Царевна
Шрифт:
– Скажу, что сам слышал, – шепотом произнес боярин. Петрушу-то, с матерью его царицей, Софья в Преображенское отправила. Да только готовят верхние бояре супротив государыни провокацию.
– Это кто же такие, слышал имена? – буркнул Голицын.
Иван Савватеевич отрицательно качнул головой и поморщился: – А ты сам Василь Василич и разузнай. В этом деле я тебе не советчик. Широковатый достал из кафтана гребень и расчесал бороду. Царице нашей, Софье Алексеевне, я завсегда друг, она наши обычаи русские чтит, и вольности боярские да княжеские привечает.
– Уж и на том спасибо, боярин, – с почтением откланялся Голицын.
Недоумение и обида застыла на лице боярина Широковатого:
– Не юродствуй князь, не время, правду говорю.
Медведи тем временем закончили схватку. У одного из них было разорвано ухо, он отчаянно ревел, пробуждая в зрителях животную ярость.
– Совсем обезумели холопы, – презрительно бросил боярин Широковатый.
– Озверели. Укажи на кого, вмиг разорвут. Он брезгливо поморщился и поправил широкий пояс на свисавшем брюхе.
– Я, пожалуй, останусь, – медленно выговорил князь Голицын. Есть над чем подумать, боярин. Голицын развернулся лицом к арене, ожидая следующей части представления.
– А ты ступай, Иван Савватеевич, – ответил он, не оборачиваясь.
Боярин Широковатый язвительно ухмыльнулся и направился к выходу. Свое дело он сделал. Время покажет, насколько велика благодарность царевны: али плаха, али поместье новое.
– Надо зайти в казначейский приказ? – размышлял он по дороге. Проверить сплетню одну, а может и чистой правдой окажется. Наперед не угадаешь.
Дверь приказа была обита новым Тульским железом. В толстые дубовые доски врезали массивную голову вепря, продев меж клыков кованое кольцо. В горнице приказа пахло медом и топленой печью. Дьяки суетились за своими столами, раскатывая по доске пожелтевшие свитки царских указов. Сам хозяин заведения сидел за широким дубовым столом, уставленным различными склянками с чернилами, холщевыми мешочками с травами. Заметив боярина Широковатого, он приподнялся для приветствия, и тяжело осел обратно на свой стул.
Кивнув боярину толстым подбородком, он ухватился за одну из железных кружек и громко крикнул:
– Федька, подай кипяченую воду.
Ловкий слуга, обхватив полотенцем горячую рукоять, подскочил к Капризову и налил в кружку кипяток.
– Проходи боярин, – Капризов ногой подтянул к столу еще один стул.
– С чем пожаловал? – с прищуром спросил хозяин.
– Давеча слышал, что ты поместному дворянину Суконцеву займ в пять тысяч рублев дал. А расписочку то, взял?
Капризов усмехнулся:
– И дал и взял, как же без расписочки? Деньги-то, казенные.
Иван Савватеевич огляделся, словно боялся, что их разговор могут подслушать.
– А на какие цели ссудил?
Капризов сделал мелкий глоток из кружки и поставил ее на стол.
– Я про то у Суконцева не справлялся.
Боярин Широковатый разочарованно покачал головой:
– Вот и беда-то наша вся, Терентий Иванович, что не знаем, где голова спать ляжет.
Капризов недовольно поморщился:
– Это ты к чему, боярин?
Боярин безразлично махнул рукой:
– А ни к чему. Заявителя-то хоть знаешь?
– Знаю, – уверенно ответил Капризов.
– Только, не пойму я твой интерес в этом деле.
Иван Савватеевич сразу понял, что допустил оплошность, так нагло придя в Казенный приказ и, пытаясь выведать финансовую бумагу. Но игра стоила свеч.
– Так нет интереса никакого, Терентий Иванович, любопытно просто, – произнёс Иван Савватеевич, пытаясь изобразить полное равнодушие к данному предмету разговора.
– С села Преображенского смерды сказали: видели, мол, у царевича Петра бравого дворянина с мешком денег, а дворянином тем оказался сосед царевича по имению. То, что Суконцев взял деньги в приказе Иван Савватеевич не знал, сказал, что первым в голову пришло. Капризов, в свою очередь, мог все отрицать и доказать обратное было бы совершенно не возможно. Но, исходя из того, что он не скрывал выдачу ссуды, значит, деньги выдали официально.
Осталось только дождаться возвращения царевны с богомолья и через Голицына узнать, не давала ли матушка добро на ссуду. Конечно, у Петруши и царицы Натальи Кирилловны при дворе есть жалование. Но уж слишком большая сумма. На эти деньги можно было нанять целый стрелецкий полк или собрать ополчение числом двух полных полков.
Ясно одно, деньги для чего-то нужны и явно не для ярмарки. Преображенское что, глушь да дыра.
Иван Савватеевич почесал бороду, и встал:
– Засиделся я у тебя.
Капризов довольный, что его оставят в покое с расспросами, согласился и, улыбнувшись, произнёс:
– Хоть, чаю с душистой липой и медком попей с дороги. А то все о делах, да о делах.
Боярин Широковатый немного смутился неожиданному предложению и, подтянув руку к груди, произнес:
– Пойду я, засиделся.
Капризову пришёлся по душе отказ боярина и, облегчённо выдохнув, погрузился в работу:
– Ну, еже ли чего понадобится, забегай, гостям всегда рады.
Боярин, охая, поднялся с табурета, и направился к двери. Не выходя за порог, он обернулся и перекрестился, глядя на киот. Капризов молча сопроводил его действия пронзительным взглядом.
Иван Савватеевич по своей натуре был жадный и расчётливый человек. Ему очень хотелось стать для царевны вроде названного отца, получать с её рук поместья и должности, а звание обычного думного боярина его не устраивало. Но получить Софьино благоволение было делом весьма сложным. Для этого нужно особо отличиться, например, раскрыть заговор.