Центр роста
Шрифт:
– Я прошу вас, господа, - взмолился директор, стараясь не заглядывать в пруд.
– Нас осталось всего семеро… постойте, постойте. Где же близнецы?
Ахилл и О’Шипки переглянулись. Встрепенулся и Аромат, почуявший новую неприятность.
– Должно быть, спят, - предположил Ахилл.
– Они ведь засыпают за двоих. Но Анита кричала так громко, что и мертвый бы проснулся!…
– Мертвый бы не проснулся, - возразил О’Шипки.
– Господин директор - похоже, нас снова оставили в дураках. Скорее в замок!
– Вы думаете… - директор взялся за сердце.
– Бегите же, говорю я вам!
Толкаясь и оступаясь
Ворвавшись в замок, они взлетели по лестнице и, отдуваясь, остановились перед номером близнецов. Дверь была заперта.
– Посторонитесь, - велел О’Шипки.
Он разбежался и высадил дверь плечом. Директор жалобно охнул, вспомнив, видимо, что он состоит в должности и отвечает за имущество. Он охнул вторично, но уже по другой причине.
Близнецы лежали, сжимая друг друга в объятиях. В их прежнем положении это было бы невозможно, однако теперь у них все получилось, потому что многолетняя спайка была рассечена огромным тесаком. Тесак восклицательным знаком торчал из подушки. Кровь пропитала простыни, пахло железом. На ковре валялся томик из библиотеки, он тоже был заляпан красным.
О’Шипки осторожно приблизился, царапнул ногтем сиреневое горло Холокусова. «Наверно, Холокусов» - гласила издевательская бумажка, пришпиленная к воротнику пижамы. Буквы были корявые, печатные, исключающие идентификацию почерка. «Наверно, Цалокупин», - объясняла вторая бумажка. О’Шипки взял щепоть кровавого песка, в который рассыпалась под пальцами свернувшаяся черная кровь, похожая на марганцево-кислый калий.
Анита взирала на картину отрешенно и безучастно; случившееся оказалось для нее чрезмерным, с ней сделался ступор. Директор подобрал с ковра томик, достал носовой платок и трубно высморкался.
– Они так хотели совершенства, - прошептал он и всхлипнул, не удержавшись.
– Искали гармонии. Посмотрите на эту книгу. Они насиловали свою волю, но читали…
О’Шипки подошел, взял из его руки томик и громко прочел заглавие:
– «Сталевар». Производственный триллер.
Он перевернул книгу и начал читать аннотацию:
– «В сборник вошли романы «Сталевар» и «Водолаз». В романе «Сталевар» перед читателем развертывается история изощренного маньяка, который заманивает свои жертвы в литейный цех. Там он пьет расплавленный металл, тогда как с другого конца выходит уже охлажденная болванка, которой он насилует беспомощную жертву. Сторожа подкуплены Сталеваром».
– Прекратите, - ужаснулся Ахилл.
– В романе «Водолаз», - продолжал О’Шипки, не обращая на его мольбу ни малейшего внимания, - изощренный маньяк заманивает свои жертвы на водную станцию. Там он запихивает жертву в водолазный костюм, опускает
– Это, по-вашему, гармония?
– осведомился он у директора.
– Гармония, - директор упрямо нагнул голову.
– Посмотрите эпиграф. Там стоит: «…ни в чем не усердствуй, и ты претворишь Дао». Чжуе Цзы, «Великий Предел». Автор и не усердствует. Тем самым он претворяет Дао. А Дао волновало покойных больше, чем что-то еще…
Голос директора прервался, и Ядрошников, махнув рукой на профанов, отправился в угол, чтобы унять там печаль. О’Шипки, чувствуя, что совершенно свободен в своих действиях, взялся за Ахилла.
– Скажите-ка мне, героическая личность - что вы об этом думаете? Кто это сделал, по-вашему?
Ахилл посмотрел на него исподлобья:
– Вы так спрашиваете, будто ваша собственная кандидатура заведомо исключена.
– Не исключена. И все же. Кто? Вам не кажется подозрительным его поведение?
– О’Шипки мотнул головой в направлении безутешного Ядрошникова.
– Я уверен, что ваши шахматы взял он.
– Зачем?
– оживился Ахилл.
– Не имею ни малейшего представления. Но это он. По праву хозяина. Посудите сами - если он не при чем, то остаемся мы трое. Анита не в счет.
– Почему же?
– искренне удивился Ахилл.
– Она - жилистая, крепкая девица. Ее хватило бы на десять таких, - и он скосил глаза на постельное побоище.
– Анита, оставь нас, - потребовал О’Шипки, отстраняя Аниту, которая тем временем приблизилась, готовясь высказать некую просьбу.
– У нас мужской разговор. Так вот, - продолжил он, когда увидел, что Анита понуро бредет в угол, намереваясь поискать защиты у директора.
– Так вот. Я не однажды видел смерть и знаю женщин. Готов поклясться, что здесь поработал мужчина. Можете мне не верить. Но будьте же гибче! Вот если бы я сказал вам, что виноват ваш ненаглядный Аромат - вы что бы ответили?
– Аромат!
– негодующе воскликнул Ахилл.
– Он безобиден, как ягненок!
Аромат Пирогов, словно подтверждая его слова, издал звук, которой не соответствовал никаким, даже самым бредовым, представлениям о ягнятах.
– Не скажите, - возразил О’Шипки.
– У него с головой неладно, он сумасшедший. Отчего бы и не маньяк?
– Бросьте, - решительно молвил Ахилл.
– Он вовсе не сумасшедший. Вы бы видели, какой он давеча устроил эндшпиль…
– Да я не настаиваю, - милостиво уступил О’Шипки.
– Я только хочу вам показать, что всем нам свойственна известная предвзятость. Точно так же можно обвинить и меня, и вас - но какого же черта нам убивать этих несчастных? Другое дело - директор. Сойти с ума, заманить на остров кучу народа, понаписать идиотских стихов…
– Стихов? Каких еще стихов?
– Вы разве не читали? Ну неважно. У меня есть факты, - О’Шипки взял Ахилла за кушак и притянул к себе.
– Я кое-что видел.
И он, подавшись к скульптурному уху Ахилла, зашептал какие-то новости.
– Не может быть, - пробормотал, наконец, Ахилл.
– И тем не менее, я видел сам, - с победной улыбкой кивнул О’Шипки.
Директор уже что-то почувствовал в своем углу, и, видя тревожные, обращенные в его сторону взгляды О’Шипки, Ахилла и даже Пирогова, не выдержал. Его нервы лопнули: