Часть той силы
Шрифт:
Выйдя из зарослей, Ложкин вначале увидел на дороге несколько узловатых корней, которых не было еще каких-то пять минут назад, а потом с удивлением убедился, что оказался довольно далеко от того места, где он вошел.
Эти заросли были опасны. На всякий случай, Ложкин отошел от них подальше. После этого он шел параллельно реке, по дороге, покрытой толстым слоем оранжевой пыли. Одна сторона дороги была плотно усажена маленькими, будто карликовыми, домиками с окнами без стекол. Другая была завалена строительным мусором. Все это безобразие называлось улицей Динамо-Корчагинской и, судя по номеру 303 было довольно длинным.
Примерно
Вихрь разлил воду в миске с листом протейника, которую Ложкин все время аккуратно нес, вначале просто в руке, а затем поставленную на дно сумки. Увы, теперь компаса не существовало, по крайней мере, до тех пор, пока не найдется вода. Воду из фляги Ложкин к этому времени выпил.
По этой же улице Ложкин шел еще около двух часов, пока неожиданно не вышел к вокзалу. Невдалеке был железнодорожный мост, и, скорее всего, идти нужно было в ту сторону. В этом месте невозможно было спуститься к реке и набрать воды, поэтому лист протейника все еще не показывал верного направления.
Перейдя мост, он пошел по верху железнодорожной насыпи, шурша ногами по осыпающемуся щебню, – насыпь была настолько непрочной, что он едва взобрался наверх. Затем он увидел нечто странное: у разбитого вагона стояли две, на вид очень старые, куклы. Одна из них была Чебурашкой, а другая, уже полуразложившаяся, скорее всего обозначала крокодила Гену. Крокодил повторял с уверенной размеренностью колес, ударяющих в стыки: "Чебурашка, подвинься. Чебурашка, подвинься…" Очевидно, это были роботы, функционирующие до сих пор. С правой стороны все пространство до самого горизонта превратилось в марево желтой пустыни, над которым то и дело проблескивали какие-то быстрые искры. Здесь же, довольно близко, к самому небу поднималось нечто, напоминающее мутный хобот застывшего смерча. Ложкин не имел ни малейшего желания идти в эту сторону.
Он остановился у роботов-игрушек и коснулся крокодила.
– Добрый день, – сказал Крокодил знакомым чуть скрипучим голосом Шерлока Холмса.
Это ободранное чудище ростом было повыше Ложкина. Каким образом могла появиться эта кукла, – подумал он, – если этот мир возник сто лет назад? Возможно, куклы меняют облик, приспосабливаясь к интересам детей той или иной эпохи? Тогда почему крокодил, которому уже лет тридцать или сорок, а не… Чем увлекаются дети сейчас? Спайдерменами или еще чем-то? Не имею понятия. Когда появится новая по-настоящему популярная кукла, этот робот примет ее облик. Если только доживет до того времени. Кажется, он вот-вот развалится.
– Добрый день, – ответил Ложкин, – не подскажете ли, где мне набрать воды?
– А
– Нет, спасибо, – отказался Ложкин.
– Чебурашка, подвинься, – снова сказал Крокодил.
– Не могу, у меня лапка болит, – ответил Чебурашка и жалобно захныкал. Ложкин увидел, что у него всего одна нога, а из разрыва в брюхе торчит белая кость. Рана выглядела так, что у Ложкина внутри что-то оборвалось.
Он перешел через насыпь и спустился в ту сторону, где за стволами старых ив действительно поблескивала вода. В ушах все еще звучал детский плач Чебурашки.
Только подойдя совсем близко, он понял, что ошибся. Поверхность воды была совсем рядом, но вдали она переходила в самое настоящее болото, скрытое завесой тумана. Из жирно блестящей грязи торчали голые мертвые стволы. Горизонт был затянут серой дымкой, из-за которой болото казалось бесконечным, как песня кочевника.
Жалость в нашем мире есть вещь столь же ненужная и неуместная, как лишняя пара извилин у полковника военкомата, – подумал он, – надо же, пожалел игрушку, идиот! Интересно, пожалеет ли кто-нибудь меня, если сейчас из болота покажется… А ведь это самое настоящее болото!
Он отступил от воды на несколько шагов.
Местность была смутно знакома. Скорее всего, он бывал здесь раз или два в раннем детстве, приходил на пляж с кем-нибудь из взрослых. Раньше здесь действительно было озеро, раньше здесь купались и загорали. Болото возникло уже после этого. Ложкин узнавал полуразрушенный каменный павильон, который в старые времена был, кажется, магазином. Сейчас крыша исчезла, а толстые каменные стены выглядели так, будто их били огромным тараном, откалывая приличные куски. Куски валялись здесь же.
И в этот момент оно показалось. Это было невероятно в самом прямом смысле слова, поэтому Ложкин вначале просто не поверил своим глазам. Из-под грязи поднялось подобие огромной человеческой руки. Кисть была совсем человеческой, включая ногти, вены, выступы суставов и даже металлическое кольцо на безымянном пальце. Но на ладони имелось отверстие, скорее всего, ротовое. По мере того, как рука поднималась над водой, она все меньше была человеческой. У существа оказалось множество тонких членистых ног, извивающихся, как черви. Они с огромной скоростью отталкивались от грязи, поднимая искрящееся под солнцем облако брызг. Болотный брызгун.
48. Брызгун…
Брызгун двигался быстро, почти как глиссер. Сейчас все его тело показалось над поверхностью. Его длина была метров восемь; может быть, больше; по спине шла густая грива черных волос. Головы не было вовсе, ее заменяла громадная человеческая кисть, пальцы которой, очевидно, служили щупальцами.
Ложкин попытался бежать, но насыпь под его ногами осыпалась так быстро, что он оставался на месте – как будто бы он был муравьем в огромной воронке муравьиного льва. Тогда он спрятался у задней стены павильона, среди каменных обломков. Брызгун уже вышел на берег; он приближался, двигаясь тяжело, как танк. Ложкин ощущал дрожание почвы. Существо было очень тяжелым. К счастью, обломки заросли крапивой и лопухами; один из высоких кустов скрывал Ложкина почти целиком. Он затаился.