похожи. Сперва: „Дорогая! Весь мир к твоим ногам!“, а потом не запилят, облезут. „Не то“ сказала, „не так“ села», «не так» встала. Неужели нет на свете человека, который что-нибудь для женщины сделает, а потом ни взамен ничего не попросит, ни ныть не будет, который просто обрадуется, что любимой было хорошо, что она в своё удовольствие «орала», «танцевала», «воровала» в конце концов. Блин, ну заплатите вы за неё в полиции штраф, ну дайте человеку окунуться в фантазии.
– Марго! – Вальдемар снова был ласков и внимателен, – Я же исключительно для тебя всё это говорю. Вот мы сейчас едем домой и у нас есть только час на сборы в театр. Мы поедем на Андреевский спуск в так называемый театр – «Колесо». Современная интерпретация пьесы Антона Павловича Чехова. Мало ли что там может быть в новом стиле, ты же не будешь на весь театр восхищаться, или возмущаться? Некрасиво получится. Надо уметь владеть своими чувствами.
– Та лана! Ну, раз некрасиво, давай тогда не поедем, тем более мне и надеть нечего.
– Те, кому есть что надеть давно не ходят в театры.
– О! У тебя, Вальдемар, потрясающая логика! Зупа! (Супер! (немецк)! А эти, – Линда, не оборачиваясь, показала большим пальцем назад, на синюю «газель» с надписями по бортам, – эти тоже с нами в театр поедут?
– Не знаю. Пока молчат. Да пусть едут, я привык жить под камерами.
– Ха! Сама будто здесь и с ними родилась. Ох, Вальдемар, со мной весело, уеду я, и будешь по мне скучать.
– Я тебе буду звонить каждый день, – он действительно, совершенно действительно страдал! Он не хотел, чтоб Линда уезжала, и больше не мог этого скрывать.
– Я никогда в жизни не видел такой женщины, как ты. Я не устаю тебе удивляться каждый час, каждую минуту. Если сейчас вместо тебя здесь была бы Клава, она бы заставила меня ехать с ней в крутой бутик, покупать за бешеную цену новое платье и туфли в придачу. А как же! Мы же с ней в театр идём! Для неё слово «театр» ассоциируется с демонстрацией вечерних туалетов и едой в театральном буфете. Вдруг она там встретит знакомых, у неё «школьные родители», у неё «сослуживцы», ей не интересен сам спектакль, она всё действие ждёт антракта, чтоб походить по коридорам театра в новом платье. Её не волнует есть у тебя деньги, нет, я ж тебе говорил – ей только вот вынь да положь то, что она захотела. Вот сейчас! И ведь не переубедишь её ни в чём. Есть только два мнения – её и неправильное. Не переубедишь, не объяснишь, не докажешь. Упрямая как осёл. Я ей говорю: «Клавонька, ты понимаешь, что упрямство это первый признак тупости?!» Даже не слышит. А дура-дурой, двух слов связать не может. Её с собой даже на встречи брать неудобно. Может такое ляпнуть.
Они всё ехали и ехали по широким улицам и проспектам, Вальдемар про жену всё говорил, говорил.
Линда перестала «ставить метки» на домах, чтоб научиться ориентироваться. Весь город слился в одну единую картину маслом.
– Постой, Вальдемар, я не очень поняла: всё это время пока ты с ней жил, было нормально. То есть она ездила к твоему шефу с кастрюльками для продвижения твоей же карьеры, готовила тебе, убирала, гладила твои портки, а теперь когда она в Салониках вдруг стала плохой? Или это то ты сейчас так неумело мне комплимент делаешь? Ты нас постоянно сравниваешь, зачем? Клавдия ещё не самый худший вариант. Она хорошая хозяйка, аккуратная…
– Зачем мне хозяйка?! – Вальдемар перебил Линду на полуслове, – Хозяйничать я и сам могу! Мне рядом нужна женщина, которая меня полностью понимает, поддерживает во всём, с которой мне не стыдно показаться на люди.
– На сколько я успела заметить у нас ты точка отсчёта? И потом, несколько часов назад тебе было стыдно за меня…
– Это всё глупость! Это полнейшая ерунда! Женщине, обладающей таким мощным интеллектом как у тебя простительно всё. И «революции, которые свершают большевики» и немытая посуда в раковине.