Царевна
Шрифт:
– Ну, пока еще рано называть меня Величеством, князь.
– Ничего не рано, моя царственная принцесса. – Голицын рванулся вперед и обнял царевну.
Софья была обескуражена его напором, но сдалась. Она лишь прошептала:
– Князь, еще не все закончено. Но его уже было не остановить.
Утро пришло в Москву ярким апрельским солнцем. Уже не слышно во дворе боя барабанов шального Петруши. Не слышно и криков полоумного братца Ивана. Она словно попала в другой мир. Где все её. Её косматые облака, нависшие над
Софья умылась и дала знак служанкам:
– Собирайтесь, едем к молебну в Троице-Сергиеву Лавру. Служанки забегали по покоям, доставая из сундуков наряды царевны.
На пороге появился дьяк Шакловитый:
– Далече ли матушка собралась?
– В Троицу боярин, – бросила Софья. Хочу помолиться в избавление от грехов.
Шакловитый усмехнулся:
– Так много ли их матушка, так с наперсточек.
– С наперсточек, но мои! – отрезала царевна.
Карета с царевной покатила по талому снегу. Шакловитый перекрестился:
– Ну, дай-то Бог.
Глава 2: Посадская слобода
За широким столом из грубо тесаных досок сидело пятеро собеседников. На столе стояла глиняная миска наполненая квашеной капустой с клюквой. Одноглазый косматый мужик в рваном кафтане разливал штоф водки по грязным стаканам. Он опрокинул стакан в горло, тяжело крякнул и поднял к верху палец:
– Раскол это вам не просто искажение веры нашей, а устремление души христианской супротив еретиков.
Хозяин трактира беспомощно развел руками:
– Кто их знает, как этих раскольников от порядочных людей отличить?
Одноглазый мужик назвался Сапыгой.
– Я давно по Руси скитаюсь, – продолжил Сапыга. И верно говорю вам, что придет Спаситель, и всех слуг антихристовых покарает. Зеваки, собравшиеся вокруг него, раскрыли рот от изумления.
– Чего же не покарал до сих пор? – возразил ему молоденький, словно не оперившийся щегол, паренёк.
– Сколь ждать-то еще?
Мужик по имени Гаврила, будучи старшим по возрасту среди собеседников, отвесил ему подзатыльник:
– Наливай, пей, да слушай, чего святые люди говорят. Парень схватился за горлышко бутылки.
– Поставь на место, – удержал его рукой, сидящий справа мужик.
Грешно «горькую» пить, – добавил он.
– А коли грешно, зачем наливаете тогда, – обиженно фыркнул юноша.
Чего тогда проповедник этот пьет, – парень, словно дикий зверёк, зыркнул на Сапыгу своими черными глазищами.
– Так я и не праведник вовсе, – в ответ посмотрел на него Сапыга. Далеко мне до учителей наших. А про «горькую», ты это верно заметил, грех, но апостолы наши тоже не сразу праведниками стали. Через великие муки прошли. И взошли в “Божье Царствие” на кораблях огненных.
– Чего-то я не пойму мужик, – буркнул парень. Попы Никонианские про царствие Божье вещают, и ты туда же.
– И какое из них праведное?
Сапыга замолчал и склонился к тарелке.
– А по мне, так царствие это для всех одно, – продолжил парень. Ранее двумя перстами крестились, сейчас тремя. Что изменилось-то на небесах? Али Богородица другая стала?
Мужик, сидящий сбоку от парня, отвесил ему новый, не менее звонкий и болезненный, подзатыльник:
– Больно умен, как поглядим.
Сказано же:
– Раскол!
Парень тихо нагнулся под стол и вынул из складок сапога нож. Резкий удар острым лезвием опрокинул мужика на пол. Молодчик соскочил со скамейки и испуганно озираясь, закричал:
– Ну, что бражнички, кто смелый подходи!
Сапыга медленно вышел из-за стола:
– Слышишь паря, не глупи! Мы тебя впервые видим, за стол пригласили по христианскому доброму обычаю, а ты аки зверь с ножом кидаешься.
– А какого он лешего дерется? – паренёк указал в сторону, стонущего от боли, мужика.
– А я погляжу гордый ты, не в пример остальным.
– Какой есть! – юноша обтер нож об скатерть и засунул обратно в сапог. За дверями послышался шум.
В трактир влетел мужик с истошным криком:
– Стрельцы идут.
Половой испуганно перекрестился и полез под стол.
В трактир вломились стрельцы и загородили выход из трактира со словами:
– Кто вы такие, откуда будете?
Молодой парень стал потихоньку пятиться к печи.
Мужик, которого только что порезали, перестал стонать и только тихо сопел. Стрельцы подошли к нему и открыли рану.
– Совсем плох? – произнес один из них. До утра не дотянет.
– Кто его так?
Мужики в трактире расступились, образовав проход к печи, у которой сидел паренек, обхватив голову окровавленными руками.
– Взять его! – крикнул стрелецкий старшина. На дознание.
– А вы кто такие, откуда будете, зачем прибыли? – он сгреб огромной ручищей со стола остатки трапезы, оставив только штоф. Налив в стакан водки, он залпом опрокинул его. Затем стрелецкий старшина достал из сумки лист бумаги и перо, прокашлявшись, произнес:
– Подходи по одному, и сказывайте. Только не врите мне, иначе шкуру спущу.
Парня скрутили, для острастки врезали пару раз по зубам, чтобы не вырывался, и вывели из трактира. У дверей уже стояли сани, запряженные гнедой кобылой. Грива кобылы была нечёсана и не ухожена, так как взяли ее в соседнем дворе, как и сани.
Сам возок был устлан небольшим слоем соломы, на котором сидел еще один стрелец. Юношу небрежно кинули на возок, уткнувшись в ароматное сено, он тихо застонал.
– Куды его? – спросил стрелец, взявшись за вожжи.