Царевна
Шрифт:
– Вези в тайный приказ, там разберутся, и грамоту им передай, – старшина протянул руку с разорванной по краям бумагой.
– Скажи, Емельян Федотыч после допроса подойдет. Стрелец на санях кивнул головой и дернул вожжи, слегка хлестув лошадь по крупу и отдал команду к движению.
Сани покатили вдоль улицы. Из окон, то и дело, выглядывали лица любопытных посадских и тут же прятались.
Емельян Федотыч, стрелецкий старшина, редко ходил в патрули по московским слободкам, но чтобы не наесть брюхо, и не потерять хватку, иногда все же срывался со своего оббитого войлоком и бархатом табурета и выходил в патруль с низшими чинами. По своему разумению он и считал это настоящей службой престолу. Сейчас он сидел за деревянным столом в трактире, пытаясь разобраться в причинах этого непонятного ему преступления.
«Что не поделили эти бродяги в рваных зипунах?»
Рядом с ним стоял одноглазый мужик, который со слов трактирщика, являлся причиной ссоры. Он пододвинул к себе склянку с чернилами и обмакнул перо.
– Значит, Сапыга говоришь, кличут, – прохрипел он, поднимая тяжелый взгляд на одноглазого мужика.
– Иван, сын Сапыгина, ваше благородие, – миролюбиво ответил мужик.
– Стало быть, так и запишем, – проговорил старшина. Сапыгин Иван. Холоп, али посадский?
– Мирянин я, – закивал головой мужик.
– Знамо нам, какой ты мирянин, – оборвал его старшина. Али свободный, али беглый.
– Лоб покажи, – приказал Ивану старшина. Мужик поднял челку грязных волос, обнажив грязную кожу.
– Клейма нет, – рассматривая задержанного, удивлённо произнёс Емельян Федотыч.
– Руки тоже показывай, – приказал старшина, заставляя мужика закатать рваный рукав.
– Тоже чисто, – заметил старшина.
– Может и вправду мирянин ваше благородие? – заступился один из стрельцов у двери.
– Разберемся, – херкнул старшина.
– А что же ты, Сапыгин Иван смертоубийство учинил?
– Не сам конечно, но причиной явился, так?
Одноглазый мужик помял руки:
– Мы о вере батюшка спорили. Парень-то бешенный оказался и с ножом кинулся.
– Не то сказал что-то? – переспросил старшина.
– Так вся Русь ныне не так говорит, не так крестится, – кивнул Сапыга.
– Понятно, раскольник значит, – старшина поморщился. Ваши все в леса сбегли, да в дальние скиты, ты чего тут оказался. Гляди, чего удумал, народ в столице бесовскими речами смущать.
– Да не раскольник я вовсе, батюшка, – начал оправдываться Сапыга. И знамение крестное тремя перстами кладу.
– Врешь, бесов сын, – усмехнулся старшина.
– А ну, перекрестись.
Кабатчик снял с киота полотенце, прикрывавшее иконы. Сапыга подошел к киоту и трижды наложил крестное знамение тремя перстами.
– Ничего не понимаю, – пробурчал старшина.
– Ежели ты, никонианский обряд почитаешь, почему свара-то случилась.
– Так и говорю тебе батюшка, бешенный он, – Сапыга недоуменно пожал плечами.
– Ну, хорошо, – Емельян Федотыч засунул перо обратно в склянку с чернилами и еще раз пристально окинул взглядом Сапыгу. На душе у одноглазого мужика похолодело: Так смотрят кремлевские подземелья на того, кто попадает в их жадное брюхо. Смотрят холодным лучиком солнца сквозь темные решетчатые окна, да поворотными крестами, что выворачивают кости попавшим на них несчастным мирянам и раскольникам. Он знал этот взгляд, но сумел справиться с собой.
– Следующего давай, – зычным голосом приказал старшина. Сапыгу оттолкнули к печи. К столу подвели другого мужика. Допрос продолжался, каждому присутствующему пришлось держать ответ перед стрелецким старшиной. Наконец Емельян Федотыч громко крякнул и встал из-за стола.
– Тимошка, – прошептал он в ухо караульному.
– Будь внимательным, с одноглазого беса глаз не спускай, что говорит, куда ходит, с кем разговаривает, в раз всё докладывай. Не чисто тут. Тимошка кивнул головой и исчез за дверью.
– Ребята гоните их с трактира, – приказным тоном рыкнул Емельян Федотыч. Караульные стрельцы вывели мирян во двор и затворили дверь.
– Карп, – кликнул старшина. Из боковой двери появился трактирщик. Он сделал поклон и устремил взгляд на старшину в ожидании распоряжений.
– Какой же ты услужливый, Карп, – рассмеялся старшина. Не горькую пить остались. За одноглазым смотри. Как вновь появится, тут же в приказ доложишь.
– Я пока до приказа прогуляюсь, – оповестил он караульных. Без меня на пост ступайте и не мешкайте, знаю я вас. Емельян Федотыч важно встал, оправил кафтан и поправил саблю.
Москва ликовала. В честь воцарения Софьи Алексеевны на берегу реки Неглинной соорудили импровизированный деревянный амфитеатр для кулачных боев и медвежьих схваток. Народ облепил деревянные перильца цирка, наблюдая затем, как два бурых медведя дерутся между собой.
– Где царевна Софья? – с не поддельным интересом обратился Иван Савватеевич Широковатый к сидящему рядом князю Голицыну.
– На богомолье в Троице-Сергиеву Лавру уехала второго дня, – тяжело вздохнул князь.
– Уж лучше бы ей в столице, подле престола быть, – покачал головой боярин Широковатый.
– А ты что, Иван Савватеевич, не иначе как измену какую, учуял?
– Смотри, смотри, скоро ему конец, – Широковатый резко, насколько могла позволить его туша, вскочил со стула, наблюдая за поведением раненого животного. Медведь в белом ошейнике упал на траву, поднял переднюю лапу вверх и издал протяжный рык.
– Да ты не криви душой-то, боярин. Коли знаешь чего, скажи, а матушка Софья в долгу не останется. Али секрет какой?
– лукаво произнёс Голицын.
– Так ты и сам знаешь князь, – отозвался Широковатый.
– Знаю, да не все. К каждому боярину, да дворянину шпиона не приставишь. Да и в верности стрелецких полков сомневаюсь я.
– Хочешь, сомневайся, хочешь сам проверь, Василь Василич, а дело всё- таки не шуточное.
Иван Савватеевич слегка пригнулся и поднес согнутую ладонь ко рту. Князь Голицын сразу понял, что от него хочет этот жирный дородный дитина из посольского приказа и тут же приблизился, чтобы лучше расслышать боярина Широковатого.