Булкинъ и сынъ
Шрифт:
После такого состояния он обычно говорил пугающе-свистящим шепотом:
– Господа! Я, кажется, догадался!...
– Ну?
– говорили мы с Хряповым.
– О чем вы на сей раз догадались? В прошлый раз вы догадались, что злодеи взяли месяц сроку с целью совершить подкоп...
– Подкоп - ерунда! Слишком трудная задача и много риску. На сей раз я, кажется, проник в замысел преступников.
– Очень интересно, Михаил Ксантиевич, мы вас слушаем.
– Да-да...
– детектив встал из кресла, прошелся вдоль стены и ткнул пальцем в мраморных львов (мы, как обычно, были в гостиной):
– Что это?
– Камин, Михаил Ксантиевич. Уверяю вас, это всего лишь камин, сказали мы с Хряповым, тщетно пряча улыбки.
– Всего лишь камин, - промычал, насупясь, детектив.
– В том-то и дело! Про-сто ка-мин! А куда ведут трубы? Ведь на крышу!
– Но помилуйте! Неужели вы думаете, что преступники сумеют обратиться в змей и проскользнуть в трубы?
– Зачем проскользать?...
– рассеянно спросил грек.
Он неожиданно проворно расставил жирные ляжки, наклонился и заглянул в зев камина.
– Зачем проскользать?
– повторил он, выпрямляясь.
– Не нужно проскользать...
Он снова нервно заходил, бормоча:
– Ай-ай-ай, как же просто... Но догадаться можно было, можно было... Ай, плохо! Но - коварство... какое коварство!... Действительно, так!... Савватий Елисеевич, - наконец спросил он.
– Много каминов в доме?
– Да в чем дело, черт возьми?
– рассердился Хряпов.
– Трубы...
– печально сказал детектив.
– Мне они не нравятся! Злодеи могут бросить через них яд - и мы погибнем от испарений!
– Чепуха какая-то...
– сказал, хмурясь, Хряпов.
– А есть такие яды?
– Немало, - веско ответил Фундуклиди.
– Бывают яды, дающие очень сильные пары. Можно отравить также светильным газом...
– Тоже через трубу?
Фундуклиди кивнул.
– Бросить в особых сосудах.
Растерявшийся Хряпов повернулся ко мне.
– Петр Владимирович, что вы скажете?
– Да я... вообще-то... думаю - это дело возможное, - пробормотал я.
Скептический холодок, с которым я сперва по-привычному встретил новую догадку грека, истаял. Черт его знает! Может быть, на сей раз Фундуклиди угодил в точку. Может же наконец наступить и такой момент: ведь сколько уже вариаций нашего изничтожения изобрел хитроумный детектив, должен же он когда-нибудь угадать! Я ощутил в душе даже сочувствие к бедному греку. Пока мы неблагодарно надсмехались над его аппетитом, любовью к ребусам и сигарам, носатостью и канареечным носкам, этот человек каждую минуту думал и размышлял.
Так надобно что-то делать!
– заявил Хряпов.
– Предотвратить, предупредить.... Господа!
– Да!
– выстрелил Фундуклиди.
– Какое же число каминов в доме?
– спросил я.
– Два английских камина и три печи, - ответил Хряпов.
– Надобно действовать!
– объявил Фундуклиди.
– Да-да, заткнем трубы!
– поддержал хозяин дома.
– Чем же мы их заткнем?
– спросил я.
– Вот черт, чем же?
– осадил Хряпов.
– Надо сказать Степану. Здесь понадобится кирпич... можно мешками с песком...
– Значит, прибудут каменщики, привезут подводу кирпича...
Хряпов нахохлился, как птица.
– Вы правы, ca va pas, как говорят французы. Я помню последнее письмо, они в нем как раз предупреждают... А что делать, Петр Владимирович?
– Может быть, в доме найдутся... гм... подручные средства?
В этот момент детектив издал мычание.
– В-вот, - сдавленно сказал он.
– Диван, - и потискал толстыми пальцами подушку.
– Можно вот этим...
– Что? Диван растащить?
– нахмурился Хряпов.
Фундуклиди скис.
Наступило неловкое молчание. Все отвели глаза. До чего же гадок миллионщик, жалеющий какой-то дурацкий диван для нужного дела!
Наконец Хряпов одумался и произнес:
– Э... что ж, эта подушка... гм, подайте-ка ее сюда! Так вы полагаете, что ее можно использовать?
– Полагаю, - кивнул Фундуклиди.
– Позволите?
– Валяйте.
Грек взял подушку, подмял ее к животу, потискал и, наклонясь, принялся запихивать в нутро камина. Подхватив каминные щипцы, он стал толкать ее вверх щипцами, затем помог ногой, затем щипцами опять.
– Осторожней, - не выдержал Хряпов.
– Рвется. Слышите: треск!
– Ф... фсе ф порядке, - с ветром выдохнул грек, выпрямляясь, и отошел от камина.
Подушка исчезла в трубе.
– Давайте другую, - распорядился Хряпов.
Грек схватил еще одно полосатое спасение и понес было к каминной утробе, но Савватий Елисеевич перехватил его на полпути.
– Теперь уж позвольте мне. Вы наверняка криво засунули. Петр Владимирович, подсобите!..
Через час мы заткнули почти все трубы в доме. К счастью, у Хряпова в особняке оказалась для этого уйма подходящих вещей: диванные подушки, ковры-дорожки, скатерти, книги... Обидно, конечно, было мазать сажей великие продукты человеческой мысли, но на карту была поставлена наша жизнь. А жизнь, что ни говори - самое великое чудо. Доведись любому из вас почувствовать гибельную угрозу и, я уверен - самым дорогим сердцу он пожертвует, не сожалея ни о чем в этот миг. Да-с. Любой, я уверен. А разве нет?
Мы закрыли вьюшку у печи в людской и, нащипав щепок, заклинили ее намертво.
Хряпов, очевидно, чувствовал себя неловко за первоначальную безрассудную идиотскую скупость и теперь нарочито корчил ухаря-купца, покрикивая у последнего камина:
– Это что там? Халат мой с кистями? Тащи его сюда, щели конопатить. Как в песне поется: пей-пропивай, пропьем - наживем!...
18.
Вот уже несколько дней, как я иногда ловлю на себе косые взгляды Фундуклиди... Готов спорить на что угодно: после этой дурацкой истории с болваном-Васькой Беспрозванным, грек питает ко мне недоверие. Может даже подозревает в пособничестве злодеям. Да-с, можно себе представить и такое, зная его полицейскую душу!
Однако, ну и ситуация складывается! Ведь я тоже подозреваю его после той встречи на чердаке и после того, как застал его вместе со Степаном. Не подавал ли он, кстати, тогда, на чердаке, знаки людям, находящимся вне дома?.. Вчера я заметил: они снова шептались со Степаном...
Ну и положение, прямо мысли штопором закручиваются!...
19.
Письма стали приходить чаще - по одному в три дня. В них не было истерических нот или напыщенного тона - они просто были наполнены спокойной, уверенной злобой и угрозой. Пробежав их содержание, Хряпов через силу пренебрежительно пожимал плечами, Фундуклиди искал отпечатки, и все боялись.