Царь-гора
Шрифт:
– Кто? – возмутились оба «беловодца».
– Тот, кто осознал себя духовно жаждущим, но еще не отринул земных цепей, – с такой же вдохновенной мрачностью пояснил он. – А может, просто позарятся на старообрядские иконы. Если их отмыть от копоти – на мировых аукционах с руками рвать будут.
– Отмыть?! Уничтожить тайные знаки черных квадратов! – Эта мысль до того поразила Толика, что он на своих ногах-ходулях ушел далеко вперед и долго шагал в одиночестве – переживал.
До самого вечера продвигались по верхнему краю высокогорных
До темноты успели разбить палатку недалеко от бурной речки, вздувшейся от таяния горных снегов.
– У меня такое чувство, будто я уже неделю брожу по этим горам, как лунатик, – сказал Федор после ужина. – И завтра будет то же самое, и послезавтра. А потом мы заблудимся и умрем с голоду.
– Неужели неясно, что я ищу знак? – вскипел Евгений Петрович, тоже раздосадованный впустую прошедшим днем.
– Ну хоть скажите, как он выглядит, – попросил Федор, – может, мы тоже его поищем.
– Представления не имею.
– Ясно. Найди то, не знаю что, – проворчал Федор, заполз в палатку и закутался в одеяло.
Рано утром его растормошил напуганный Олежек.
– Чего тебе? – недовольно спросил Федор, открыв глаза. У другой стенки палатки похрапывал Попутчик.
– Толик пропал, – выдавил Олежек. – Наверно, утонул. Там реку разнесло.
Федор перекатился к выходу из палатки и выглянул. Река стала в полтора раза шире и бурлила раза в два злее. Седая от ледяной мути вода пенилась, пузырилась, точно кипела. До палатки ей оставалось не больше двух десятков метров, и расстояние на глазах сокращалось. Федор разбудил Евгения Петровича. Втроем впопыхах скомкали палатку, подхватили поклажу и перебрались подальше от разошедшегося не на шутку потока.
– Ну и где его искать? – кисло спросил Федор, сбросив на землю свой рюкзак и поклажу Толика. – Может, он в лес гулять пошел?
– Зачем? – бессмысленно таращился Олежек.
– Духовную жажду утолять, – процедил Федор.
Один Евгений Петрович проявлял хладнокровие. Не спеша повернувшись вокруг своей оси с биноклем у глаз, он сказал:
– Вещи оставим здесь, я пойду вверх по склону, Федор – спуститесь вниз вдоль реки, осмотрите берега. Ты, – он ткнул пальцем в Олежека, – походи по лесу, покричи, вдруг отзовется. Через час встречаемся здесь.
Они разошлись в стороны, но никаких следов Толика не обнаружили. Когда снова собрались, разделили между собой продукты, которые нес Толик, а вещи его взял Олежек.
– Оставь тут, – сказал ему Евгений Петрович, – твоему приятелю они уже вряд ли понадобятся.
– Я понесу, – заупрямился Олежек.
– Может, ему открылась дорога в Беловодье, – цинично хмыкнул Федор.
После унылого завтрака гуськом отправились в путь. Впрочем, унылым и квелым был только Олежек. Федор исподтишка наблюдал за Попутчиком. А тот обескураженным не выглядел, скорее наоборот. У Федора сложилось впечатление, будто Евгению Петровичу понравилось исчезновение Толика. Разумеется, он не показывал вида, и некоторую степень возбужденности можно было списать на чрезвычайное происшествие – если бы в ней не проглядывала чуточка азарта. Федор, однако, решил не придавать этому значения, чтобы не стать жертвой маниакальной идеи.
До середины дня они шагали по все тем же таежным перелескам и радужным альпийским лугам, иногда поднимались до каменистых взлобков, где царила скудная тундра с лишайниками и ползучим кустарником. Наконец забрели в кедровник, где решили передохнуть, и тут обнаружилась неприятность.
– А ведь мы были здесь вчера, – озираясь, немного нервно сказал Федор. – Я помню этот пень.
– Точно, – изумленно подхватил Олежек, – там впереди та опушка, где вчера обедали. Потом мы с Толиком колонка ловили, – с грустью добавил он и пошел проверять, на месте ли опушка.
Федор повернулся к Попутчику.
– И как это понимать?
Евгений Петрович вполне искренне пожал плечами.
– Видимо, когда искали этого болвана Толика, потеряли ориентиры. – Он задумался, теребя ощетинившийся за сутки подбородок. – Ну правильно. Как же я упустил это? Вчера мы подошли к той реке с запада, а сегодня, – он посмотрел на солнце, – идем на восток. Нам надо было идти вверх по реке искать брод, чтобы перейти ее.
Федор тоже задумался о том, почему никто из троих не сообразил этого раньше. Какое-то затмение нашло на всех из-за сгинувшего без следа «беловодца».
Вернулся Олежек еще более унылый.
– Нашел, – вздохнул он.
– Ну, раз нашел, значит, судьба нам тут обедать, – решил Попутчик.
Пока на костре варился суп из консервов, Олежек неприкаянно слонялся вокруг, только что лбом о стволы кедров не стучал.
– Не нравится мне все это, – вдруг сказал он. В его круглых глазах стояло выражение ужаса.
– Что тебе не нравится? – спросил Федор.
– Тревожно как-то. – Олежек передернул плечами и, сев на гнилую корягу, затосковал.
– Это бывает, – успокоил его Евгений Петрович. – Накатит ни с того ни с сего, пятый угол начинаешь искать.
– Я думаю, тоска – это основное человеческое чувство, – молвил Федор. – Так сказать, фон, на котором появляются и исчезают все другие чувства.
– Вот только не надо экзистенциализма, – попросил Евгений Петрович. – Посреди природы это как-то неуместно и, кстати, неумно.
– Ну почему же, – возразил Федор, – как раз здесь, на природе, острее чувствуется некая странная ностальгия, не находите? Я бы сказал, тоска по утраченному раю, если бы верил в его существование.