Булкинъ и сынъ
Шрифт:
– Может быть и ложки тоже ваше личное дело?
– Не понимаю.
– На суде, говорю, вы скажете, что ложки - ваше личное дело?
– На каком суде? Причем тут суд?
– прикинулся непонимающим Фундуклиди.
Я рассвирепел.
– Надоели мне ваши фокусы, Михаил Ксантиевич! Кстати, как на блатном жаргоне будет "строить дурачка"? Вы, верно, знаете?
– "Ваньку ломать"...
– рассеянно сказал детектив, - или "вколачивать баки".
– Так вот-с, не ломайте Ваньку,
Грек безмерно закручинился.
– Этот Степан... этот грубый человек... хам... Он подозревает, что это я взял ложки.
– Ах, нехороший человек! И что же? Он вам высказывал свои подозрения?
– Он невоспитанный лакей. Он требует, чтобы я вернул их на место.
– А вы сознались в содеянном?
Фундуклиди отрицательно покачал головой и стал раскачиваться на носках.
– Значит, Степан сам догадался, - сказал я и рассмеялся.
– Ловок! Смекает, а? Чует шельму!
Фундуклиди фыркнул.
– Это невоспитанный человек, - он привычным жестом выхватил из нагрудного кармана горькую сигару и стал ее нюхать.
– Так, так...
– покивал я.
– А вот еще вопрос: зачем вы, Михаил Ксантиевич, хотели меня убить?
– Я?...
– грек сосредоточенно задвигал бровями.
– Я вас не хотел убить. Когда это я вас хотел убить? Если бы... гм... э-э...
– Если бы вы хотели, то вы бы меня давно пришлепнули?
– подсказал я.
– Тогда зачем вы в меня всё-таки стреляли?
– Я не в вас стрелял.
– А в кого?
– В злодея.
– В коридоре был один я, никаких злодеев.
– Кто-то крался к моей двери, - упрямо сказал детектив.
– Так. Стоп. Это мы уже слышали. Значит, я действительно чуть не стал жертвой вашей глупости (грек обиженно выпятил губу)... Ну-ну, Михаил Ксантиевич, ладно, и собственной неосторожности тоже.
– Неосторожности, - кивнул грек.
– Да... Драма обернулась фарсом, - сказал я.
– Что?
– не понял Фундуклиди.
– Знали бы вы, Михаил Ксантиевич, сколько времени от моей жизни я погубил на размышления о вашем странном поведении. Я ведь вас подозревал по-настоящему.
Детектив вынул изо рта сигару, которую он уже успел порядком изжевать.
– Что ж, так и должно быть... Для успеха дела. А теперь, Петр Владимирович, я вас спрошу.
– Ну-с?
– Зачем вы крались давеча в коридоре?
– Знаете, - с проникновенной злобой сказал я.
– Отстаньте от меня!
Он немного подумал.
– Ну, хорошо... В общем, вы ни в чем особо предосудительном мною не замечены. Даже этот... Василий, похоже, с вами не связан, как я установил.
Наглец! Что он хочет сказать?
– Как это понимать? Уж не следили ли вы за мной?
Фундуклиди приосанился и даже выдвинул вперед ногу.
– Моя обязанность - видеть все!
– Ложки вы хорошо... увидели.
– Хе...
– ухмыльнулся Фундуклиди, и мне показалось - даже подмигнул.
– Да что вы себе позволяете, черт возьми!
– вышел я из себя.
– Я ведь, в конце концов, не ваш сообщник!
Грек испуганно вздрогнул, но тут же успокоился. Так бывает, когда кинешь камнем в болото - сначала вроде колыхнется, но тут же снова наползет безразличная ряска.
"Он меня принимает за какого-то авантюриста, - с долей горечи подумал я.
– За такого же жулика, как он сам. Неужели этот бурдюк находит в себе какое-то сходство со мной?! Свинья!.. Или он полагает, что порядочный человек не может наняться в телохранители к капиталисту?.. Брюхатый болван! Вот возьму - и открою всё Хряпову!.. Конечно, ничего я не открою: накануне появления злодеев ссора опасна... Да черт с ними, с ложками с этими! Не обеднеет купец, вон дом-то - полная чаша. Новые купит".
– Э...
– произнес я.
– А вы все-таки... ложечки на место верните.
– Да что там, - сказал грек.
– Ложечки-то так... по три золотника всего... Мелочь!
Не вернет, каналья, понял я.
22.
В сумерках мы сидели в библиотеке - Фундуклиди и я.
Я погрузился в кресло и, чтобы развеяться, читал "Декамерона" Бокаччо. Фундуклиди в другом кресле погибал над шарадой из какого-то низкопробного листка и спрашивал меня:
– Вот намудрили, ч-черт... "Два славных зверя есть во мне: один стрелой летит... " Что это? А?
– Борзая, - отвечал я, чтобы он отстал.
– Нет, - сказал Фундуклиди. Какая же борзая!... Может - кот? Хотя, почему - кот? "Стрелой летит..." Мышь? Они быстро бегают, шельмы...
Помучившись, он снова стал приставать:
– Петр Владимирович, а вот дальше: "Другой в далекой стороне гуляет весь в шерсти..."
– Мамонт.
– Ну, Петр Владимирович!
– Тогда овца? Овен?
– Нет, Петр Владимирович, так шарада не выходит. Получается: "мышовен". Разве есть такое слово?
Такого слова действительно не было, и Фундуклиди шараду бросил.
Он встал, походил по комнате, а потом вдруг тихо позвал:
– Петр Владимирович...
– Что?
Фундуклиди стоял сбоку от окна и, оттянув портьеру, глядел в стекло со странным лицом.
– А что если... если... это нечистая сила?
– Да бросьте, Михаил Ксантиевич!
– сказал я ему, как маленькому. Какая нынче нечистая сила!
– Так ведь дело-то необычное, - сказал Фундуклиди почти шепотом. Необычное дело-то!.. Никогда такого не встречал!