Часть той силы
Шрифт:
57. Возвращение…
Возвращение деда застало его врасплох. Ложкин заснул прямо в кресле перед телевизором и спал сном младенца до самого утра. А на рассвете его разбудил грубый толчок.
– Че, мужик, такой грустный? – весело спросил дед. – Видел во сне свои похороны?
Ложкин протер глаза. Дед вернулся совсем другим человеком. Прежде всего, он стал значительно моложе: сейчас ему было на вид не больше пятидесяти или пятидесяти пяти. Стриженный налысо, плотный мускулистый мужчина с тяжелым взглядом серых глаз. От такого взгляда хочется сжаться в комок и забиться в самый дальний угол.
– С возвращением, – сказал Ложкин.
– Не рад, что ли?
– Рад, конечно.
– Все сделал, как я сказал? – спросил дед.
– Все в точности.
– Молодец. Далеко пойдешь, если будешь слушаться. Как я тебе нравлюсь? В молодости я был как раз таким. Или нет? Нет. Кажется, эта сволочь даже немного перестаралась: у меня было слегка жирка вот здесь. И вот здесь тоже. А теперь, смотри: ни грамма жира. Знаешь, мне нравится мое тело. Просто Аполлон какой-то. С чего бы ему так стараться?
– Он надеется вам угодить, – ответил Ложкин. – Надеется, что вы не расплавите его в печи. Он хочешь жить.
– Зря надеется, жить ему не придется. Но все равно хорошо. Выпьем за встречу, а потом с ним и разделаемся. С этим делом тянуть не нужно. Ты дал ему имя?
– Я называл его Творцом, – сказал Ложкин.
– Да хоть бутербродом, – ответил дед. – Или лучше прикончить его сразу, как ты думаешь?
– Может быть, мы не будем его убивать?
Дед перестал улыбаться и внимательно посмотрел на Ложкина.
– Слушай сюда, мой мальчик, – сказал он. – В этом доме твое мнение никого не интересует. Скажу тебе больше: гораздо лучше, если ты вообще не будешь иметь там себе никакого мнения. Моего мнения для тебя вполне достаточно. Так будет для печенки здоровее. Усек мысль? Отвечать не обязательно. Я спросил, что у тебя выпить?
– Ничего. Разная дрянь в холодильнике.
– Тогда сейчас выйдешь и купишь. Например пару бутылок… Черт!
– Что такое? – спросил Ложкин.
– Весы! Где весы?
– Там же где и всегда, в ванной.
Дед бросился в ванную. Через минуту оттуда донесся его рассерженный вопль. Он вышел с красным лицом.
– Сколько глины ты ему дал?
– Все в точности, – пролепетал Ложкин. – Восемьдесят три килограмма четыреста двадцать грамм. У меня записано.
– Этот козел сделал меня на восемьдесят один двести. Он сделал меня моложе и легче. Значит, он оставил себе больше двух килограмм глины!
– Ну и что? – спросил Ложкин.
– Ты под дурачка канаешь или просто решил меня позлить? Ты знаешь, что он может слепить из двух килограмм? Нет, это я идиот, я не предусмотрел такой возможности. Я знал, что он не может создать мое старое тело легче, чем оно было на самом деле, но я не думал, что он изменит мой возраст. Он сделал меня моложе, и это позволило ему сыграть на неопределенности веса. Как же я не подумал заранее?
– И что теперь?
Дед задумался.
– В лучшем случае мы его потеряем.
– А в худшем?
– В худшем? В худшем твой Творец объявит нам войну. А что же ты думал? В задницу он меня целовать будет? Ладно, идем проверим. Если я хоть что-то понимаю в жизни, то в подвале его уже нет.
– Можно задать вопрос?
– Валяй.
– Как вы выбрались из подвала, который был заперт снаружи?
– Понимаешь, малыш, я умею делать много такого, что для людей кажется невозможным. Я потратил на это подземелье семьдесят пять лет жизни и кое-чему научился. Меня ведь не зря считали колдуном. Хочешь, фокус покажу?
– Не надо.
– Все равно смотри.
Дед приставил к глазу большой и средний палец, а потом резко надавил, так, что пальцы вошли в глазницу. Потом вытащил сочащийся кровью глаз наружу; повернул в одну сторону, в другую, потом поставил на место, моргнул, поправляя что-то.
– И все нормально, работает, – сказал он. – Могу сделать тоже самое с твоим. Могу пальцами вынуть челюсть, снять скальп или даже черепную кость. Хочешь посмотреть на мой мозг?
– Не хочу.
– Ладно. Но я могу сделать это и с тобой, и ты не умрешь. Может быть, тебе будет больно, а может быть, и нет. Это я решаю. Понимаешь? Поэтому меня боятся. И правильно делают. Я ведь давно уже не человек, в смысле, намного больше, чем человек. За мной страшная сила. Ты тоже меня бойся, на всякий случай.
– На какой случай? – не понял Ложкин.
– На тот случай, если захочешь пойти против меня. Заметь, я сказал "захочешь пойти", а не "пойдешь", потому что пойти против меня я никому не позволяю. Это не угроза, это факт. Такой же, как два плюс два четыре. Что ты так напрягаешься, расслабься. Мы уже пришли.
Дед осторожно подошел к двери и коснулся замка. Замок щелкнул и открылся, безо всякого ключа. Дверь все еще оставалась закрытой. Дед положил замок на холодный гулкий бетон пола и прислушался. Ложкин стоял сзади и смотрел на его ухо. Ухо увеличивалось и вытягивалось; вот оно уже достигло размера блюдца и покачивалось на довольно тонком и хрупком с виду стебельке. Наконец, ухо присосалось к двери как большая присоска. Дед замер на несколько секунд, затем втянул ухо обратно.
– Кажется, там никого нет, – сказал он. – Он должен дышать, я бы услышал его дыхание. На всякий случай ты войди первым. Он не станет нападать на тебя, потому что ты здесь никто, я ему нужен, я. Но все равно, будь осторожен.
Когда Ложкин вошел, то увидел пустую комнату, в которой вчера оставил Творца. Задняя дверь была открыта настежь; несомненно, Творец ушел именно туда, в свой мир, в мир, враждебный нашему. Теперь у него столько глины, что он смог бы изготовить легионы солдат. Но он придумает что-нибудь похлеще, сомневаться не приходится.
На стенах комнаты осталась тонкая белая паутина, или может быть, грибница. Вошел дед и сразу же осмотрел все стены.
– Вот так он и ушел, – сказал дед.
– Как так?
– Он потратил свои два кило глины на создание этой паутины. Остальное я тебе пока не объясню. Ты слишком мало знаешь. Молись теперь, чтоб он ушел навсегда.
– Я не умею молиться, – сказал Ложкин.
– Так научись. А, черт с ним, будем веселиться. Все же сегодня мой второй день рождения. Это надо отметить. Например… Ты не представляешь, как давно у меня не было бабы. Я сейчас приглашу одну: молоденькая, мягкая.