Чему быть, того не миновать
Шрифт:
— Простите меня великодушно, барышня! — громким и уверенным голосом произнес Леон, чтобы альвийка уж наверняка расслышала его, ведь они стояли друг к другу спиной. Леон расслышал как девушка ахнула и очевидно, обернулась. — Уж не взыщите строго за мое вторжение! К моему стыду я не сразу вас увидел, вот вам слово рыцаря! И провалиться мне на месте если это не так! Лишь вас завидев, я немедля отвернулся, ибо мои глаза не имеют права видеть ваш первозданный облик запредельной красоты супротив вашей воли. — Совершенно искренне, громко и ясно произнес Леон и прислушался.
Юноша чувствовал, как его сердце молотит с силой тарана, вышибающего ворота осаждаемого замка и со скоростью белки, бегущей в колесе. Он трепетно ждал и гадал над тем, кто же поджег его уши или это солнце так припекает?
— Если вы человек слова и обходительны с дамами как того велит ваш рыцарский кодекс, закройте глаза, чтобы я могла выйти и одеться, — отозвалась девушка и тут чуть не ахнул Леон.
Голос ее был необычайно нежен и чист как горный ручей.
— Ваше слово для меня закон! Моя вина пред вами сковала мои руки узами долга. Прошу лишь об одном — скажите, когда угодно вам разрешить мне вновь разомкнуть врата моих тяжелых век. Иначе мне вовек невзвидеть света, а вслепую едва ли до дома доберусь. Хотя признаюсь, вас увидев я будто бы ослеп и на мир смотрю подобно захмелевшему бедняге.
Леон услышал добродушный и милый смех и невольно улыбнулся, будучи с закрытыми глазами. Ему хотелось слушать незнакомку еще, — столь сладким был ее голос, но он не мог ничего придумать. Не знал, о чем спросить или что сказать: мысли путались, спотыкаясь друг о друга как пьяные гуляки в таверне, отошедшие от драки и поднимающиеся с пола. Юноше и без того казалось, что он несет околесицу или сыплет без разбора высокопарными эпитетами и ими же думает. Но таков уж он был и можно ли винить человека за то каким он родился? Несмотря на то, что Леон и не думал оборачиваться к девушке, не говоря уже о том, что он покорно закрыл глаза и ждал, альвийка все же предусмотрительно скрестила руки на груди, стыдливо прикрываясь и направилась к берегу. Бесшумно, точно призрак вне времени она проскользнула сквозь водную гладь. Среди деревьев, у самого края зеленого берега лежали аккуратно сложенные и чуть придавлены корзиной: белое шелковое платье, нижнее белье и сандалии. Девушка оделась, не тронув правда сандалии. Осторожно ступая босыми ногами по мокрой траве, точно крадущаяся белочка, альвийка подошла к рыцарю и остановилась в двух метрах от него, неспешно утоляя любопытство и рассматривая незнакомца. Очевидно ее приятно удивила честность юноши: он действительно закрыл глаза и не подглядывал. Девушка вообще обрадовалась, что юноша не доставляет ей хлопот. Он был слишком хорош собой и ей безусловно было бы очень жаль, если бы пришлось звать на помощь Альбу, лежащую в тени крупного дерева и наблюдающей за происходящим с самого начала. Впрочем, один лишь тот факт, что Альба не выражала и толики беспокойства, означал, что сей юноша не имеет дурных намерений в отношении альвийки. Именно такая реакция Альбы придала девушке смелости и уверенности. Альвийка даже и думать не хотела о том, какой дикий ужас поразил бы ее будь она тут одна, обнаженная, перед неким мужчиной в такой глуши, где и обратиться то не к кому за помощью, окромя деревьев и чистого неба.
Что до Леона, то он терпеливо ждал и время шло неспешным ходом усталого и немолодого паломника, пересекшего всю Линею ради вознесения хвалы своей святыне. Никаких слов или дальнейших инструкций от альвийки не поступало. Он даже не знал, ушла ли она или же где-то рядом? Однако Леон продолжал все так же нелепо стоять на одном месте с закрытыми глазами, слегка покачиваясь. Пройдоха ветер растрепал его волнистые волосы, уронив часть локонов на лицо и щекотал ими нос и щеки. Леон не смел поправлять их рукой, покорно снося все посланные ему неудобства. Сколь ничтожны они были по сравнению с тем неудобством, что он по своей вине причинил девушке. В конце концов, Леон искреннее считал себя виноватым перед ней. Ожидание было вознаграждено сторицей. Леон вновь услышал этот чудесный смех и голос альвийки — самый прекрасный смех и голос, что он когда-либо слышал, теперь он был в этом твердо убежден!
— Природа в благородный облик, порой вселяет низменное сердце и зачастую коварство идет в одной упряжке с лестью. Вы же закрепили слово делом, а для слов надежней поручителя не сыщешь. Прошу не обижайтесь, но я на вас смотрела и гадала, будете ли вы подсматривать от нетерпенья иль верность слова закрепите. Прошу же вас, можете открыть глаза. — девушка произнесла эти слова, стараясь не уступать незнакомцу в изяществе изложения мыслей.
