Центумвир
Шрифт:
Его кровь на осколках, скрежет его нервов, уничтожающих все в шаге досягаемости, жесткое дыхание от обрыва внутри. Остановился.
Повернулся ко мне, в глазах почти взятая в тиски ярость.
– В доме четыре ванных комнаты. – Ровно напомнила я. – Если Халк тут закончил, можем пройти в следующую.
Усмехнулся.
В нем вновь полыхнуло, ломая его тиски. И я инстинктивно вздернула верхнюю губу, понимая, что следующая – я. Потому что совершенно по звериному повел головой и медленно двинулся ко мне, колоссальным усилием воли оставшейся на месте в той же позе и с тем же выражением лица. Остановился в шаге. Не глядя, снял с чудом уцелевшей полки полотенце и прижал к разбитым костяшкам правой
– Любишь супергеройское кино, Джокер? – полуулыбаясь, нежно-обманчивым ласковым шепотом, делая шаг ко мне. Рефлекторно отступившей. И уперевшейся спиной в косяк двери, – а как насчет жанра ужасов? – еще один его шаг ко мне, близко, втискивая похолодевшую меня в часть стены и дверной косяк. Втискивая не только физически. Подавляя. Не потому что он так хотел, потому что он… был собой. Склонился и мне на ухо сквозь зубы свистящим шепотом, с едва улавливаемы утробным рычанием. Едва улавливаемы физически, но мощно ломающим ментально, – не доводи меня. Даю гарантию, что тебе этот жанр кино не понравится, родная. – Едва уловимым шепотом, нежно касаясь зверино улыбающимися губами моей похолодевшей кожи, – потому что ты как вип-клиент будешь обслужена по полному разряду. Со всеми сопутствующими, – полуприкус мочки уха, – не доводи до этого. Не доводи, я прошу, девочка моя. Ты же уже знаешь, что не тормозну… Не превращай все в хоррор, мы ведь с тобой так любим хеппи энды, хотя в них не верим. Либо мы ломаем систему, либо я сломаю тебя, Макиавелли, выбор не богат… решай. Еще раз доведешь – для тебя это последний будет.
Да пошел ты на хуй, ненормальный, блять.
Разумеется, не вслух. Губы были спаяны дичайшим напряжением, как ответом на то, что в нем все еще полыхает, а с самоконтролем у него порой осечки. Не покорен. И никогда не будет. Слишком трезво себя оценивает.
Ярый…
Как же емко, сука…
Приподнимая подбородок, с презрением глядя на осколки за ним. На окровавленные осколки. На итоги его разрушения. Хаоса. Мрака. Ада. И подбородок выше и презрение скрадывается ресницами. Так бывает, когда понимаешь, что выше этой дряни. И поднимаешь голову, чтобы узреть весь масштаб и лишний раз утвердиться насколько выше.
– Именно так, моя, – его тихий смех, грубый и болезненный прикус мочки уха с одновременным сдавлением моего яро воспротивившегося тела.
Но он шагнул прочь из разнесенной ванной. Слабость в ногах. В теле. Вот тварь…
Через пару минут, упала на кровать, выматерилась, когда уебал входной дверью (итальянца две свечки!) и начала искать в интернете службы клининга, но сообразила, что сначала нужно позвонить по другому номеру.
– Вадим, Яр увидел последнее сообщение и, – посмотрев на дверь, за которой итоги его недовольства, удрученно сообщила, – взбесился, если кратко. Ушел, я не успела ему сказать, что он накрутил себе невесть что с пустого места. Подумала, что как бы тебе еще не перепало и решила предупредить.
Повисла пауза. Затягивающаяся. Странная. Я, приподнимаясь на локте, глядя на дверь ванной, настороженно позвала:
– Вадим?
– Ясно, – чуть погодя произнес он. Голос вроде бы ровный, но отчетливо чувствовалась, что он весьма напряжен, – о, звонит. Не беспокойся, все нормально, я объясню ситуацию.
– Вадим, он очень взбесил...
– Ален, я знаю, не переживай, все нормально. – Перебил он и отключился.
Да и идите вы вообще на хуй все. Заебали, блять. Позвонила Вале и вызвала ее на работу, похуй, что воскресенье, и мы вчера допоздна сидели, надо решать с проушеном конференции.
