Царственная блудница
Шрифт:
– Пардон? – спросил озадаченный Шубин.
– А что вы думаете, состояния иначе складывались изначально? – хмыкнул д’Эон, который, как выяснилось, оказался философом. – У меня иллюзий на сей счет нет и не было. Но я все же о другом. Итак, я решил ограбить какую-нибудь женщину, но никак не мог подстеречь жертву. Да и жалко было позорить почтенных особ или хорошеньких девиц. Наконец мне попалась эта несуразная чухонка... Надеюсь, она уже утешилась тем серебряным рублем, который я ей бросил.
– Про рубль ваш ни слова не было сказано! – возмутился Шубин. – Она сидит под телегой, взывая к общему сочувствию, и не удивлюсь, если соберет с миру по нитке на новую одежку. А вас там поносят принародно как грабителя.
– А, мне не привыкать, что с именем моим вечно соединены всякие мифы и легенды, словно с Юпитеровым или Аполлоновым, – отмахнулся д’Эон не без некоторого, впрочем, тщеславия. – Ну а окончание моих приключений вам должно быть, при вашей догадливости, понятно. Я напялил на себя сию хламиду, зашел в сад через известную дверку и начал пробираться к дому, как был замечен этим паршивым псом Брекфестом и загнан им на дерево.
– Имя его Прохвост, это первое, а второе, этот паршивый пес, очень возможно, вам жизнь спас, – очень сухо произнес Шубин, указывая на сук, лежащий рядом с поверженным Колумбусом.
– Великодушно извините, сударь, – проговорил д’Эон, кланяясь Прохвосту и даже подметая землю несуществующими перьями несуществующей шляпы. – Простите мне мою неблагодарность, надеюсь, впредь мы сделаемся с вами приятелями, и никаких недоразумений меж нами не будет.
Прохвост издал некий звук, который столь явно выражал сомнение, что Шубин не выдержал и расхохотался.
– Однако мы вновь отвлеклись, – спохватился д’Эон. – Давайте-ка попытаемся открыть окно и вызволить Бекетова!
Открыть окно в подвал, все в мелких переплетах, однако, оказалось не так-то легко, и в конце концов пришлось его просто выбить. Шубин был уже готов к тому, что сейчас набегут-таки сторожа и придется пускать в ход Прохвоста даже с риском дать Колумбусу возможность удрать, но, видать, и в самом деле английские les souris dansaient, и в саду никто не появился, а в глазах Колумбуса угасла вспыхнувшая было надежда.
Д’Эон спустился в подвал, Шубину с его ногой было бы сделать сие затруднительно, поэтому он остался на карауле.
Д’Эона не было довольно долго, наконец он выбрался и помог вылезти Бекетову, который двигался как-то неуверенно.
– Куда запропали?! – сердито спросил Шубин.
– Он был связан, – проворчал д’Эон, – а потом не мог шевельнуться, все тело затекло. Сначала я возился с веревками, а потом мне пришлось его как следует размять, чтобы мог двигаться.
Лицо Бекетова при иных обстоятельствах изрядно позабавило бы всех, такое смешенье чувств (смущения, отвращения, признательности и беспокойства) на нем отображалось, только сейчас было не до смеха.
– Значит, Афоня в вашем доме, сударь? – подался он к Шубину. – Дай вам бог здоровья, что приютили.
Шубин отмахнулся, сконфузившись при воспоминании о том, при каких обстоятельствах сей приют был дан, и объяснил, что Афоня на самом деле находится в доме его приятеля, некоего вельможи. Он чуть было не назвал имя Чулкова, да вовремя поймал его на кончике языка, заметив, какое любопытство появилось в глазах Колумбуса.
– Предатель! – буркнул Бекетов, взглянув на того с явным удовольствием. Присутствию Прохвоста в виде стражника он ничуть не удивился, из чего Шубин заключил, что д’Эон в подвале посвятил пленника в подробности происшедшего. – Поймал нас на какую-то пустую уловку...
– Вы считаете, то была пустая уловка? – прищурился Шубин. – О нет, господа, смею думать, что вы недооценили коварство сего господина... Морис Линар был в свое время одним из первых врагов нашей государыни – вряд ли он с тех пор сильно изменился.
– Морис Линар? – в один голос воскликнули д’Эон и Бекетов, и Шубин с облегчением понял, что ему не понадобится объяснять, что за птицу держит сейчас за горло Прохвост.
– Брекфест! – раздался в эту минуту оклик, и Прохвост так и подскочил, а потом стремглав ринулся на голос. Но тут же, словно спохватившись, осадил, пропахав борозды в траве, обернулся к Шубину, глянул жалобно...
– Черт, молодой Гембори вернулся! – прошипел д’Эон. – Вы уверены, что сумеете сладить с псом, мсье Шубин? Если англичанин натравит его на нас...
– Гарольд! – возопил в это мгновение Колумбус, кидаясь в сторону. – Спасите!
Но тут растерявшийся было Прохвост решил подчиниться тому хозяину, который ближе, и, правильно поняв невысказанный приказ Шубина, свалил беглеца с ног.
– Возьми его за здесь, – глумливо приказал Алексей Яковлевич, делая выразительный жест перед чреслами. – И не отпускай. Уходим, господа, без промедления!
Итак, кот воротился, мыши перестали плясать: несколько человек бежали через сад, угрожающе крича. Да, надо было уходить, и поскорей, но все же наши герои на мгновение задержались, чтобы полюбоваться тем, как Прохвост истово исполняет приказ и держит Колумбуса «за здесь». Это зрелище несколько скрасило им необходимость отступить перед превосходящими силами противника.
Санкт-Петербург, 1741 год
Прежде, еще малое время тому назад, дочь Петра Великого вела себя совершенно безопасно. Находясь под постоянной угрозой быть заточенной в монастырь (отнюдь не за беспримерное распутство, а за то, что являлась самой законной наследницей из всех претендентов на престол русский!), она так старательно прилаживала себе личину беззаботной бездельницы, что эта маска постепенно приросла к ней. Однако о ее правах не забывали ни разумные русские люди, недовольные обеими Аннами на российском троне, ни могущественная Франция. Посол Шетарди – весьма осторожно – и личный врач Елизаветы Арман Лесток – весьма откровенно – неустанно подогревали ее затаенные амбиции. Русские, недовольные властью обеих Анн, тоже не оставались в стороне. Их интересы выражал в основном друг Елисавет, граф Михаил Воронцов. Неустанно обрабатывал Елисавет и шведский посланник Нолькен. Соединенными усилиями им удалось заставить царевну пробудиться от многолетней любовной спячки и подумать о будущем. Она вдруг осознала, что в любой момент доброжелательное отношение к ней Анны Леопольдовны может смениться полной противоположностью. Ведь до правительницы не могли не доходить слухи об интригах Шетарди, о тесной его дружбе с Лестоком, о сходках преображенцев в доме царевны Елисавет...
Если Анна Леопольдовна оставалась к этим слухам глуха, то более проницательный Линар волновался. Надобно сказать, что точно так же реагировал на происходящее и Антон-Ульрих. Вот только два этих мужа Анны волновались порознь!
Наиболее решительные и сметливые люди из окружения Анны Леопольдовны советовали ей принять титул императрицы как можно скорей. Она отложила это до 7 декабря, своего дня рождения, желая сделать себе роскошный подарок.
Накануне отъезда Нарцисс предложил любовнице обезопасить себя и арестовать Елисавет. Анна пожала плечами. Она считала двоюродную тетку пустышкой из пустышек, и предстоящий отъезд возлюбленного печалил ее куда больше.