Чему быть, того не миновать
Шрифт:
— Левый, опять паясничаешь? — поинтересовался мужчина.
— Кто? Я-то? Рыцарь молчит, и я молчу — о чем нам говорить? Я бы и не против поговорить, готов даже подыскать тему попроще, например, обсудить при каком давлении человечья черепушка лопается аки тыква, пробитая арбалетным болтом. — Левый пожал плечами как ни в чем ни бывало.
— Да уж, с тобой точно не сговоришься. Смотри у меня, пойдешь опять грядки полоть, раз стражник из тебя никудышный.
— Так, а зачем тут стражник? У вас тут и двери то нет, не залезет никто! — подметил Левый. — Мне бы в тень какую, ведь ежели какой вор задумает неладное, то будет искать прибежища в тени ясное дело, там я его и шугну как следует. Заодно и удобрение для грядок появится.
— Простите поведение этой несносной горгульи, сударь. Прошу, входите, хал — мужчина жестом пригласил Леона внутрь. — И не обращайте внимание на агрессивное поведение этой сварливой бестии, горгульи неспособны причинить вред
— Спасибо, я знаю. Читал и много слышал об этом.
Проход за спиной рыцаря, стоило ему войти, обратился глухой стеной — такую отмычками не вскроешь, это уж точно. Леон с изумлением ощутил, как в башне прохладно, несмотря на знойный день снаружи. Подобно нервному волокну, тянущемуся сквозь пульпу внутри зуба, сквозь всю длину клыка проходила деревянная, спиральная лестница. По ней можно было попасть на различные ярусы башни. Леон никогда в жизни тут не был, но с самого детства мечтал попасть, воображая себе немыслимое, вплоть до целой сказочной страны внутри этого мистического клыка. Какие только невероятные мысли не рождала детская фантазии при мыслях о гигантском зубе, принесенном с небес на куске огромного камня. Реальность оказалась куда прозаичней — небольшие жилые комнатки магов и ученых и относительно просторные комнаты, заполненные книжными шкафами и алхимической утварью. Никаких чудес, никаких причудливых, но безобидных монстров, которых пытаются поймать незадачливые маги. Все увиденное больше походило на заурядную мастерскую, нежели на полное тайн, волшебное место.
Похоже, что Правый уже изложил цель визита рыцаря тому, кто встретил Леона. Рыцарь не мог понять, маг перед ним или же ученый — и те и те были одеты просто и обыденно, без каких-либо опознавательных знаков. Это было сделано намерено, указ Магистратуры Астэра — маги и ученые равны. Безусловно, маги обладали невероятными способностями, но вот незадача — передать их можно было лишь по наследству. Магами рождались, а не становились. Знания же ученых мог освоить любой, обладающий незаурядным, пытливым умом. Магистратура Астэриоса в этом плане еще века назад объединила под одной крышей двух разнонаправленных мыслителей. Стоит отметить, что эти две стороны слегка недолюбливали друг друга и между ними читалось не прикрытое противостояние, правда не переходящее во что-то серьезнее словесной перепалки. Некоторые маги считали, что целью Магистратуры является вовсе не объединение величайших умов под одной крышей и накопление знаний, а раскрытие секрета магии. Что есть магия и можно ли сделать магом не рожденного таковым?
Мужчина безусловно представился, но Леон, будучи пораженным от того, что наконец увидел убранство башни, даже не запомнил его имени. Впрочем, похоже это уже было неважно. Сопровождающий привел его на вершину Клыка, целиком и полностью отданную под покои магистра. Несмотря на то, что комната была на вершине башни, визуально суживающейся на кончике до размера кулака, покои магистра выдались вполне просторными. Чтобы разделить их на несколько секций магистр использовал красиво расписанные ширмы. Леон узнал традиционные сильвийские рисунки, изображающие духов природы, эйдосов и иных существ. Они были отчасти символическими и переплетались друг с другом подобно зарослям кустарника. Леон никогда раньше не видел, чтобы на ширмы расписывали и не просто рисунками, а работами по качеству исполнения не уступающими настоящим картинам. Особенно хорошо у альвов выходили иллюстрации, пышущие невероятной выразительностью и фантазией. Сотни мини-сюжетов, каждый из которых по художественной стилистике напоминал изображения с гадальных карт. Леон знал, что традицией альвов было расписывать нижнюю часть ствола деревьев, стены жилищ и вот сейчас он увидел, что тяга к искусству альвов распространяется и на другие предметы интерьера. Осторожно пройдя за ширму и осматривая все вокруг, рыцарь обнаружил нечто невероятное, что приковало его взгляд самыми прочными цепями интереса к увиденному. Некий макет изображающий часть Линденбурга в миниатюре. Воссозданный фрагмент изображал кратер, Белый Клык и часть земель вокруг него.
«Поразительно, здесь есть даже лесопилка Байрона и мостик через ручей…», — восхищался Леон, с любопытством ребенка, разглядывающего миниатюрные деревца, домики вокруг лесопилки и фигурки людей. Детализация поражала воображение, Леону оставалось только гадать сколько времени ушло на воссоздание этого крохотного клочка карты. Фигурки были скрупулезно вырезаны из дерева и покрашены. Однако это был не просто макет карты, это был застывший вне времени фрагмент давно минувших дней, фрагмент из всем известной истории. На юге от Клыка, Леон разглядел фигурку в балахоне, вскинувшую перед собой руку. Не присматриваясь, Леон даже и не заметил бы ее, если бы не одно «но» — склонившиеся, ломающиеся и падающие деревья перед этой фигуркой. Лошади, встающие на дыбы и черные всадники в которых летят толстенные стволы деревьев.
