Бульвар Постышева
Шрифт:
Потер пальцами левой руки лоб над бровями.
Опять закурил, явно, вспоминая что-то.
— С Пахой Скороходовым мы здесь прыгали, Царствие ему Небесное.
Юля повернулась к Архипу:
— Он разбился?
— Разбился, но не здесь. Что за фигня? Про кого не начни рассказывать — почти все покойники! Ну, ладно, вспомнили Паху, приедем — помянем.
Архип сбил пепел в окно. Но пепел залетел в салон. Не обращая на это внимание, Архип продолжил:
— Все его Сёмой звали. Он был на десять лет меня моложе, но он был руководитель одного приличного холдинга, а я при нем исполнял обязанности финансового директора. Но дело не в этом. Дело в том, что так называемая корпоративная культура, которая в этом холдинге была более чем развита, потому что пацаны были все молодые, получили современное образование, продвинутые и креативные и прочая фигня, а значит, на всю катушку пользовались приемами американских психологов, и устраивали всякие корпоративные вечеринки, выезды, учебы, семинары, соревнования и состязания, и прочее, прочее, прочая. Хуетень! Сейчас так модно. Так вот, эта самая корпоративная долбанная культура, загнала нас человек тридцать ранним октябрьским, но теплым, утром на этот аэродром. Типа, надо прыгнуть всем, чтобы «наше братство» ещё более окрепло. Ну, пацаны продвинутые-сдвинутые — денег море, спортивные все, тачки крутые, яркие бабы, всё в жизни получается, деньги в Швейцарских банках…. Им делать-то нехер было, вот и прыгали…. Допрыгались. Ну, ладно… Сёма меня до этого ещё спрашивает:
— Поедешь прыгать?
— Поеду, конечно, — отвечаю я, чтобы он не думал, что его финансовый директор лох какой-то. Я прыгать, честно говоря, не хотел.
— Отлично! — говорит он. — Ты уже прыгал с парашюта?
— Прыгал, — отвечаю (вру) я. — А ты?
— Я тоже один раз прыгал.
Они пару недель назад ездили, прыгнули разок небольшой компанией, и их зацепило — решили всех спустить с самолета.
У нас Сёмой какое-то негласное соревнование всё время было. Если я что-то делаю лучше, он прёт, как бык, чтобы обогнать и перегнать. В караоке, допустим, по пьянке, я спел на сто баллов, Сёма глотку порвет, но дважды споет на сто баллов. И так у него с каждым, я подозреваю, было. После, уже на учебе на этих долбанных финансовых бакалавров, я узнал, что у них это заточка такая: «Я — лидер!» Лидер должен быть лидером во всём! Вот Сёма и гнал по полной программе, обгонял всех. Воплощал в жизнь полученные знания и мотивации долбанные, эти американские продвинутые подходы к руководству. Эх, Сёма, Сёма, прожил бы ещё лет, эдак, десять, понял бы, как всё это тогда выглядело глупо! Не лидером надо быть, а индивидуальностью. Эх, Паха, Паха!
Архип резко выкинул окурок в окно.
— Ну вот, приехали мы на эту поляну, — Архип махнул большим пальцем назад (поле они уже проскочили), — заплатили за прыжок, подписали всякие бумаги, нам выдали страховку, ну, всякая такая белиберда перед прыжком. Сёма говорит:
— А слабо в затяжном прыгнуть?
— Не, — говорю, — не слабо. Давай прыгнем.
Ещё человек десять согласилось на затяг. Такие же крутые прыгуны, как и Сёма, с одним прыжком в активе. Но команда подобралась отчаянная и безбашенная — всё надо попробовать. Давайте, попробуем.
Договорились с инструктором. Разрешил.
Разбили нас тройками, вручили парашюты, проинструктировали. Сидим, ждем своей очереди. Сема говорит:
— Давайте за кольцо не дергать. Пусть машинка сама парашют выбросит. Кто дернул — тот, типа, испугался. Летим до упора, пока парашют сам не раскроется. Согласны?
Это он так своих орлов проверял. Я тоже был один из его орлов.
— Согласны!
Я наврал Сёме, что раньше прыгал. Правда, я летал на параплане, то есть, представление, что такое полет у меня есть. Правда, чтобы меня снять с деревьев, пришлось четыре макушки у сосен спиливать — благо, стропы оказались на полтора метра короче стволов. Я тогда столько веток переломал, пока не повис на стропах в полуметре от земли. Короче, какой-то опыт у меня был, но это совсем другое. А вот с парашютом — там — да, тем более в затяжном варианте, да с самолета вниз…. Очко, сознаюсь, играет. А тут ещё Лёня, наш охранник, десантник, весом в сто двадцать килограмм, приземляется свой двадцать седьмой раз и ломает пяточную кость. Кипиш, Скорая Помощь, суета… Настроение вообще падает. Инструктор под запарку начинает наши мешки ещё раз проверять. Сёма там с ним что-то решает. По плану, нас должны поднять на тысячу шестьсот метров, мы прыгаем, а парашют раскрывается сам на километре о земли — так машинки поставлены. Если что-то ни так — срабатывает запасной парашют на четырехстах. Я смотрю на всю эту кашу и думаю: если уж такой большой мешок не сработает, то как же мне доверять этой маленькой сумочке, где лежит запаска? Но делать нечего — я уже назвался груздем.
