Человеческий фактор
Шрифт:
– Нет, что вы, сэр. Ретиф де Ла Бретонн. Ограниченный тираж. Выпущено «Родкером». Память у меня по части старых книг энциклопедическая. А «Войну и мир» вы с собой возьмете? Тогда разрешите мне пять минут порыться в подвале.
– Можете отослать мне ее по почте в Беркхэмстед. Все равно у меня сегодня нет времени читать. Только не забудьте сказать вашему сыну…
– Разве я когда-либо забывал что-то передать, сэр?
Выйдя из магазина, Кэсл перешел через улицу и заглянул в заведение напротив. Он обнаружил там лишь молодого прыщавого юнца, уныло продвигавшегося
На сей раз Дэвис явился на службу раньше Кэсла.
– Я пришел сегодня пораньше, – извиняющимся тоном объявил он. – Сказал себе: новая метла ведь, может, все еще метет. Вот я и подумал: надо проявить усердие… оно не повредит.
– С утра Дэйнтри здесь не появится – сегодня же понедельник. А он отправился на уик-энд куда-то на охоту. Из Заира ничего больше не поступало?
– Ровным счетом ничего. Янки просят дать более подробную информацию о китайской миссии в Занзибаре.
– Нам нечего им дать. Теперь это уже забота Пятого управления.
– По тому, как квохчут янки, можно подумать, что Занзибар у них под боком, вроде Кубы.
– Так он действительно у них почти под боком – в эпоху реактивных-то самолетов.
В комнату вошла генеральская дочка Синтия с двумя чашками кофе и телеграммой. На девушке были коричневые брючки и свитер. Что-то роднило ее с Дэвисом: она тоже любила изображать из себя нечто другое, чем на самом деле. Если правоверный Дэвис, казалось, заслуживал не больше доверия, чем букмекер, то Синтия, существо домашнее, выглядела этаким лихим бойцом-десантником. Жаль только, что она была не слишком сильна по части орфографии – правда, в ее орфографии, равно как и в имени, было, пожалуй, что-то от елизаветинских времен. По-видимому, она искала Филипа Сидни [Сидни, сэр Филип (1554-1586) – английский писатель, блестяще образованный придворный и дипломат, погиб во время войны Англии с Испанией], а нашла пока только Дэвиса.
– Из Лоренсу-Маркиша, – сказала Синтия Кэслу.
– Это по твоей части, Дэвис.
– Захватывающе интересно, – объявил Дэвис. – «Ваш номер двести пятьдесят три от десятого сентября пришел весь перевранный». Это уже по твоей части, Синтия. А ну-ка, быстро зашифруй снова, да напиши на этот раз правильно. Так оно лучше будет. Знаете, Кэсл, когда я поступал сюда, я был романтиком. Думал, буду заниматься атомными секретами. Взяли-то ведь меня только потому, что я хороший математик, да и в физике соображаю неплохо.
– Атомные секреты – это Восьмой отдел.
– Я думал, что, по крайней мере, хоть научусь пользоваться всякими забавными штуками вроде невидимых чернил. Вы-то, я уверен, все знаете про невидимые чернила.
– В свое время знал – все, вплоть до использования птичьего помета. Обучили меня всему этому, а потом, в конце войны, послали с заданием. Дали такую красивую деревянную коробочку, в которой, как в школьных штативах на занятиях химией, были расставлены бутылочки. А потом дали еще электрический чайник… и набор пластмассовых спиц для вязания.
– Это еще для чего?
– Вскрывать письма.
– И вам пригодилось? Я хочу сказать, вы вскрыли хоть одно письмо?
– Нет, хотя один раз пытался. Меня учили вскрывать конверты не там, где они заклеены, а сбоку, и, запечатывая снова, пользоваться тем же клеем. Так вот, в том случае у меня не было нужного клея и, прочитав письмо, я вынужден был его сжечь. Все равно ничего важного в нем не было. Просто любовное послание – и только.
– А как насчет «люгера»? [автоматический пистолет] У вас же наверняка был «люгер». Или авторучка со взрывателем?
– Нет. Мы никогда не подражали Джеймсу Бонду [речь идет о герое шпионских романов английского писателя Иана Ланкастера Флеминга (1908-1964), агенте Британской контрразведки под номером 007, неуязвимом супермене: нули в его номере означают право на убийство противника в случае необходимости]. Мне не разрешалось носить оружие, а единственной машиной у меня была подержанная малолитражка «мини-моррис».
– Уж могли бы дать нам хотя бы один «люгер» на двоих. Как-никак мы живем во времена терроризма.
– Зато у нас с тобой есть радиотелефон, – сказал Кэсл, надеясь этим утешить Дэвиса. Он уловил горькие нотки, которые всегда появлялись в речи Дэвиса, когда ему бывало не по себе. Выпил лишнюю рюмку портвейна, или Синтия его расстроила.
– А вы когда-нибудь имели дело с микрофишками, Кэсл?
– Никогда.
– Даже такой бывалый вояка, как вы? А какая была самая серьезная секретная информация, которой вы располагали, Кэсл?
– Как-то раз я заранее знал дату высадки войск.
– В Нормандии?
– Нет, нет. Всего лишь…
– Разве мы туда высаживались? Я совсем забыл… а может быть, и не знал. Ну что ж, старина, думаю, надо нам стиснуть зубы и посмотреть, что поступило из этого чертова Заира. Можете вы объяснить мне, почему янки так интересуются нашими предсказаниями насчет добычи меди?
– Я полагаю, это влияет на их бюджет. И может повлиять на программы помощи. А вдруг правительство Заира надумает получать помощь откуда-то еще. Вот видите, мы и нашли, что требовалось – донесение номер триста девяносто семь: некто с весьма славянской фамилией обедал двадцать четвертого с президентом.
– Неужели мы даже это должны сообщать ЦРУ?
– Конечно.
– И вы полагаете, что в ответ они выдадут нам хоть один маленький секретик об управляемых ракетах?
Это явно был один из наихудших дней Дэвиса. Даже глаза у него пожелтели. Одному Богу известно, какой смесью он накачался накануне в своем холостяцком логове на Дэйвис-стрит. Дэвис сказал мрачно:
– Джеймс Бонд уже давно бы потрахал Синтию. На песчаном берегу, под жарким солнцем. Передайте-ка мне карточку на Филипа Дибба, хорошо?