«Баррош!» — догадался Леон.
— Вижу, вам нравится, — произнес чей-то голос со стороны и Леон понял, что увлекся и не заметил как к нему совершенно бесшумно вышел юноша и уже некоторое время смотрит на него. — Мое творение, настольная диорама, масштаб один к тридцати-пяти. Я назвал ее — Битва при Клыке. На ее создание у меня ушло три года, правда стоит отметить, что я занимался ей в свое свободное время, которого у меня увы, не так много.
Заговоривший с рыцарем незнакомец был альвом, сильвийцем, на вид ничуть не старше Леона. Типичное, красивое альвийское лицо с резкими чертами: четко очерченный тонкий, длинный и ровный нос, глубоко посаженые голубые глаза, тонкие брови, как и губы, вытянутое лицо с выдающимися скулами. Серебряные волосы уложены прямым пробором и заплетены в две толстые косы, лежащие на груди и украшенные окрашенными перьями и бисером. На линии глаз по всему лицу от виска до виска нанесена широкая линия синей краской. Знаний Леона хватило, чтобы узнать атрибут шамана — синий у альвов был цветом духов и такая линия на лице, захватывающая глаза, означала — видящий мир духов или же говорящий с духами. Одет альв был в балахон, ярко пестрящий характерным его народу рисунками: сильвийские орнаменты, сочетающие растительные мотивы и сложные геометрические узоры, в которых путается взгляд, но восхищается сложностью и детализацией разум. Подобным образом был украшен пончо Ивельетты, да и вообще большинства сильвийцев. Для неискушенного зрителя это был набор сложных загогулин, однако Леон знал, что на одном лишь сильвийском пончо может быть рассказана целая легенда, облаченная в символику или же история рода того, кто носит на себе эти одежды. Безусловно, была у сильвийцев одежда и с ничего не значащими узорами, но от этого не менее сложными, даже давящими порой на глаз. Рукава балахона украшала традиционная для сильвийцев, бахрома. Одежда иных обитателей Клыка, выглядела на фоне такого пиршества орнаментов крайне уныло и невыразительно.
Юноша поднес правую руку, сжатую в кулак к груди, после чего протянул ее к Леону и разжал кулак, ладонью вверх. Леон ответил этим же жестом и от него не ускользнуло то, что альв оценил уважительное отношение к сильвийской традиции приветствия. Сей жест нес в себе следующее послание — я приветствую вас, я вам не враг, моя глория открыта для вас. Называть имена и титулы у альвов было принято только после данного жеста, причем не обязательно сразу. Серебряноволосый юноша жестом пригласил Леона пройти вглубь помещения, и рыцарь оказался в рабочем пространстве альва, где разместилось несколько столов, каждый служил своей цели. На письменном столе Леон приметил перья и чернильницу, на другом книги — множество книг. Еще один столик поражал хрупкими на вид башенками из свитков, карт, каких-то камней, кристаллов и трав. Тут же имелся штоф вина и фрукты в вазе, некоторые из них Леон видел впервые в жизни. Достаточно осмотрев жилище альва, Леон пришел к выводу, что тот заядлый путешественник и явно побывал если не во всех, то в многих уголках Линеи. Среди прочего, внимание Леона привлекли некие цветы-лотосы из красной бумаги и бумажные каркасы прямоугольной формы, того же цвета. Леон понятия не имел, что это такое, однако наличие Дашарских иероглифов явственно указывало на то, откуда родом эти вещи.
К альву услужливо подошел деревянный стул с высокой спинкой, перебирая ножками-лапами, похожими на собачьи. Леон обнаружил, что к нему подкрался такой же и рыцарь осторожно сел на него. Два взгляда голубых глаз встретились. Альву могло быть двадцать лет, двести-двадцать или еще больше. За фасадом застывшей во времени юности, нельзя было сказать наверняка. Леон был уверен в одном — магистру, а если быть точным, шаману, далеко не двадцать это уж точно.
— Я, Элориэль из клана красного Клена приветствую вас в своей скромной обители. Мне посчастливилось занимать должность шамана Белого Клыка, хотя ваш народ с достойным восхищения упорством продолжает называть меня на свой манер, магистром.
— Мое имя Леон Бертрам, я сын Гидеона Бертрама, ныне пребываю в ранге рыцаря и являюсь эквиларом, покуда не переменю своего решения, — представился Леон и приметил на одном из столов головной убор альвийских шаманов — роуч, своеобразная повязка с двенадцатью перьями беркута, символизирующих двенадцать месяцев и четыре сезона в году. Подобные головные уборы могли носить и сильвийские воины, но количество перьев, их цвет и расположение были иными.
— Вы наверняка голодны с дороги, я распоряжусь насчет ужина.
— Благодарю вас, хал, право не стоит. Я лишь пару часов назад окончил свой привал, а вместе с ним и обед.
— Понимаю. Как поживают ваши родители, кай Леон? Мне довелось повстречаться с ними, к сожалению, лишь несколько раз. Должен заметить, вы крайне похожи на своего отца в день его свадьбы.
«Он был на свадьбе моих родителей? Это было девятнадцать лет назад, отцу тогда исполнилось девятнадцать, а матери пятнадцать», — удивился Леон.
— Прошу, опустим формальности, буду признателен, если вы будете называть меня по имени.