Бурбон и ложь
Шрифт:
— Потому что я у нее в долгу!
Я вглядываюсь в ее лицо, пытаясь понять, что она может иметь в виду. В долгу? Она мне что-то должна?
Линкольн встревает:
— Что ты мне…
Ее рука взлетает вверх, а затем опускается.
— Потому что она остановила человека, который убил Фиону.
Мое сердце почти останавливается, а Грант застывает рядом со мной.
Этого не может быть.
— Потому что она столкнулась лицом к лицу с проклятым монстром. Монстром, который забрал жизнь моей дочери.
У меня голова идет кругом от ее слов. Мне требуется минута, чтобы понять это. Такая же реакция и
— Она спасла жертву. Побежала навстречу опасности, включила чертову пожарную сигнализацию, а затем дала показания в закрытом режиме, которые могли бы упечь его за решетку.
Грант спрашивает:
— Что значит — «могли бы»?
Я отпускаю его руку, чувствуя нервозность, пока осознаю все это.
— Ты мама Фионы?
Грант бормочет:
— Едва ли.
— Да пошел ты, Грант. Не делай вид, будто имеешь хоть какое-то представление о том, какие у меня были отношения с дочерью, — говорит она, раздавливая сигарету.
— У меня было достаточно подсказок, Би, — огрызается он в ответ.
Она на секунду закрывает глаза, пытаясь не допустить, чтобы это превратилось в спор.
— Я прислушалась к своему чутью. Я годами составляла портрет убийцы Фионы. Я знала также, как и ты, Грант, что это не какой-то наркоман, оказавшийся не в том месте и не в то время. Не с такой точностью. А та часть ее спины… — Она качает головой. — Не было ничего, через что она могла бы пролезть, чтобы получить такие повреждения.
Никто из нас не произносит ни слова, все внимательно слушают, зная, что ей есть что еще рассказать.
— Когда в Нью-Йорке я узнала о серийном убийце, который похищал женщин, а потом сохранял их части, что-то в моем нутре подсказало мне, что нужно искать. Копать. — Она сглатывает. — Так я и сделала. — Она поднимает подбородок, стараясь не выдать своих эмоций. — Он хранил сувениры. И у него был кусочек кожи, который по ДНК совпал с Фионой. — Она снова затягивается. — Она здесь, потому что у него не было имени. Нет отпечатков пальцев? Отлично. Есть много психопатов, которые сжигают или отрезают их. — Она сжимает переносицу. — Но у него не было истории. Никакого цифрового следа. Ни семьи, ни ближайших родственников, которых могли бы вычислить полиция Нью-Йорка или ФБР. Они не догадались, но я — да. Я была маршалом США дольше, чем кем-либо еще. Я нутром чуяла, что он из программы защиты свидетелей.
Грант потирает затылок, недоверчиво качая головой.
— Ты хочешь сказать, что парень, из-за которого Лейни пришлось вступить в программу защиты свидетелей, работает в этой гребаной программе защиты свидетелей?
Би обводит взглядом собравшихся, но она, должно быть, понимает, что даже если бы она попросила сохранить это в тайне, все равно это стало бы предметом обсуждения между этими четырьмя мужчинами.
— За многие годы в программе пропало не так уж много людей. В основном это были те, кто хотел вернуться к прежней жизни, а потом исчезали — скорее всего, то, от чего они убегали, настигало их. Но когда я поняла, где искать, оказалось, что соединить кусочки не так уж сложно.
Гриз садится в одно из кресел-качалок, в то время как Линкольн опускается на ступеньку, ведущей к этому участку внутреннего дворика. Но Грант и Эйс стоят, выпрямившись и скрестив руки на груди, ожидая продолжения.
— Изначально его поместили в Монтгомери. Примерно в двадцати милях отсюда. Это было до того, как я возглавила группу или стала основным контактным лицом. Он был умен. Он знал, что делает, когда стал свидетелем
— Генеральный прокурор не собирается этого допускать, не так ли? — спрашивает Гриз.
— Нет. — Она пристально смотрит на Гранта, пытаясь сдержать все эмоции, которые, должно быть, испытывает. — Мы защитили его. И они тоже продолжают это делать.
Тяжело выдохнув, Эйс спрашивает:
— И что теперь, Би?
— А Дел знает? — перебивает Грант.
— Пока нет. Мне нужно отвезти ее в безопасное место.
Линкольн поднимает руку.
— Подожди. Ты хочешь сказать, что они отпустили этого парня?
— Я говорю вам, что не знаю. Слушание было исключено из расписания суда, и я не могу добиться ни от кого в офисе генерального прокурора прямого ответа. Я также не могу найти неизвестного, находящегося под стражей или недавно переведенного.
— Господи Иисусе, — говорит Линкольн, проводя пальцами по волосам.
Грант смотрит на Би тем же стоическим взглядом, что и Эйс, и мне кажется, что я не дышу уже несколько минут.
— Я планирую сдержать свои обещания. — Она оглядывается на Гранта и меня. — Но с вами двумя все будет немного сложнее.
— И собака, — говорит Грант.
Она качает головой.
— Нет.
Я пожимаю плечами, наконец-то заговорив.
— Это не обсуждается.
Глава 41
Грант
У нас есть два дня. Сорок восемь часов до того, как я навсегда покину Фиаско. Даже когда я ненавидел это место — когда слишком много людей смотрели на меня с жалостью, или я становился темой для каких-то дерьмовых слухов, — этот город все равно оставался домом. Я никогда не мечтал о том, чтобы состариться здесь, но, думаю, я предполагал, что закончу жизнь, как Гриз. Буду выживать на бурбоне и лжи. Наблюдать за мучительно медленным и одновременно быстрым течением времени. Постоянно получая душераздирающие напоминания о том, что ничто и никто не вечен.
Мои предположения оказались неверными. Это было своего рода пробуждение, которое заставило меня осознать, что дом — это нечто совершенно иное, чем то, во что я верил с детства. Им оказалось не место, а человек. Моя семья всегда останется моей семьей, и я буду скучать по ним каждый день, но когда я смотрю на Лейни, я вижу жизнь и семью, которые не позволял себе представлять раньше. Это будет чертовски потрясающее будущее.
Я кладу руку на горячую серебряную ручку, зная, что это мой последний визит сюда. Это будет последний ужин с ребрышками в компании друга, с которым я давно должен поговорить.