Царевна
Шрифт:
– Неужели построит? – удивленно спрашивали бояре у Меньшикова, что днем и ночью дежурил подле Петра и новой верфи.
Алексашка поднимал к верху указательный палец и, дождавшись пока бояре откроют рты от нетерпения, величественно изрекал:
– Все непременно, а вы матросами на царских кораблях будете, паруса ставить, якоря поднимать.
Бояре охали, глядя на свои жирные фигуры и перекрестившись, причитали:
– Свят, свят, свят, куда ж нам Александр Данилыч в матросы-то. Ты прикажи только, мы тебе из дворовых ребят отыщем, кого надо. Алексашка смеялся во все горло и добавлял:
– Да шучу я бояре, с вашими формами, только по реям и лазать. Деньги на корабли готовьте, да не скупитесь. Бояре, также вздыхая, протягивали руку к поясу, щупая кошелек, и качали головами.
– Ирод, Алексашка Меньшиков, мало того что царь с казны все деньги сгреб, так денщик его исподнее готов снять.
– Чего бурчите, аки пни гнилые, – усмехнулся он, глядя на боярские причитания. Али дело царево вам не любо? Бояре дружно кивали головами:
– Любо-любо, Лександр свет Данилыч.
– Алексашка, поди-ка сюда, – Петр воткнул топор в бревно. Ты смолы, да пакли, сколько возов купил?
Царевич ухватил Меньшикова за правое ухо и потянул к верху.
– Восемь, отец родной, – запричитал Меньшиков.
– А денег, на сколько возов взял? – не унимался Пётр, пытаясь дознаться от денщика все, что тот мог утаить.
– Так на десять, – скулил Алексашка.
– Собрали только восемь, на остальные деньги пеньку, да десять ведер гвоздей привезли. Все сходится по счету государь. Петр отпустил его ухо и погрозил пальцем:
– Ты смотри мне, Алексашка, воровать будешь, шкуру спущу.
– Мин херц, – запричитал Меньшиков, – ни рубля в карман не положил, ни к чему мне. Надо будет, у тебя попрошу. Пётр ослабил хватку, слова Алексашки несколько успокоили его.
Мастеровые, вставив шкворень в прорезь бревна, на который садился руль, пытались вогнать бревно деревянный нагель, но эта затея никак не выходила, то ли нагель напитался водой, то ли мастеровые высверлили отверстие не по размеру.
– Кто ж так бьет! – воскликнул Петр, выхватив из рук мастерового деревянный молот. Плюнув на руки, он широко размахнулся:
– Берегись. Мастеровые отпрянули в сторону, опасаясь попасть под размашистое движение царевича. Пётр с первого удара загнал деревянный нагель в отверстие, а мужики лишь с удивлением качали головами, поражаясь невероятной силой молодого царевича.
– Мин херц! – потешно приплясывая и что-то насвистывая себе под нос, приближался Меньшиков. Петр откинул молот в сторонку, ожидая, что же хочет поведать ему Алексашка:
– Ну, чего как стрекоза по полю летаешь, дел мало?
– Дел много, мин херц, – с некоторой таинственностью в голосе произнёс Меньшиков. Вели наградить меня за заслуги перед Отечеством.
– За какие же заслуги награду просишь? За то, что ты, по всему селу скачешь, да девиц дворовых портишь? – с иронией в голосе допытывался Пётр.
– Не угадал, мин херц, – ответил Меньшиков, раскланявшись, в плавном реверансе.
– Ну, говори, ирод, не томи, ей Богу выпорю, – в сердцах выкрикнул Пётр.
– А нашел я, Петр Лексеевич, для нашей флотилии еще одного лоцмана, – Меньшиков с гордостью склонил голову.
– Врешь, прохвост, – усмехнулся Петр. Откуда в нашей дыре еще один лоцман кроме тех, что я из Голландии выписал?
– А вот и не вру, – не унимался Алексашка.
– Эй, Федот! – он окликнул сухопарого мужика, сидевшего на телеге наполненной пенькой.
– Веди хромого из села Пересвягино. Мужик соскочил с телеги и направился в сторону изб. Через некоторое время он появился с идущим позади мужиком, прихрамывающим на левую ногу.
Подойдя к Петру и Меньшикову, мужик отвесил земной поклон, и устремил взгляд в землю, ожидая распросов от важных персон.
– Кто ты таков? Не вор, не раскольник случаем? Много вас в лесах кроются, выдают себя за нужных людей, – сурово расспрашивал мужика Пётр.
– Никак нет, мой Государь, – заикаясь, прошепелявил мужик.
– Алексашка, – царевич злобно посмотрел на Меньшикова. Какой же он лоцман, гляди, как шепелявит?
– Это он от страха перед тобой, мин херц, – поспешил успокоить царя Меньшиков.
– Ты говори мужик, кто ты, где службу вел, как в плен к шведам попал. Говори, царь ждет, иначе не сносить тебе головы.
– Дело мое простое, – начал хромой. С малых лет у шведов палубу мыл. Затем стал помощником шкипера на торговом судне. Ходил и в военные экспедиции.
– И как тебе русскому мужику шведы доверяли? – с недоверием спросил царевич.
– Так с малолетства я у них, язык наш стал забывать, – хромой опустил голову, затем поднял ее и посмотрел в небо.
– А представился случай у берегов Беловодья, так в раз убег.
– А чего убег? Или шведы кормили плохо? – продолжал допытываться Пётр.
– Нет, Государь, кормили хорошо, и даже жалование рейсхталерами положили. Да только не вмочно мне на чужбине, по волнам болтаться, как бесхозная лодка.
– А на Родине, под Русским флагом, вмочно будет?
– Под своим флагом, Государь, с превеликим удовольствием.
– А ну, пойди сюда, – Петр подскочил к мужику и потянул его за кафтан к почти достроенной галере.
– Это что такое? – Петр указал ему на выступающее с носа корабля бревно.
– Бугшприт, – не задумываясь, ответил хромой.
– А что за веревки от него к носу идут а…? – Петр лукаво прищурился, надеясь, что сейчас-то мужик точно ошибется.
– Бакштаг мой Государь, – так же без запинки ответил мужик. А это ватер-штаг, это мартин-гик, – продолжал сыпать морскими терминами хромой мужичок.