Черный лебедь. Романы
Шрифт:
Он говорил с глубокой горечью. Затем он замолчал, и в это время на его руку упала светлая и влажная капля.
В изумлении он повернулся к ней. Она сидела, прижавшись к нему и немного наклонившись вперед.
– Присцилла!
– воскликнул он с трепетом, осознав, в свою очередь, что его глубоко тронула ее сострадательность.
Словно смущаясь своего чувства, она резко и поспешно встала.
– Спокойной ночи, - быстро прошептала она.
Де Берни остался один.
– Благодарю вас за слезу, пролитую по погибшей душе, - тихо сказал он, глядя ей вслед, и поднес к губам руку.
Впоследствии ему приходилось признаваться себе, что в ту ночь, ложась спать под звездами, он чувствовал себя так, как будто какая-то часть грехов была снята с него сострадающей женской слезой.
В Тулузе, лет за 150 до описываемых здесь событий, жил де Берни, бывший довольно известным поэтом. Подозреваю, что какая-то часть таланта этого поэта жила в душе его пиратствующего потомка.
14. НИМФА И САТИР
На следующее утро, когда майор и де Берни пришли в хижину завтракать, Присцилла встретила их с жалобой.
Уже третье утро подряд мулат отсутствовал, когда следовало готовить завтрак, в результате чего ей приходилось в одиночку заниматься этим делом.
– Его нигде не видно. Каждый день он исчезает почти до полудня. Чем он занимается, и где он ходит?
– Возможно, ищет ямс, - небрежно ответил де Берни.
– Если так будет продолжаться, то он, похоже, никогда его не найдет. И вчера, и позавчера я видела, как он возвращался из леса с пустыми руками.
– Возможно, ямс стал редкостью, и ему приходится далеко уходить в своих поисках.
Очевидное безразличие де Берни к уходам слуги показалось ей любопытным, и она испытующе посмотрела ему в глаза.
– А не мог бы он заниматься этими поисками после завтрака?
– Вероятно, ему нравится искать ямс по утренней росе, пока тот еще мокрый.
От такой нелепости удивление в ее глазах достигло предела.
– Интересно, почему вы позволяете себе шутить?
– В нашем положении так мало поводов для шуток, что вы меня, конечно, извините, если я воспользовался одним из них. Но я поговорю с Пьером и посмотрю, что можно будет сделать.
Она подумала, что это просто бесцеремонная отговорка, хотя дело-то было совсем не таким уж и значительным. Обещание посмотреть, что можно сделать, когда одного его слова было бы достаточно для удовлетворения ее жалобы, показалось ей почти грубостью. Она не стала больше настаивать, но чувство досады у нее осталось.
Несколько позже майор с французом ушли на утес на свои ежедневные занятия фехтованием.
В это время капитан Лич бродил в одиночестве по сырому песку у самой кромки отступающего прибоя, ярко выделяясь своим нарядом алого цвета. Желая как можно скорее оказаться на плаву и тем самым обезопасить себя от всяких случайностей, он подгонял людей ради быстрейшего завершения работ. И вот теперь корпус был просмолен, оставалось только смазать его жиром, и через три, самое большее, четыре дня «Черный Лебедь» будет готов к спуску на воду.
Со своего места Лич видел, как двое мужчин вышли из лагеря и исчезли в лесу. Он давно уже обратил внимание на эти утренние уходы и сейчас остановился, заинтересовавшись, куда бы они могли пойти. Но тут его внимание было привлечено вышедшей из хижины Присциллой Харрадайн. Полными восхищения глазами наблюдал он за стройной изящной фигурой, одетой в зеленое платье. Он заметил, что она повернула направо и быстро пошла, как человек, имеющий определенную цель. Пройдя немного вдоль отмели, она тоже скрылась в лесу.
Любопытство относительно того, куда бы она могла так решительно направиться, немедленно перешло в желание удостовериться. Недовольство, вызванное преградой на пути его притязаний к женщине, постоянно тлело в нем и сопровождалось все возрастающим нетерпением в ожидании момента, когда будет закончено дело с испанцами и эта преграда будет устранена. Нечасто случалось Личу сдерживать свои вожделения, и он к этому не привык. К тому же, как человек буйный и недисциплинированный, он предпочитал скорее довольствоваться малым, находившимся в данный момент под рукой, что является показателем примитивного ума, чем планировать и ожидать, чтобы достичь большего.
Поэтому сомнительно, чтобы желание пойти за ней, было вызвано только любопытством относительно цели ее прогулки.
Быстрым широким шагом он пересек отмель по диагонали, направляясь к пальме с гроздьями цветов на стволе, возле которой, как он заметил, Присцилла вошла в лес. Оказавшись под сенью деревьев, он без особого труда обнаружил ее следы, четко отпечатавшиеся на почве в подлеске.
Осторожно и неторопливо, но целенаправленно, как гончая, шел он по следу. Почва поднималась, и след вел наверх. На вершине, где тяжелая сухая земля между поредевшими пальмами стала почти голой, след терялся. Некоторое время Лич искал его, пока по признакам, указывающим, что здесь кто-то недавно проходил, вышел на открытое место. Но, дойдя до обрыва, он оказался в полном недоумении. Присциллы нигде не было. Внизу, подобно гигантскому изумруду в огромной каменной оправе, его взору открылся водоем, столь чистый, что сквозь неподвижную поверхность можно было увидеть плавающих в глубине рыб. Кроме маленькой площадки, скрытой каменным навесом, он осмотрел весь берег не только возле маленькой бухты, но и за каменными барьерами с обеих сторон. Но нигде он не увидел Присциллы.
Тогда, решив, что она, должно быть, продолжает идти лесом, он вернулся, чтобы попытаться снова обнаружить след. Там, где почва стала опять подниматься, а подлесок стал гуще, он заметил признаки тропинки и, проклиная себя за напрасно потерянное время, двинулся вперед. Но внезапный всплеск воды внизу, слишком громкий, чтобы его могла издать выпрыгнувшая рыба, остановил его.
Он обернулся и увидел волны, кругами расходившиеся по зеркальной глади воды от точки, скрытой от его взора скалой. А мгновением позже он увидел нечто такое, от чего перехватило дыхание, и что заставило его упасть на колени и спрягаться за деревьями. В крошечной лагуне плавала нимфа необыкновенной белизны. В воде ее тело казалось изваянным из мрамора.
Побледневший, несмотря на загар, он не мог отвести взгляда от этого видения необыкновенной красоты. Издав звериный возглас, нечто среднее между рычанием и стоном, он закусил нижнюю губу зубами.
Когда она повернула назад, он упал навзничь и, извиваясь змеей, прополз до самого края скалы. В этом положении он и оставался до тех пор, пока она не скрылась под каменным навесом.
Тогда он встал и шляпой смахнул с лица пот. Его лицо с прищуренными жадными глазами выглядело лицом сатира. На губе виднелась кровь, несколько капель которой попали и на черную бородку клинышком.