Бурбон и ложь
Шрифт:
— Ты не сказал мне, почему.
— Почему? — спрашиваю я, снова проверяя повязку на ее ноге, чтобы убедиться, что она тугая.
Она колеблется секунду.
— Почему «друзей» тебе недостаточно.
Я не отрываю взгляда от ее бедер и думаю о каждой причине, пока мои руки скользят вверх по ее гладкой коже и обхватывают лодыжку. Такое ощущение, что прикосновение к ней сейчас — это не решение, которое я принял, и не необдуманный выбор, а необходимость. Я смотрю на то, как ощущается ее кожа под подушечками моих пальцев, когда они
— Я тоже не думаю, что мне этого было бы достаточно, — признается она со вздохом. Неуверенно. На самом деле, кажется, что она это произносит для себя, а не для меня.
Мои пальцы продолжают путешествовать по ее ноге, пока я стою. Эта близость напоминает мне о том, каким мужчиной я был раньше — тем, кто рисковал, флиртовал с теми, кого хотел, а затем действовал в соответствии с этим.
— Это не то, что чувствуют друзья, — говорит она.
Ее глаза следят за движением моих рук, а я — за ее губами.
— Разве ты не говорила, что хочешь этого?
Она касается пальцами моих рук, следуя за их движением, когда они поднимаются еще выше.
— Да… Я много чего говорила с тех пор, как оказалась здесь.
Я так близко к ней, что могу изучить все детали ее губ, где они изгибаются бантиком и какие они влажные и нежно-розовые. Все, что ей нужно сделать, — это развести колени, чтобы я мог придвинуться ближе. Прижаться к ее губам и попробовать на вкус то, о чем я мечтал весь день.
— Мне не нужны сложности. Я не преследую женщин. Мне не нравятся люди, которые появляются ниоткуда и врываются в мою жизнь. Я не влюбляюсь в незнакомок, похожих на занозу в моей заднице.
Мои руки поднимаются к ее талии, пальцы пульсируют, когда я сжимаю ее. Скользнув под край ее футболки, я снова ощущаю тепло ее кожи.
— Похоже, у тебя могут возникнуть проблемы, ковбой.
— Да, сладкая. — Я ухмыляюсь. — Хочешь сделать из меня лжеца?
Именно так она и поступает — сдвигая бедра ровно настолько, чтобы я смог подойти ближе. Небольшое приглашение взять то, что я хочу. Ее язык скользит по нижней губе, а затем она втягивает ее в рот и прикусывает, как только она становится влажной.
Какая-то иррациональная часть меня все еще верит в это чертово проклятие, которое преследует мою семью. Что я не смогу пережить это снова, если это правда. Что если я позволю себе потеряться в ней, хотя бы ненадолго, я уже не буду прежним.
Но мне надоело быть осторожным, я устал от этого. И, черт возьми, как же я хочу поцеловать женщину, о которой не перестаю думать.
Как будто передо мной распахнули двери. В ту секунду, когда я решаю, что не хочу ничего, кроме этого момента с ней, я начинаю двигаться и все происходит одновременно. Моя рука взлетает с ее талии, ладонь обхватывает шею, а большой палец ложится прямо туда, где учащенно бьется пульс. Она одновременно тянется к моему затылку, и ее пальцы зарываются в мои волосы, а наши губы сливаются в поцелуе, который пробуждает во мне голод.
Это
Тихий стон, который вырывается из нее навстречу движению моих губ, лишает меня последних остатков самообладания. Наши языки встречаются, и мне кажется, что мы делали это уже миллион раз. Совершенство. Она наклоняет голову, чтобы наши губы были еще ближе, а я отстраняюсь ровно настолько, чтобы убедиться, что она чувствует то же самое. Что в этом мире нет ничего, кроме нас двоих, потерянных в поцелуе, который кажется одновременно и новым началом, и концом. Когда ее глаза встречаются с моими, она улыбается, и я не могу удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ и не поцеловать ее еще раз.
Звук шагов по цементному полу мгновенно привлекает мое внимание. Нас обоих словно окатывают холодной водой. Как только я поворачиваюсь, я вижу, как Гриз идет по главному проходу с мешком из рогожи в одной руке и медным валинчем34 в другой.
— Так, так, так. Похоже, вы двое на короткой ноге. — Мой дед всегда говорит как есть.
Лейни не упускает ни секунды, пока я отстраняюсь.
— Твой внук просто продемонстрировал то, о чем я думала с тех пор, как появилась здесь.
Она подмигивает мне, мгновенно разряжая обстановку. Вытирая губы большим пальцем, пока я, к своему сожалению, увеличиваю расстояние между нами, она спрашивает:
— Что у тебя в руках?
Гриз подходит ближе, а я скрещиваю руки на голой груди, теперь полностью покинув ее атмосферу и ненавидя это. Я натягиваю свою порванную футболку, а он поднимает медную трубку с заостренным концом.
— Это называется — валинч. Мы используем его, когда хотим попробовать бурбон, который выдерживается в бочках.
Продолжая сидеть на бочке с бурбоном, она улыбается и прячет ладони под бедра.
— Есть что-нибудь вкусненькое?
Ее глаза на мгновение встречаются с моими. Да, сладкая, ты более чем хороша на вкус.
— Дорогая, в этих бочках всегда хороший бурбон, даже если он ранний. Но нет, я не дегустировал. До этого дело не дошло.
Затянутый мешок в его другой руке шевелится.
— Гриз, ты кого-то поймал?
Он взмахивает им, проходя мимо нас.
— Я думаю, что это водяной щитомордник, поскольку я не слышал трещотку, но никогда не знаешь наверняка. Возможно, он еще молодой. Я не хотел тратить время и выяснять это.
Лейни смотрит на меня, мило нахмурив брови.
— Трещотка?
Кивнув, я говорю ей:
— Гремучая змея.
— И очень опасная, — говорит Гриз, направляясь к дальнему входу в рикхаус. — Она была в ярости. Это уже вторая в этом сезоне. Обычно они появляются, когда становится прохладнее, но эти влажные, темные места так и манят всякую живность.
Он держит мешок так, будто в нем продукты, а не змея.
— И что ты собираешься с ней делать?
Гриз улыбается мне, а потом с ухмылкой отвечает: