Цена дружбы
Шрифт:
– Одно дело, дорогая моя, сказать: “Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…”. И совсем другое:” Фрося, с красным от мороза носом, показалась из-за угла”. Совсем разных девушек нарисует твоё воображение. Не правда ли?
Катя кивнула головой в знак согласия.
– Поэзия, в особенности любовная, не терпит реалий жизни. Совсем другими понятиями апеллирует она. Воздушными, восторженными, я бы даже сказал мистическими. Но твоя подруга не лишена литературных способностей. Было бы нечестно утверждать обратное. Ей надо развивать вкус.
– Вы говорите правильные вещи, хотя не соответствуете им. Разрешите, – Катя забрала газету из рук редактора и, открыв
Похоже, редактора интересовала только фамилия автора, которая красовалась под стихотворением, потому как он быстро ответил.
– Это стихи дочки ректора института. Вполне сносно. Девочка стоит у истоков творчества.
– Да?! А это чьи стихи? – не унималась Катя, ткнув на ряд стихов. – Можете не отвечать. Дочери декана, заведующего кафедрой, и так далее. Катя возмущённо перечисляла высокопоставленные должности. Вдруг неожиданно она замолкла и тяжело вздохнула.
– Мы с подругой детдомовские, из глубинки. Значит, ей надеяться не на что? – Катя с надеждой посмотрела на редактора. Почему-то он показался ей добрым, и ей захотелось поделиться с ним сокровенным. Она не ошиблась: Сергей Петрович был из когорты старых порядочных людей, и он не мог не заметить отчаянного призыва девушки о помощи, потому доброжелательно ответил.
– Что поделаешь, дорогая, такова правда жизни. Облегчает жизнь блат или наличие богатых родителей. У вас нет ни того, ни другого. Трудно вам придётся в жизни, но сдаваться не надо. Твоей подруге надо читать побольше, чтобы сформировать свой особый стиль. Читать Пушкина, Лермонтова, Байрона. И побольше писать. Обещаю, в следующий раз я помещу её стихи на первой странице, но… только это мало что изменит, – теперь уже тяжело вздохнул сам редактор. – Единственное, что могу посоветовать твоей подруге: начать писать прозу. Авось повезёт, по её пьесе поставят спектакль или кино снимут, – Сергей Петрович ещё что-то хотел добавить, но в кабинет заглянула та самая девушка, которая нагрубила Кате, и напомнила редактору, что через десять минут совещание у ректора. Сергей Петрович стал прощаться:
– Увы, милая! Рад был бы помочь…
Выходила Катя от редактора расстроенная. То, что в институте стихи пишет каждый первый, стало откровением для неё. Она искренне считала, что писать стихи – это редкий божий дар, и ему вовсе не надо учиться. Стихи идут из души, и ими нельзя управлять. И потом, она страстно желала, чтобы её подруга стала знаменитой, богатой и утёрла нос всем тем, кто презирает детдомовских. “Ничего”, – успокоила себя Катя. “Надо заниматься – значит, будет заниматься. Люба должна стать знаменитой, и она будет ею, чтобы мне это ни стоило”. По дороге домой она зашла в библиотеку и взяла томик стихов Байрона в переводе Пастернака. Катя была решительно настроена на борьбу, но, когда она вернулась, Любы в комнате не было. На столе её ждала записка:” Пошла погулять”. Сердце Кати учащённо забилось в предчувствии чего-то нехорошего. Уже несколько дней Любу обхаживал старшекурсник Степан, который был известен в институте, как “мажористый мальчик”, недавно вернувшийся из Франции, куда его отправляли на учёбу родители, и который, попав там в какую-то заварушку, был экстренно переведён в качестве наказания в их институт. Вначале он пытался ухаживать за Катей, но, получив отпор, принялся за Любу. “Зря я ей не рассказала, как он ко мне клеился. Она, дурочка, подумает, что он в неё по-настоящему влюбился. Бедная, такая ещё доверчивая: людям всем верит, а всё от того, что любви жаждет, которой обделена с рождения”. У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки и, усевшись с ногами в кресло, открыла томик Байрона.
