Часть той силы
Шрифт:
– Да так, просто нужен. Это же не преступление, собирать хворост. А на вашем месте я бы уничтожил эту мертвую голову.
– Что я могу с нею сделать? Закопать?
– Ни в коем случае, – ответил Защитник. – Если закопать, то откопают. Сожгите ее в печи. И обезьяну сожгите тоже. Пока детей не вывела. Если такие начнут размножаться, то добра не жди.
Ложкин сходил за сумкой и положил в нее еще липкий от крови череп.
41. Череп…
Череп имел несколько вмятин, похоже, что его били чем-то тяжелым. Внутри оставался розовый мозг,
Телефон зазвонил снова.
– Сегодня второй день, – сказал неизвестный Ложкину мужской голос, – значит, я прихожу за долгом, как мы и договорились.
– За каким долгом? – удивился Ложкин.
– Ты, парень не гони, – тяжело произнес голос. – Ты у меня брал при свидетелях, я их с собой тоже приведу.
– Сколько я брал? – похолодел Ложкин.
– Двести долларов на два дня под сорок процентов. Значит, сегодня отдашь двести восемьдесят.
– Всего лишь? Заткни это себе в задницу, придурок!
Он бросил трубку и только сейчас вспомнил про двести долларов, которые лежали на столике. Что это может означать? Как он мог брать в долг при свидетелях, если сам об этом вообще ничего не помнит? И еще под такие идиотские проценты! Кто этот человек, который собирается прийти сюда, да еще привести свидетелей? Черт побери, а ведь Защитника в доме-то нет! Это может превратиться в проблему.
Сумка с обглоданной человеческой головой стояла у его ног. Он поднял сумку, повесил на плечо и пошел вниз, намереваясь выйти во двор и включить печь. Но внизу его ждал гость.
Точнее, гостья. Женщина средних лет в милицейской форме. Младший лейтенант с сумочкой, блокнотом и худым белым котенком. Блокнот она уже положила на стол, а котенка держала на руке, поглаживая.
– Подобрала вот, – сказала она о котенке, будто извиняясь. – Прошу прощения, что вошла, но я стучала в окно, а звонок у вас не работал.
– Чем обязан? Кажется, я не совершал ничего противоправного.
Женщина села за стол, открыла блокнот и взяла ручку. Котенка она ласково посадила на пол.
– Этого о себе никого не может сказать, даже я, – жестко сказала она, и ее лицо из приятного стало трафаретным, будто вырезанным из старого плаката.
– Тогда в чем дело?
– А дело вот в чем. По соседству с вами живет девочка, Аликова Тоня. Вы не могли ее не заметить. Так вот, она исчезла из дома, судя по всему, была похищена. Несколько свидетелей видели, как ее заталкивали в машину. Мы опрашиваем всех, кто живет неподалеку.
– Как выглядела ваша девочка?
– Ей четырнадцать лет, и она карлица. Еще у нее легкая форма шизофрении.
– Карлица? – удивился Ложкин, – и вдобавок, ненормальная? Я такой никогда не видел.
– Она выглядит как обыкновенный пятилетний ребенок. И даже говорит, как ребенок, хотя ее странное поведение все равно бросается в глаза.
Ложкин вспомнил девочку-станкозавод.
– Вы говорите, ей четырнадцать лет? В каком доме она жила? То есть, живет.
Еще один кусочек головоломки встал на свое место. Ребенок из соседнего дома вот
– Что у вас в сумке? – вдруг спросила милиционер.
Ложкин вздрогнул и посмотрел вниз. Белый тощий котенок, видимо, учуяв запах крови, пытался влезть в сумку, где лежал человеческий череп. Ложкин оттолкнул котенка ногой, и женщина брезгливо поморщилась.
– Я видел их вчера, – быстро заговорил Ложкин, – и даже немного слышал их разговор. Они задабривали девочку, предлагая ей игрушки. Лица свинские и…
– Вы сможете их узнать? – спросила женщина.
– Нет.
– Вы же скульптор, насколько я знаю. Вы должны хорошо запоминать лица.
– Я не люблю иметь дел ни с милицией, ни с бандитами. Извините, но в моем представлении они мало отличаются друг от друга.
– А если не для протокола?
– Тогда, может быть, и узнаю, но не ручаюсь. К тому же темные очки. И все представители этой профессии немножечко на одно лицо.
– Все-таки, – что у вас в сумке? – спросила она. – А вы так и не ответили. Вы хотите уйти от ответа или у вас проблемы с памятью?
42. Проблемы с памятью…
Проблемы с памятью у Ложкина действительно имелись. Причем с каждым днем проблем становилось больше. Началось с того, что он никак не мог вспомнить знакомую девушку; потом, он не помнил людей, у которых якобы занимал двести долларов. Кроме того, было множество совсем незначительных мелочей, вроде того, что он вдруг забывал слова или вдруг вспоминал имена и лица людей, с которыми он никогда не был знаком. С его памятью явно что-то происходило. Порой, на какие-то мгновения, Ложкину вообще казалось, что он сходит с ума. Только за вчерашний день это чувство посещало его четыре раза. Несомненно, что все это было связано с домом и с тем миром, который жил под домом.
– У меня проблемы с памятью, – тупо ответил Ложкин, не придумав ничего лучшего. – Я даже таблетки пью, «Фезам» называются.
В этот момент милиционерша хотела что-то сказать, но отвлеклась:
во дворе послышались голоса; женщина перестала смотреть на сумку и подошла к окну, затем задумалась о чем-то и подхватила котенка, прильнувшего к ее ноге.
– Ладно, – сказала она, – пока я вас оставлю. Может быть, нам еще придется вас вызвать. У вас, я вижу, гости.
Она ушла, разминувшись в дверях с тремя совершенно незнакомыми Ложкину типами. Один из их, высокий и с соломенными волосами, напоминал длинноносого Иванушку; другой был так худ и свирепо-очкаст, что без труда мог бы сыграть роль смерти в каком-нибудь туповатом фильме ужасов, у названия которого в телепрограммках ставят всего три звездочки; третий был таким маленьким, злым и загорелым, что напоминал пережаренный до несъедобности кусочек картошки. Ложкин уставился на них с непониманием.