Черный снег на белом поле
Шрифт:
«"Случайности" и "совпадения"»
В самолете на Красноярск предлагают свежую прессу. Я выбираю «Известия» и сразу наталкиваюсь на заголовок «Не согласного с выводами следствия отца красноярского подростка жестоко избили». Читаю: «Вместо лица у Тауманова — сплошной синяк. 1лаз не видно, губы в кровавой коросте. Нос раздавлен. Евгений сейчас находится в отделении реанимации Красноярской больницы скорой помощи. Врачи утверждают, что он проведет там не меньше месяца. Несчастный отец может говорить с большим трудом — врачи констатировали, что у него черепно-мозговая травма. Родные Евгения говорят, что рано утром он буквально упал на пороге квартиры и перед тем как потерять сознание сказал, что его избили милиционеры. Вчера он сказал журналистам, что двое или трое парней избили его между тремя и пятью часами утра. На вопрос — за что? Тауманов ответить так и не смог — ничего не помнит...
Все можно было бы списать на обычную уличную драку. Но дело в том, что Евгений Тауманов был единственным из родителей, кто не смирился с выводами следователей, что пятеро мальчиков заживо сгорели в коллекторе в результате несчастного случая. И сегодня его родные утверждают: глава семьи пострадал именно из-за того, что начал свое расследование обстоятельств гибели сына Максима. И даже нашел свидетелей, которые подтвердили версию об убийстве детей, к которой склоняется отец. Евгений уже приходил с этими выводами к милиционерам. Но в Ленинском РУВД Красноярска его даже слушать не стали.
И днем раньше — перед тем как Тауманов оказался избит — начальник управления уголовного розыска ГУВД края Александр Привалов опять подтвердил версию несчастного случая...»
Откладываю газету. Вот это да!
Этот район называют в городе КрасТЭЦ. Покрытие под колесами автомобиля становится ухабистым. Многие домишки напоминают трущобы. На тротуарах — все больше китайцев. Все это как будто какая-то голливудская фантазия о будущем России после ядерной войны.
Выезжаем на улицу, застроенную унылыми двухэтажными зданиями. Неровная кирпичная кладка выдает послевоенную, спешную работу военнопленных. В одном из этих домов живут Таумановы. Мы подходим к подъезду. Местные старушки, глядя на нас, перешептываются: опять в четвертую квартиру. Так и есть.
Нам открывает Евгений. Несложно догадаться, что это он: лицо заплыло основательно. Больницу Тауманов счел нужным оставить. На вопрос о происшедшем отвечает, что не хотел бы об этом говорить. Ладно, избиение пополнит число «случайностей» и «совпадений», которых вокруг «красноярского дела» оказалось предостаточно.
Некоторые странности были как-то связаны и с визитом моей скромной персоны в город. Действительно, наверно, просто совпадением является само время избиения Тауманова. Инцидент произошел сразу после того, как живущий в Красноярске мой товарищ договорился о нашей с Евгением встрече. Наверно, случайно со мной так и не смогли повидаться некоторые известные в городе люди. В том числе — журналисты, которые первоначально проявили к этим встречам интерес. Один из тех, с кем мы все же пообщались, сказал откровенно: ко мне подходили люди в штатском. Просили в связи с приездом Воробьевского не болтать лишнего. Намек на эти предупреждения прозвучал и в редакции «Красноярской газеты», где мы проводили круглый стол с представителями православно-патриотической общественности. В самом начале этой встречи, когда меня представляли собравшимся, я услышал: тот самый Воробьевский, которого так опасаются в некоторых кругах... А уж какая нервная атмосфера висела во время творческого вечера в краевой библиотеке! Сразу после того, как из зала пошли вопросы о ритуальной версии «красноярского дела», организаторы стали мероприятие «сворачивать». Сначала попросили всех из зала, потом — из холла на первом этаже и, наконец, мне и обступившим читателям предложили удалиться за пределы двора — рабочий день закончился, и нужно немедленно запирать ворота. А ведь сначала о столь жестких временных ограничениях разговора не шло...