Подходит наша очередь. Мы девять человек, — три тройки, — залазим в «кукурузник». Настроение пакостное, вообще. «Кукурузник» — консервная банка, весь трещит, ревет, трясется. Точно знаю, что если залезу, придется прыгать — обратно никого не везут, если надо — выкинут, фамилию не спросят. Но я лезу в самолет, потому что все лезут. Садимся. Руки трясутся. Закрыли дверь, пошли на полосу, на разгон.
Я сижу, думаю: какой же я идиот! Люди придумали эту тряпочку, как последнюю соломинку для спасения, и то, в ситуации, когда другого выбора нет. А я сам, добровольно, решил испытать судьбу — повисеть на этой тряпочке над землей в полутора километрах. Идиот — одно слово!
Тем временем, самолет уже оторвался от земли. Я во второй тройке, значит, прыгаю на втором круге. Сижу — волнуюсь. Все сидят волнуются — это видно по заострившимся рожам.
И тут, вдруг, поворачивается к нам пилот, который сидит за штурвалом в каких-то тапочках, в трико с растянутыми коленями, в тельняшке.
— О-па! Терешка?! Серега, здорово! — я обрадовался ему, как родному.
Он меня тоже сразу узнал, хоть и был я в шлеме. Мы с ним в одном дворе выросли. Он ещё до армии парашютным спортом увлекался, а как его в ВДВ забрали, так он больше с Небес не сходил. Говорили, что он на пилота выучился, но я его давно не видел, а тут — здрасти!
— Ты как здесь? — спрашивает меня Серега.
— Вот, — говорю, — решил прыгануть.
— В затяжном?
— В затяжном.
— А ты что, раньше уже прыгал? — не верит Терентий.
— Было дело, — вру я.
— Ну-ну, а что напряженный такой?
— А я всегда напряженный перед прыжком.
— Понял, — говори Сергей, а потом обращается ко всем: — Страшновато?
— Есть маленько, — отвечают все.
— Тогда держитесь, сейчас взбодримся!
Он как дернет штурвалом. Нас сначала к потолку прилепило, а потом мы жопами на железные сиденья опять с грохотом. Но, зато, в невесомости побывали, и это действительно взбодрило. Все засмеялись от напряжения, стали шутить, передразнивать друг друга. Только было очухались, как тут: «Туу — туу — туу»! Завопила зеленая лампочка. Этот звук у меня до сих пор в ушах стоит. В кошмарных снах приходит. Всё, пиздец, — на выход!
Открылась дверь. Первые трое встали. Инструктор ещё разок проверил, пристегнуты ли их карабины к тросу. Всё в порядке. «Первый, пошел!» — и хлопнул первого по плечу. Тот — пошел. А за ним, не останавливаясь, ещё двое. Пока самолет делал вираж, инструктор смотрел в открытый проем двери, потом сказал: «Все открылись!»
— Твою мать! — выругался я. — А что, бывает, не все открываются?
— Бывает, — ответил инструктор. — Вторая тройка, готовьсь.
Я был во второй вторым.
Встаем. Инструктор проверяет карабины. Начинает, ни с того ни сего, возится с моей машинкой у меня за спиной. Я спрашиваю:
— Всё нормально?
— Всё нормально, — отвечает он.
Но я уже на измене.
Тут Сёма тычет меня кулаком в ногу и подмигивает, дескать — не ссы!
— Первый, пошел!
Первый улетает, подхожу к проему я.
Проем меньше моего роста, да ещё этот шлем. Наклоняю голову: Мама мия! — в низу высота! Машинки маленькие, квадраты полей, речка, как ниточка. Всё это за долю секунды отпечатывается в памяти. А мне сейчас туда нужно будет шагнуть!
— Пошел! — хлопок по плечу.
— Фая, масо! — ору я и прыгаю в долговечность!
Архип от воспоминаний, почесал голову, достал сигарету, подкурил и смачно затянулся.
Юлька молчала.
Не глядя на неё, он продолжал:
— Поначалу меня просто колбасило — ни хрена не соображал, что происходит. Потом вдруг смотрю, хвост самолета надо мной уходит в даль светлую — я на спине. Вытягиваю руку — опа, перевернуло на живот. Подо мной деревни, дороги, машины, поля, речка-ниточка. Лечу на животе, ни хрена не соображая, только жду, когда машинка затрещит, чтобы парашют выплюнуть (нам на земле показывали, как она срабатывает — треск должен быть слышен). Долго не трещит. Я думаю, может сломалась? Может этот хер чего-то там напартачил — короче, мысли разные, много и все гадкие. Правой рукой держу кольцо. Кольцо, как говорят в фильмах, на самом деле не кольцо. Это я раньше думал, что кольцо — кольцо. Маленькое такое, один палец просунул и держишь. Как на связке от ключей. Ни хрена подобного — это, скорей, дверная ручка — здоровая такая алюминиевая железяка красного цвета, захочешь — не промахнешься, выдернешь! Лечу, держу кольцо, жду машинку, начинаю паниковать. Вдруг: «Тырррррррр — чмок!»