Царевна
Шрифт:
– Про заговор, батюшка, ничего не знаю, – проныл Сапыга.
– Врешь ирод! – Басаргин подскочил с табурета и принялся расхаживать по камере из угла в угол. Успокоившись, он сел за стол и стал постукивать костяшками пальцев по дереву, словно выбивая барабанную дробь.
– Ну, смотри мне! – он погрозил пальцем одноглазому. Коли врешь. Завтра всех возьмем. И всё узнаем.
На рассвете в ворота у крайней избы в Ордынской слободке, раздались глухие удары прикладов пищалей.
Стрельцы деловито прохаживались вдоль дома, ожидая, когда сонные хозяева слезут с печи. Дворовая шавка, учуяв беду, забилась в свою конуру, и не показывала носа.
– Ладные ворота у нашего еретика, – усмехнулся один из стрельцов, рассматривая, с нескрываемой жадностью, кованую голову быка, сквозь которую, было продето верченое кольцо. Не дождавшись ответа, стрелец повторно ударил прикладом в ворота и не удержался, от попытки сбить бычью голову с ворот, хозяину, судя по всему, она больше не пригодится. Прокофий Федотыч слез с печи и протерев кулаком сонные глаза, поковылял к дверям. Зацепив, по привычке одной рукой кистень, что стоял тут же у двери, сонный хозяин вышел во двор.
– Кто вы такие? – строгим голосом допытывался Прокофий Фёдорович.
В ответ послышался смех стрельцов и зычный голос старшины, который уже принялся зачитывать приказ.
В голове Прокофия Фёдоровича помутнело. Он отбросил кистень в сторону забора и поднял щеколду замка. Внезапный удар прикладом свалил его на мокрую от утренней росы землю.
– Ну что, добегался? – усмехнулся старшина. Скоро вам всем раскольникам конец придёт.
– Вяжите его, – старшина одним движением указал стрельцам на лежащего на земле Прокофия Фёдоровича. Пройдя во двор, старшина споткнулся о какой-то предмет. Подняв кистень с земли, он внимательно осмотрел его и крикнул:
– Тихон иди сюда, забери улику.
Тихон, стрелец с длинными, как у донского казака усами, подбежал к старшине и, забрав кистень, завернул его в полотенце.
– Может кровушку, чью найдем, – добавил он, унося находку.
Старшина по высоким ступеням поднялся на крыльцо.
– Дом ладный, как у боярина, – рассуждал он,
– И откуда у раскольников столько денег, не иначе как сам сатана ссуживает.
Старшина усмехнулся довольный своей догадкой и толкнул дверь носком сапога. В избе стояла тишина. У каждой стены стояли аккуратно застеленые лавки, киот с иконами освещался небольшой лучиной, громадный дубовый стол был идеально вычищен. В дальнем углу стояла печь. Старшина подошел к занавеске, закрывавшей внутреннее пространство между печью и потолком, и прислушался. Тихое сопение выдавало присутствие людей. Он резко отдернул темную занавеску. На печи, подвернув под себя ноги, сидела молодая женщина, сжимая в объятиях, двух малолетних детишек.
– Васька, – позвал старшина одного из стрельцов,
– Поди-ка сюда. Здесь баба с малыми детишками. Забери их в телегу, да сена больше положи.
Услышав его, Прокофий Фёдорович рванулся с телеги, и упал стрельцам в ноги, умоляя пощадить жену и детей.
– Они же ни в чём не виновны, – со слезами на глазах умолял Прокофий Фёдорович.
– Не раскольники мы, пощади.
– Разберемся в приказе, – отрезал один из стрельцов.
До Кремля ехали молча. Жена Прокофия Фёдоровича обнимала перепуганых детишек, прижимая их к груди. Сам Прокофий молчал и рассуждал о происходящем. Он покончил с расколом более пяти лет назад. Иногда, чтобы свидеться хаживали бывшие братья. Заходил и Сапыга.
– Не иначе как, поймали ирода? – мелькнула шальная мысль в его голове. Но ведь он надежно укрылся в сене.
– Ай, Сапыга, сукин сын. Сдал, – выругался про себя Прокофий Федотович. Надо брать все на себя, что отвести беду от семьи. Сапыга уже позаботился о своей скудной душеньке, предал ближнего, не думая, что кто-то осудит его за этот гнустный поступок, кто же меня упрекнёт, если стану на защиту своей семьи. Коли так, гори оно все синим пламенем и раскол их, и святые отцы, и отшельники скитские. Всех выдам и скиты, и кто на Москве тайные собрания учиняет. Никого щадить не буду. А Бог простит, еще не понятно, чья вера правильнее, – так рассуждал Прокофий Фёдорович, а по его щекам катились горькие слёзы, накатившие от обиды и разочарования.
Прямо у ворот разбойного приказа их встречал Емельян Федотович Басаргин.
Сегодня он одел новый кафтан и шапку, а кожаный ремень с петлями для ножен, оставил старый, но не раз проверенный в бою. Боярин Широковатый так же имел стремление принять участие в допросе.
Оба служивых царевны стояли у ворот и тихо разговаривали, а поговорить им было о чем. Царевна, идя навстречу патриарху, организовала карательную экспедицию на Вятку, что бы разорить раскольничий скит, и вытащить из него живого старца Симеона. В виду личной просьбы царевны, Фёдор Леонтьевич Шакловитый уступил это дело боярину Широковатому, а ему нужен доверенный человек, что исполнит волю царевны точь-в-точь, живот положит, а старца убережет и в Москву на Патриаршее подворье доставит. Дело государственной важности, боярин Широковатый мог доверить только одному человеку – старшине Казенного приказа Емельяну Федотовичу Басаргину в виду его прошлых заслуг и прозорливости. Не предполагая, как Басаргин отреагирует на сию новость, боярин Широковатый попытался начать разговор издалека, пока позволяло время.
– А что бы ты сказал, Емельян Федотович, еже ли бы царевна тебе звание полковника жаловала, да имение, – начал, слегка заикаясь, боярин Широковатый.
– И за какие же заслуги? – заинтересовался Басаргин.
– Говори, чего задумал.
– Не кому, кроме тебя, Емельяша, ехать, ну не мне же боярину, по лесам, да болотам прыгать.
Басаргин молча выслушал боярина и достал из кармана фляжку наполненную водкой.
Налив до краев железную стопку, он залпом опрокинул ее и, занюхав рукавом кафтана, произнёс:
– Кафтан весь чесноком пропах и закуски не надо, – рассмеялся он, глядя на покрывшегося испариной, боярина.
Широковатый облегчённо вздохнул, он понял, что уговорил Басаргина участвовать в экспедиции.
– На здоровье, Емельян Федотович, – с улыбкой на лице произнёс боярин.
– И мне уж тогда налей, чего уж там. Тоже твоим кафтаном занюхаю.
Они рассеялись, глядя как в ворота приказа въезжает телега с мужиком, бабой, да ребятишками. Рядом с телегой шли стрельцы, глядя на арестантов не добрым взглядом.
Телега остановилась у внутренних ворот. Тяжелая деревянная решетка, окованная железными прутьями и, с обеих сторон, стянутых железными болтами с большой шляпкой, медленно поднималась вверх, скрипя веревками по подъемным барабанам.
Дождавшись, пока телега с несчастными скрылась внутри, боярин и Басаргин направились вслед за ней по деревянным подмосткам, боясь измарать в грязи кожаные сапоги.
– Есть, матушка, заговор еретиков, – улыбаясь, прошептал Софье Шакловитый.
Боярин Широковатый и стрелецкий старшина дознались давеча.