Часть той силы
Шрифт:
Брызгун показался из-за стены. Вначале показались пальцы, кожа на которых была все же не человеческого оттенка, а синеватая и плотная, похожая на кожу кита или дельфина. Папиллярные линии отсутствовали. Местами кожа была покрыта белыми, каменными на вид, наростами неправильной формы. Несмотря на четко видимые суставы, подвижность пальцев намного превышала человеческую; все-таки это были щупальца, а не пальцы. Брызгун растопырил щупальца и повернул кисть, осматриваясь.
Прямо посредине ладони имелась неширокая прорезь рта, вокруг которой торчали шесть небольших выпуклых глаз, безо всяких век или ресниц. Каждая из трех пар глаз двигалась самостоятельно. Пока что чудовище не заметило Ложкина. Видимо, оно было близоруко, как носорог, и не отличалось особой разумностью. Сила есть, ума, разумеется, не надо.
Рука сжалась в кулак и ударила в стену павильона, отколов от нее еще один приличный кусок. Ложкин отчетливо видел, как кулак погрузился в кирпичную стену, так, словно та была сделана из мягкого пластилина.
Сейчас брызгун был совсем близко, он двигался в сторону прячущегося Ложкина, ударяя в стену с такой силой, словно был сделан из металла. Он не спеша отодвигался, разгонялся и бил. Было видно все его мускулистое туловище, окруженное доброй сотней паучьих или муравьиных лап. Мохнатые лапы с крючьями двигались согласованно, вместе упирались в землю, создавая мощный толчок. Хитиновая броня блестела на солнце. При каждом ударе с крыши павильона валились куски шифера, а из-под крыши вылетали небольшие длинноносые птицы и верещали раздраженными голосами. В последний момент Ложкин выскочил из укрытия, но два огромных пальца мгновенно схватили его. Это, с виду неуклюжее чудовище, могло двигаться с быстротою молнии.
Брызгун поднес жертву к лицу, – то есть, ко рту, окруженному глазами. Рот округлился, открываясь шире. Внутри виднелись три челюсти, каждая изогнутая полукругом. Челюсти двигались, открываясь и закрываясь. Больше всего это напоминало затвор фотоаппарата. Это самец или самка? – подумал Ложкин, – о чем я думаю, ведь в такие моменты нужно вспоминать всю свою жизнь; если левая рука означает самку, то передо мною самка, а самки всегда прожорливее самцов. С какого момента вспоминать? Я помню себя с года; а если это самец…
На ладони появилось несколько клейких бугорков, из которых потекла отвратительная вязкая жидкость; оцепенение прошло, и Ложкин бросил в глаза чудовища сразу все расчески, которые у него были.
Он упал на камни, больно ударившись коленом; брызгун почему-то отпустил его. Отбежав метров на сто, Ложкин впервые остановился и оглянулся.
Монстр расчесывал свою гриву. Несколько передних членистых лап подхватили расчески и принялись за работу. Потом они передали инструменты следующим лапам, и те продолжили расчесывать длинные темные волосы на спине брызгуна.
Что это означает? Почему? – Ложкин на секунду замер в недоумении.
Но радоваться было рано. Насыпь все так же продолжала осыпаться, и не было никакой возможности подняться наверх, к железной дороге. Возможно, что все болото представляло собой одну большую ловушку, из которой не было выхода. Ложкин побежал вдоль края воды, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. Расчески задержат чудовище еще минут на пять, не больше того. И по земле, и по воде брызгун движется очень быстро, так что сбежать от него не получится. Тогда что же делать? Использовать книгу?
И в этот момент Ложкин понял, что книга, вместе с сумкой, осталась там, у разрушенного павильона. Там же остались все припасы и лист протейника, который должен был служить компасом.
Впереди, в километре или двух, поднималась стена тумана. Ложкин не знал, что это такое, но другого направления сейчас просто не существовало. Он ускорился как только мог, хотя влажная вязкая почва не позволяла бежать по-настоящему быстро.
Местность становилось все более безжизненной. Вначале исчезла трава, затем живые деревья. Оставались лишь старые трухлявые стволы. Затем не стало и этого. Было лишь болото, грязь под ногами и неприступная насыпь по правую руку. Но вскоре Ложкин увидел, что болото отодвигается. Почва оставалась такой же мокрой и вязкой, как и раньше, зато теперь эта полоска стала гораздо шире. Впереди нависала громадная туманная стена; казалось, что она поднимается до самого неба. Впрочем, и неба уже не было, и лишь смертельно-белый геометрический диск солнца жестко сиял сквозь туман.
49. Туман…
Туман становился плотнее.
Пробежав еще метров двести, он остановился. Что бы ни было впереди, оно означало смерть. Прямо перед ним стена тумана сгущалась до плотности клубящегося камня, и продолжалась не только вверх, но и вниз. Прямо перед ним была пропасть, в которую обрывался этот мир, в которую проваливалось пространство в обнимку со временем, сцепленные так плотно, что…
Вдруг он услышал тихий звук, похожий на приглушенный выстрел, и что-то пролетело невдалеке. Звук повторился еще несколько раз, затем земля знакомо задрожала. Брызгун приближался.
Вскоре показалось его громадная тень, движущаяся сквозь туман. Ложкин упал прямо в грязь и попытался вжаться в нее, насколько возможно. Никакого укрытия поблизости не было. В этот момент раздался негромкий щелчок, и фонтанчик острой боли ударил Ложкина чуть повыше локтя. Он увидел предмет, напоминающий резиновую присоску, всосавшуюся под кожу так, что торчал лишь шевелящийся хвостик. От хвостика тянулась тонкая липкая нить, похожая на нить паутины.
Нить натянулась и дернула Ложкина так, что его протащило по грязи. Целый веер присосок пронесся над его головой. Он вцепился в нить и попытался ее оторвать. Кожа натянулась так сильно, что боль стала невыносимой. Казалось, что кожа сейчас порвется.
Тогда Ложкин перевернулся и отчаянно вцепился в нить зубами; скорее всего, это был просто примитивный рефлекс, но он сработал: зубы перекусили нить на удивление легко.
Все новые присоски летели над его головой, но брызгун метил слишком высоко. Освободившись, Ложкин быстро, как ящерица, пополз к пропасти. Здесь насыпь из щебня уже осыпалась, и рельсы висели в пустоте, уныло наклонившись.
Его руки неожиданно провалились в пропасть; он замер, повиснув над бездной, балансируя над непрочным краем земли; снизу поднимались волны негромкого гула, напоминающего шум очень далекого водопада. Несколько камней и довольно большой земляной ком упали вниз, но звука падения не было. Возможно, из-за слишком большой глубины.
Ложкин осторожно встал на четвереньки, примерился, а затем прыгнул, вцепившись в дрогнувший рельс. Закинул ногу и повис над кипящей бездной. Он не знал, что там, внизу, да и не хотел смотреть. Ничего хорошего там не было, это уж точно.
Рельсы слегка прогнулись и пружинили под его тяжестью. Он подтянулся, закинул вторую ногу, взобрался на деревянную просмоленную шпалу и по ней перебрался на другой рельс, так и не взглянув вниз. Потом пополз в обратном направлении. Вскоре он оказался с другой, безопасной стороны насыпи.