Чемпионы Темных Богов
Шрифт:
«Он бросил тебя… он не идет…неважно, какие клятвы он дал».
— Надежду? — инквизитор медленно покачал головой и потер глаза. — Мы сделали твой род таким особенным. Возьми ребенка, лиши его будущего, его страхов. Наполни его тайнами, что понятны одному только Императору, дай ему мускулы и доспехи, и окружи войной. Что у нас получится? Машина? Нет, ибо машина не может чувствовать верности, не ведает мотивации, не может прилагать усилий, чтобы достичь невозможного. Они могут сломаться, но не могут пасть. Что за надежду он предложил тебе, Астреос?
Следующие секунды после вопроса наполнились тишиной.
Инквизитор медленно выдохнул и покачал головой.
— Я не хочу делать того, что должно быть сделано, но ничего не поделаешь. Ты — предатель, Астреос, но ты все равно можешь послужить Империуму, если того захочешь. Расскажи, что еще ты помнишь, расскажи об Аримане и его намерениях.
Астреос почувствовал, как в нем нарастает гнев. Они убили его орден, они сделали его изгоем, лишили всего, что делало его верным.
«Клятва связывает нас превыше всего, но для верности клятву должны дать также короли, которым мы служим», — так сказал Тидиас. Тидиас. Теперь мертвый и брошенный во мраке.
— Нет, — промолвил Астреос.
Инквизитор кивнул. В этом жесте не было грусти, а только признание того, что иного пути не было.
— Кендрион, — позвал инквизитор. Космический десантник в массивных серебряных доспехах выступил вперед. Астреос удивился, как мог не заметить его среди теней. Его ложные глаза оглядели воина, различив письмена, покрывавшие наплечники, фиалы и скрученные свитки, что свисали на золотой проволоке с груди и плеч. По полуночно-черной коже спиралями вились серебряные татуировки, словно доспехи были выращены поверх его тела. В руке он сжимал меч размером с человеческий рост. Воин посмотрел на Астреоса серыми как сталь глазами.
«Это один из них, один из рода, что убил наш орден. Один из рода, что сделал меня предателем».
Из Астреоса излился шок, а затем возвратилась ярость, ярче, пылая глубже и яснее, чем прежде.
— Тебе не хочется этого делать? — сказал Астреос, и почувствовал, как в его словах затвердевает лед. — Однажды, инквизитор, тебя будут судить, и в тот момент ты посмотришь на свое лицо и поймешь правду. Твоя душа будет вопить, когда ее поглотит огонь.
На лице инквизитора не дернулся ни единый мускул.
— Отведи серафимов, — произнес он. — Пусть варп вернется.
— Вы уверены? — спросил Кендрион, отведя взгляд от Астреоса. Губы инквизитора сложились в слабую улыбку.
— Ты ведь здесь, друг мой, — инквизитор посмотрел на другие фигуры, наполовину сокрытые тенями. Кроме старухи и стеклянноглазого человека, под черными одеяниями переминались с ноги на ногу три согбенные фигуры. — Уйдите, — приказал инквизитор, и согбенные фигуры шаркающей походкой отступили назад, словно растаяв в сумраке.
Варп коснулся разума Астреоса, и он вдруг осознал, что извивающиеся и текущие тени уходят. Также он осознал Кендриона. Присутствие воина врезалось в его разум, подобно жару юного солнца. Мысли самого Астреоса были неповоротливыми, и только еще пробуя дотянуться до варпа, он понял, что что-то не так. Его пронзила боль. Он снова ощутил кровь и почувствовал, как зрение размывается от головной боли. Он оттянул свой разум назад. От машин, зажимавших его голову, пошел запах металла и варящегося мяса.
Инквизитор посмотрел на Кендриона.
— Вскрой его разум, — велел он.
Иобель бежала. Ариман и воин Рубрики позади нее врезались в столп из белого мрамора. От удара во все стороны брызнули осколки камня и пламя. Руки Рубрики крепко обвивали Аримана. Иобель на бегу оглянулась. Ее глаза на долю секунды встретились с взглядом Аримана. Внутри нее вспыхнуло ошеломленное смятение. Она не понимала, что происходит, или каким образом оно происходит. Она ужасно, ужасно просчиталась. Их зрительный контакт оборвался, и мимолетное наваждение прошло. Иобель пошатнулась, едва не упав.
Ариман высвободился из хватки Рубрики. Воин отшатнулся, вернул равновесие и снова набросился на колдуна. Ариман встретил его воздетой ладонью. Иобель закричала, когда нагрудник Рубрики раскололся. В ее груди взорвалась боль. После нее стремительно накатило смятение. Рубрика слабо подняла руки и сделала еще один нетвердый шаг к Ариману. По фигуре воина, расходясь от груди, побежали трещины. Затем он развалился на части, обломки пустой оболочки посыпались на пол, будто сдутая ветром листва.
Иобель замерла. Ариман повернулся к ней. Он выглядел точно так же, как в момент прибытия за ней на Вохал: закованный в сине-серебряные доспехи с наброшенным поверх них бирюзовым одеянием, его голова скрыта под шестирогим шлемом. Он шагнул к ней, и его шлем растворился в лицо с гладкими чертами и ясными глазами. Доспехи задрожали и превратились в ниспадающую мантию белого цвета, подпоясанную красной узелковой веревкой. Он сделал медленный шаг вперед, словно пытаясь не спугнуть ее.
Иобель тяжело дышала, ее мышцы пребывали в состоянии между бездействием и готовностью сорваться с места. Но, конечно, ничего этого на самом деле не было, поняла она. Где бы ни находилась сейчас ее тело, происходящее было не более чем творением воображения, игрой разума. От необходимости дышать и до усталости в конечностях, все это было лишь выдумкой.
Ариман подступил ближе, осторожно, не сводя с нее глаз. И тогда она догадалась, почему, и где, скорее всего, находится. Это был не ее разум, а его.
Она встретилась с ним взглядом, и в тот момент поняла, что он также понял об ее догадке. Иобель почувствовала, как губы сложились в холодную улыбку.
— Ты допустил ошибку, Ариман. Здесь нет колдовства, а только сила воли. Здесь я так же сильна, как ты.
Он сделал еще шаг. Иобель сжала свои мысли, будто кулак, и швырнула их наружу. Ариман остановился. Его лицо было таким же нечитаемым, как резной камень, но Иобель поняла, что за этой маской скрывалось нечто близкое к страху.