Леон открыл глаза и взгляд на солнце показался бы ему менее ослепительным, чем то, что он увидел перед собой. Подобно его собственному аватару, взгляд странствующего эквилара проделал долгий, томный путь. Он брал свое начало с босых ног девушки, поднимался ввысь по этим стройным столпам, держащих на себе величественный храм красоты и юности. Аватар его взгляда едва коснувшись молочно-белых ног, ступал в прекрасную пустыню белоснежного шелка и продолжал свой путь по ее мягким барханам ввысь, минуя два божественно прекрасных, аккуратных холмика-близнеца. С нестерпимой досадой от разлуки с окружающей красотой, аватар продолжил свой путь, оставив вершины этой неземной красоты позади себя. Несущийся на гребне голубых волн океана, покоившегося в глазах рыцаря, аватар разбился о слепящие изумрудным оттенком рифы, как если бы столкнулись две стихии, но не в противостоянии, а обоюдном интересе. Путешествие в сказочную страну закончилось — их взгляд встретился и грудь рыцаря вновь наполнилась жаром, но жаром приятным, нежным и мягким.
«Девушка с изумрудными глазами с изумрудного озера! Ну и дела!», — дивился Леон.
Голова юноши слегка пошла кругом, а опьяневший язык начал заплетаться и не только он один. Мысли стали ему собутыльником в этом деле, не понимая где же то вино, что было ими испито и главное, когда? Мысли рождались с изматывающей мучительностью и Леон чувствовал себя самым что ни на есть глупцом. Ему казалось, что корабли его неказистых и порывистых мыслей, кружат в безумном, яростном водовороте и вот-вот будут затянуты в воронку, перейдя из мира грез, в реальность, соскакивая с языка. Оглушенный точно обухом по голове, он не понимал, что за колдовство очаровало его? Магия пропитала эти земли или же это чары альвийки, а может Леон просто перегрелся на солнце? Юноша чувствовал, что он падает, но не на землю, а в небо. Почему в небо? Да потому, что именно туда галопом что есть мочи сейчас неслись его чувства — ввысь! Все выше и выше! Леон испытывал неземные чувства, точно вступив в поток эфемерной реки страсти, льющийся с земли на небеса. От такого взлета рыцарь пошатнулся, а земля в его глазах пришла в движение прямо под ногами, точно была ковром, который кто-то тянул на себя, пока он на нем стоит. Леон понимал, что самым натуральным образом не может оторвать свой взгляд от девушки.
Перед ним стояла не иначе как трепетная лань: нежная, невинная, воздушная, одним словом — неземная. Девушка была одета в легкий, летний сарафанчик с тонкими бретельками и подолом-бахромой чуть ниже колен. Цвет ее платья ассоциировался у Леона с чистейшими облаками в солнечный день. Сильвийские летние платья шились из легкого шелка, приталенные, в отличии от струящихся и мешковатых платьев людей, требующих пояс, чтобы хоть как-то выразить фигуру. Альвы не стеснялись своей красоты — они упивались ей и выставляли напоказ, как женщины, так и мужчины, вопреки хулению со стороны многих людей, особенно женщин, мнящих манеру альвиек одеваться срамной и считая если не всех их, то большинство сладострастницами. Альвы как правило улыбались в ответ на такие комментарии, ведь они-то прекрасно знали, что именно их раса является носителем высокой культуры и очагом цивилизации. Другие пусть и скрипели зубами, но тоже понимали, что так оно и есть — от того и завидовали. Люди утешались тем, что смогли превзойти альвов если не в культуре, то в войне, а это по мнению некоторых куда важнее чем какие-то тряпки, перья в волосах и напрягающие глаз орнаменты, столь любимые сильвийским народом.
На обоих запястьях девушки Леон приметил плетеные браслеты. Незнакомка была на голову ниже Леона и имела треугольное лицо с острым подбородком, правильными чертами лица, типичными для всех альвов в целом. Тонкие губы нежно-розового цвета сложились в приветливую, застенчивую улыбку. Ее волосы ванильного оттенка были расчесаны прямым пробором и в своей длине достигали пояса. На ушах девушка носила альвийский кафф, — особый вид украшений, не требующих проколов ушей и крепящийся дужкой за ухом. Кафф альвийки имел форму дужки, декорированной четырьмя зелеными перьями, направленными в сторону затылка.
Сказать, что Леон видел девушку красивой, все равно, что на языке чернокожих варваров с далеких южных островов, пытаться цитировать самые мудреные тома из библиотеки Магистратуры. В глазах юноши альвийка сорвала непреодолимый все эти годы занавес, явив истинную красоту, а не ее отблеск. Леон видел ее сказочно красивой! И если бы эту красоту можно было сравнить с отрезком времени, то самым подходящим эпитетом для этой цели послужило бы сравнение с бесконечностью. Красивые, большие и выразительные зеленые глаза, смотрели на рыцаря точно два глубоких озера в поверхности которых отражалось северное сияние Византа, о красоте которого Леон много читал и видел иллюстрации оного. С трудом он нашел в себе силы, чтобы скоординировать движения и поприветствовать альвийку, как и Элориэля, жестом, принятым у их народа. Девушка ответила тем же, однако не оставила без внимания рассеянность Леона.
— Вам нехорошо? — поинтересовалась она, чуть склонив голову на бок.
«Нехорошо ли мне?! Мне еще никогда в жизни не было так хорошо! О, девушка, не иначе как я был мертв все эти годы и воскрес, лишь завидев вас!», — пронеслось в голове у рыцаря, но сказал он иное.
— Немного не по себе от неловкости всего произошедшего и жары. Простите меня за этот инцидент, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину?
— Я подумаю над этим, — хитро улыбнувшись, пообещала девушка.
Выглядела альвийка, как и десятки других представительниц своего народа, но вместе с тем была бесконечно отличной от всех доселе виденных Леоном. Как если бы ее окружало сияние, видимое лишь одному ему. Рыцарь глупо смотрел на девушку, точно никогда раньше не видел альвов и терялся в догадках, что в ней есть такого, чего нет у других? Почему он не может оторвать от нее глаз и думает только о ней? Он знал ответ.