Бурбон и ложь

Уайлдер Виктория

Мои глаза возвращаются к его глазам при этом простом слове. Он точно знает, что делает со мной.

— С удовольствием.

Глава 19

Грант

— Не уверен, что когда-либо получал больше удовольствия от наблюдения за тем, как качается шина, чем сегодня, — вздыхает Линкольн, как влюбленный подросток. Я точно знаю, что он не чахнет и не сдерживается.

Мой брат развлекается со многими женщинами.

Я смотрю на обручальное кольцо на его безымянном пальце. Он говорит, что носит его, чтобы девочки чувствовали себя лучше, но я знаю своего брата. Он не снимает его, когда он тот Линкольн, которого я знаю. А не для «показухи». Когда он — отец. Когда он — работник винокурни. Он снимает его, когда трахается в чужом городе, где его не узнают, пытаясь забыть о том, как сильно он скучает по жене. Я пошел в другом направлении, так что не мне его судить.

— Ты же не собираешься замутить с ней, правда?

Он выпрямляется, загораживая солнце, которое помогало мне высохнуть.

— А если бы и собирался? Почему тебя это должно волновать?

— Ну, во-первых. Лили и Ларк считают ее своей новой лучшей подругой.

Я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть на ту, кого он так пристально изучает. Я сглатываю, когда мой рот наполняется слюной, и тоже наблюдаю за ней. Лейни раскачивается взад-вперед, как маятник, зависая над тихой рекой. Ее пальцы скользят по поверхности, когда она откидывается назад, широко улыбаясь. Господи, эта женщина — самое настоящее удовольствие для глаз. На нее хочется не просто смотреть. Я готов поспорить, что захотел бы ее больше, чем на один раз. Черт побери.

— Вот именно. Девочкам она нравится, — говорит он, пожимая плечами. — Похоже, это хороший выбор.

— Нет.

Он смеется.

— Что значит «нет»?

Я неохотно отрываю от нее взгляд. От ее майки, прилипшей к ней, как вторая кожа. От того, как она сидит в отверстии покрышки, отчего розовые шорты обтягивают ее красивые бедра.

Вытирая пот со лба на свои и без того влажные волосы, я свирепо смотрю на брата.

— Я имею в виду «нет». У тебя достаточно своих проблем, не нужно втягивать девушку, у которой явно полно собственного багажа.

— У каждого гребаного взрослого есть какой-то багаж, братишка, — возражает он. — Алло? Эйс, ты и я похожи на тех носильщиков багажа в аэропорту, черт возьми.

Я знаю, что он прав.

— Тут что-то не так. Эйс знает больше, но, бьюсь об заклад, это еще не вся история.

— Ты уверен, что не пытаешься заявить права, не заявив о правах?

Ларк прыгает бомбочкой прямо на Лили, переставая раскачивать шину. Качели Лейни замедляются.

— Ради твоих дочерей, я надеюсь, ты не считаешь, что заявлять права на женщину хоть в какой-то степени уважительно. Не говоря уже о том, что это выставляет тебя полным придурком.

— Заткнись, Грант, — смеется он.

Когда я оглядываюсь, Лейни уже перестала раскачиваться и висит там, подвешенная над водой, глядя прямо на нас. Она достаточно далеко, и вполне возможно, что она просто смотрит в нашу сторону, любуясь красотой

этого места, или просто вдаль, я уже несколько раз ловил ее за этим занятием. Но какая-то часть меня знает, что она смотрит на меня. Я чувствую это, как будто электричество пробегает по моей коже от каждого открытого места и дальше до тех частей меня, которые скрыты от глаз.

— Кстати, ты снова говоришь как офицер Фокс. — Он бросает в рот замороженную виноградину.

— Что плохого было в том парне?

— Ничего, просто ты уже давно перестал им быть.

Я закрываю глаза и подставляю лицо солнцу.

— Я не люблю лжецов, Линк. Она лжет о том, что она здесь делает.

— И это тебя бесит?

— Это и то, что она повсюду.

Я вижу ее на моей кухне, в моем душе, лежащей в моем гамаке. Лейни не выходит у меня из головы с момента ее появления, и я тону в мечтах о том, что она сделает нечто большее, чем просто улыбнется мне. Что ее тело прильнет к моему. Я хочу услышать ее историю. Я хочу, чтобы она доверилась мне.

— Ты уверен, что дело не в том, что она первая женщина за много лет, на которую ты обратил внимание?

— Отчасти так и есть.

Я тяжело вздыхаю, расстроенный тем, что мое желание настолько очевидно.

Он улыбается, но его глаза по-прежнему устремлены на эти чертовы качели.

— Все лгут, Грант. Чаще всего себе.

Вот так мой брат всего несколькими словами ставит меня на место.

Он встает и направляется к берегу реки, прямо к тому месту, где на качелях висит Лейни.

Воды здесь по пояс, но течение такое слабое, что кажется, будто поверхность едва движется. Она запрокидывает голову так, что кончики ее клубнично-золотистых волос погружаются в воду, и солнце освещает ее лицо, заставляя его сиять. Я люблю своего брата, но я ненавижу каждый его шаг, который приближает его к ней.

— Дядя Грант, можно мы сейчас начнем охоту на мусор? — говорит Лили, плюхаясь на расстеленные полотенца.

— Конечно, мой маленький цветочек, — говорю я, наблюдая, как Линкольн говорит Лейни что-то, по-видимому, очень смешное. Я сжимаю зубы, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, кроме того, как она на него смотрит. — Почему бы тебе не пойти и не сказать своей сестре, что мы начинаем, и победитель получит право управлять гольф-каром Гриза.

— О боже, — вырывается у нее. Во всю мощь своих легких она кричит: — Ларк! Ларк! Победитель получит право управлять гольф-каром!

Ларк подбегает к тому месту, где мы сидим, и, запыхавшись, говорит:

— Я готова, дядя Грант. Давай сделаем это.

Я смотрю за их спины, на тихую реку, над которой раскачивается самое сильное отвлечение, которое когда-либо видел Фиаско. Она снова скользит по воздуху на качелях, а Линкольн подталкивает ее, они смеются, и я безумно хочу оказаться на его месте. Я никогда не завидовал своим братьям. У нас своя жизнь, разные взгляды на то, что важно, но мы всегда ставим друг друга на первое место. Несмотря ни на что. Но в этот момент я ничего так не хочу, как оттолкнуть своего брата в сторону и быть ближе к этой прекрасной лгунье.