Люба пришла домой поздно.
– Ты где была? – Катя не спала, – дожидаясь подругу, успела и позаниматься, и приготовить обед на завтра.
– Твоё какое дело? – огрызнулась Люба. Она была явно не в духе.
– Не хочешь говорить – не надо. Есть будешь?
– Сыта, – Люба, раздевшись, легла на свою кровать.
Катя тоже не стала задерживаться и легла. О разговоре с редактором она решила рассказать подруге завтра, когда та будет в состоянии здраво мыслить. Но Любе явно не спалось. Она ворочалась, а затем и вовсе встала, чтобы попить воды. Уже в кровати она вдруг неожиданно спросила:
– Ты спишь?
Катя понимала, что время позднее, а завтра рано вставать, но волнение подруги её беспокоило, и она ответила.
– Нет.
– Кать, почему он так со мной?
– Кто?
– Степан. Он меня пригласил на вечеринку.
– Куда?
– Не переживай, не к себе домой. У одной его знакомой был день рождения. Поначалу всё было хорошо, мы вместе танцевали, он при всех меня обнимал… Потом пришла эта, – Люба замолчала и Катя услышала посапывание, что означало – Люба плачет.
– И что? – Катя задала вопрос, чтобы отвлечь подругу.
– Он на неё переключился. Представляешь, как будто не со мной пришёл! Меня вообще перестал замечать. Просто открыто игнорировал, словно я пустое место. Я как идиотка там сидела. Никто со мной не разговаривает, никто танцевать не приглашает, даже за стол не позвали.
– И ты сидела и всё это молча сносила? – от возмущения Катя села на кровати.
– Нет, конечно. Я ушла.
– Ну, слава Богу! Догадалась все же! А почему тогда так долго?
– У меня денег не было, пешком три квартала шла. Шла и всю дорогу плакала. Кать, ну чем я не такая? Почему меня все бросают?
– И слава Богу, что они тебя бросают. Любка, когда же ты прекратишь влюбляться во всякие брюки?! Пойми, дурочка: не всякий, кто на тебя посмотрит, серьёзно увлечён тобой, и ты ему нравишься. Смотрят от нечего делать, от своей испорченности, влекомые инстинктом в конце концов. К любви это не имеет никакого отношения. Ты должна знать себе цену, иметь женскую гордость!
– Мне цена – ноль! Маленькая, страшненькая… Знаешь, как меня в школе называли? “Подружка первой красавицы школы”. Первая красавица – это ты. Как я тебе завидовала!
– Не говори глупости! За тобой полшколы мальчишек бегали.
– Конечно. Сперва они за тобой ухлёстывали, но ты же у нас гордая – всем отказывала. Я их после тебя подбирала, – Люба зло бросала слова, словно камни, стараясь не промахнуться. – За это я тебя так ненавидела, хотела прямо убить или покалечить!
– Не говори глупости. Я тебе не верю, – голос Кати был мягок и спокоен, что ещё больше раздражало Любу.
– Наивная дура! Ты меня плохо знаешь: если сейчас не перестанешь, я точно тебя убью, – Люба для большей убедительности схватила вазу со стола и замахнулась на Катю.
Та аж оторопела, не зная, как реагировать, но говорить всё же перестала и для страховки, чуть погодя, встала с кровати и вышла в туалет. Катя не обиделась на Любу, стараясь понять её. “Что сказать, в довольно унизительную ситуацию она сегодня попала. И я ещё тут со своими нравоучениями. Нет, чтоб поддержать, как-то успокоить! Бедная девочка”, – жалея Любу и стыдясь своего поведения, Катя, немного погодя, вернулась в комнату. Ваза стояла на столе, Люба, свернувшись калачиком, лежала на кровати.