В общем, могу теперь сказать, что какая-то влиятельная сила проявила себя в полной мере. Стало ясно, что она существует. И что — нервничает. Может, это была и не сила вовсе?!
Кстати, пока нас еще не «попросили», из библиотечного зала прозвучало:
— Известно ли вам, что посланные по почте материалы экспертизы по этому делу до адвоката в Новосибирске так и не дошли?
— Откуда такая информация?
— Из сайта Михаила Назарова, — последовал ответ. Почитаю, подумал я про себя.
Комментировать эти сведения Евгений Тауманов также не стал. Понятно: журналисты приезжают и уезжают, а ему оставаться здесь жить.
Уже некоторое время спустя мне стала известна такая история. Тауманов, отчаявшись переслать нужные бумаги по почте, выехал в Новосибирск сам. 18 сентября он был на месте в половине седьмого утра. Отправляться к адвокату так рано неудобно — и он завернул в привокзальную забегаловку. Взял завтрак, кофе. К нему подсел какой-то мужчина. Похож на дачника. Спортивные брюки с вытянутыми коленками. Достал из невзрачной сумочки коньячок. Маленькую такую бутылочку — 0,35 литра. Предложил выпить по стопочке... Но достаточно оказалось и глотка.
Евгений пришел в себя в поезде. Он снова ехал в Красноярск. Чувствовал себя нормально. Деньги, документы были при нем. Бумаги с выводами по сделанной в Лондоне экспертизе, исчезли. Он сошел с поезда в Кемерово и поехал обратно. Добрался-таки до адвоката. [86] Но до этого успел зайти и в то самое кафе. Уборщица узнала его: ну и напился же ты тогда! А потом тебя в поезд сажали. Двое с тобой было. Сказали, что земляки.
Коллектор
86
Адвокат Соломатов, перенесший за последнее время два инфаркта, говорит, что за тридцать лет профессиональной деятельности столь сильного противодействия он не испытывал еще никогда.
Выходим из квартиры Таумановых. Евгений надевает черные очки. Отправляемся туда, где были найдены тела.
Кругом становится все более грязно и уныло. Такого мрачного места я не видел давно. Проезжаем заброшенное промышленное предприятие. Запыленные осколки стекол в рамах. Ржавчина и тлен. Мы как будто приближаемся к какому-то эпицентру, из которого хаос, убивая все живое, распространяется все дальше и дальше.
Наконец — территория бывшей военной части. Пейзаж — как в «Сталкере». Какие «пришельцы» устраивали здесь «пикник»? Они точно не были людьми. И жестокость их была нечеловеческой.
Остатки стен какого-то строения. Кучи мусора, следы большого костра. Тауманов ведет нас к самому страшному месту.
Бетонное кольцо. Заглядываем вниз. В колодце — какие-то доски и бревна. Это Евгений ставил собственный следственный эксперимент — пытался поджечь дерево внутри коллектора. Не получилось... А тогда, 8 мая, милиция увидела на дне обгоревшие человеческие останки. Среди кучи мусора.
— Некоторое время назад, — рассказывает Евгений, — здесь был устроен пикет. Приезжали заместитель губернатора, представители прокуратуры и МВД. Предлагали всем разойтись. Все наши вопросы упирались в «тайну следствия». Впрочем, пикет был не напрасным. К нему примкнули родители тех детей, которые исчезали еще раньше. Оказалось, подобных случаев не так уж и мало.
Через некоторое время в квартире Таумановых мы смотрим многочисленные телевизионные репортажи, записанные в те страшные дни. Первые сообщения появились 9 мая, в День победы. На видеомагнитофоне ускоренно прокручиваем соседние новостные сюжеты — проскакивает парад, мельтешат какие-то ракеты и корабли, кто-то быстро-быстро возлагает алые гвоздики к мемориалу... Стоп. Теперь — медленнее. Теперь — про ту войну, что идет сегодня. Камера раз за разом заглядывает внутрь коллектора. Все краски весеннего дня гаснут в почерневшем бетоне.