***
– Это что за ужас? – поздним вечером разглядывая взятку, отставленную Истоминым на край раковины в ванной, примыкающей к спальне, кою я выбрала для ночевки взамен разнесенной им, с которой была смежна предыдущая спальня. – Серебро,
– Платина. – Пояснил он, закатывая глаза и отклоняя входящий вызов.
– Да? Страшилище какое. – Устало разглядывая кулон резюмировала я. – Не нравится. – Повернулась к зеркалу, снимая патчи, – шубу хочу.
– Поехали. – Зевая произнес Яр, вновь надевая пальто.
– Ты в следующий раз уточняй, что я приму в качестве взятки. Зачем лишний раз тратить? Я о времени, разумеется. – Укладывая патчи в контейнер и доставая косметичку, оповестила я.
– Эту хуйню вернуть? – равнодушно бросил через плечо, направляясь к выходу из ванной.
Красивый кулон, в принципе. Под ребрами пробежался холодок от осознания, что еще совсем недавно я бы ахнула, назвала его дураком и не отдала бы ни в жизнь, но вслух сказала бы, мол, ладно, вроде ничего. А сейчас…
– Без разницы. – Касаясь подводкой века, честно ответила я, остановившемуся и повернувшему голову в профиль Истомину. – Через тридцать минут буду готова.
Вечер просто полное говно. Просто полное. Прошатались херову тучу времени по центрам, мне ничего не нравилось. Искренне не нравилось. Он терпел. Памятуя о том, что шоппинг не его любимое развлечение, я бы поиздевалась, но у меня действительно настроения вообще не было.
– В пизду, – резюмировала я, мрачно глядя на очередную шубу стоимостью с нормальный Лёхус, причем на вид и качество она этого действительно стоила, но у меня на нее так и не встало. Меркантильность надо в ремонт отнести. Или не выспалась просто…– Не хочу, спасибо. – Сняла и отдала девушке с весьма натянутой улыбкой ошарашенно глядящей на меня, повернувшуюся к Истомину непрерывно разговаривающему по телефону. – Мне ничего не понравилось, я устала и хочу спать, поехали.
– Эту берем, – отводя телефон от лица, сказал он консультанту и перевел взгляд на вопросительно приподнявшую бровь меня, – из тридцати девяти вариантов, эта мне действительно понравилась. Ну, двенадцатая еще ничего была, завтра куплю. Хочешь – выброси.
Да и выброшу. Ну, поношу, как настроение будет пару раз. Потом выброшу.
Все-таки шуба ничего, если совсем уж не придираться, то очень даже ничего. Когда приехали домой и я покрутилась у зеркала, то даже заключила, что нормальная.
– Сойдет.– Оценивающе глядя на себя с боку, произнесла я. Подняла взгляд на сидящего на ступенях Яра, недовольно глядящего в экран и набирающего сообщение, – жрать будешь? – ладно уж, заслужил.
– Буду.
Обслужив явствами Истомина, налила себе кофе и села на стул напротив него.
– Ты Вадима не убил?
– А ты напиши ему, узнай, – зло, обжигающе, хлестко.
Как же ты меня заебал. Я со стуком поставила кружку и не слова не говоря вышла из обеденной.
***
У нас не было секса, почти не разговаривали, только по необходимости и я была рада, когда его срывали из дома. Действительно рада. И домой я ехать не хотела. Хотела к брату, ебущемуся с новой империей. Ебущемуся с женой, с ее отношением. Он об этом не говорил, но я звонила Лесе, закинув скрещенные ноги на край стола и покачиваясь на ножках стула, улыбаясь, слушала ее уместный моим вопросам треп . И ломала карандаши в руке. Потому что она не понимала… что мы оба в особом круге ада и не можем показать это друг другу. Я и Илья. Мы в очень особом круге преисподней, дурочка. В таком, где я не могу показать своему брату, что мне хуево, где я не могу сказать своему сильному старшему брату, что мне очень и очень хуево и прогрессивно становится хуже. Где я не могу, не имею никакого права просить его защитить свою тупорылую, бесполезную, просто ебнутую сестру, от которой кроме проблем, он никогда ничего не видел… Я. И мой брат.